Лайон изучал каждый уголок здания Наконец вышли наружу.

Солнце сияло над головой так ярко, что Миген, стыдясь, подумала о том, как глупо с ее стороны бояться встречи с привидением Сады страшно заросли, даже кусты самшита задыхались от пышно растущих сорных трав и виноградных лоз. И тем не менее все здесь, несомненно, привлекало своей незаурядной красотой.

— Ну и как? — резко спросил Лайон, продолжая удерживать Миген за руку.

— Я без ума от этого места, честное слово! Должна сказать, что оно отличается как небо от земли от классической простоты южных домов и имеет свое собственное лицо.

— Да, в нем есть какое-то обаяние. Свой характер. Я полностью за этот новый стиль, который приносит с собой Джордж Вашингтон. Правда, я не очень понимаю следующую за ним новейшую моду. Как только ремонт будет закончен, дом станет теплым и привлекательным.

— Но ваш дом полностью отвечает такому описанию. Зачем вам и этот особняк?

— Так положено! Все представители высшего света владеют летними домами, в которых можно укрыться, как принято говорить, от «противной духоты и давки» большого города. Понимаете, я обязан делать то, чего в эти дни ждут от достойных похвалы граждан!

— Я вас не понимаю, — вздохнула Миген, услышав в его голосе горький сарказм.

— К сожалению, это не тот дом, ауру которого вы способны понять, — грубо ответил Лайон.

— Если вы так стремитесь делать то, что, с точки зрения других, правильно, то почему же выбираете именно это место?

Вы могли бы найти…

— Понимаю. Но в том-то и вся загвоздка. Я знаю, что должен сделать много таких вещей, которые презираю. Все это стало абсурдным притворством. Единственное, что спасает меня, так это цель… Когда мне хочется послать всех к черту, я заставляю себя вспомнить прошлое лето в Учредительном конвенте. Я верю, что если смог вынести то, что мне уже выпало, думаю вынести и все остальное.

— Это позор, — с сочувствием сказала Миген.

— Что это должно означать?

— Я полагаю, что позорно заставлять себя лицемерить только для того, чтобы сделать карьеру, которая считается такой моральной и честной. В этом нет смысла.

— Возможно, настанет день, когда у меня будет такой статус, что я смогу делать все, что мне нравится, не боясь молвы. Но, сейчас это единственный способ, благодаря которому я могу быстро попасть в конгресс. Я должен искупить свою вину, чтобы поправить репутацию рода Хэмпширов.

Миген остановилась посреди дорожки и внимательно посмотрела на Лайона.

— Вам не понравится, что я скажу, но, по-моему, такие действия вам не принесут желаемой пользы. Я полагаю, у вас не тот характер, чтобы вы смогли долго притворяться. Это просто для Уильяма Бингхэма или Джеймса Уэйда, но только не для вас.

— А я придерживаюсь противоположного мнения, — парировал Лайон. — Я рассчитываю, что мне поможет справиться с этим моя сильная воля.

Миген выдержала его сердитый взгляда стараясь скрыть и свое восхищение, и свой страх.

Они довольно долго шли молча. Наконец Лайон заговорил:

— Вы слишком наглая особа. Это до чертиков злит меня.

Но тем не менее я высоко ценю вашу честность. — И легкая улыбка пробежала по его губам. — Только не увлекайтесь. Вы же не хотите взбесить меня? Сильно разозлившись, я теряю благоразумие.

Увидев его снисходительную улыбку, Миген немного расслабилась.

— Миген, что вы рассматриваете столь пристально? Не бородавку ли у меня на лице?

Она, сконфузившись, зарделась, потупила взгляд и прошептала:

— Вы, сэр, бестактны.

Лайон расхохотался и, поднеся ее руку к своим губам, поцеловал крошечные пальчики.

— Ну и заявление! Вы в оборот пустили достойное доктора Франклина выражение: «Горшок корит котелок за сажу»!

Руку Миген словно обожгли приникшие к ней губы. Внезапно охваченная паникой, она побежала по заросшему саду.

«Почему всякий раз, когда он оказывается рядом, я теряю самообладание? — испуганно подумала Миген. — Почему я согласилась поехать сегодня, хотя всего несколько дней назад решила, что не хочу иметь с Лайоном ничего общего?»

К саду примыкал необработанный участок, на котором близко друг к другу росли дубы и вязы. Миген хотела передохнуть в их укрытии, ибо дыхание обжигало ее горло. Неожиданно под ногу попался скрытый грязью толстый серый корень. Миген вцепилась в шероховатую кору и восстановила равновесие, но, когда попыталась пошевелить поврежденной ногой, ее пронзила острая боль.

— О Боже мой, — задыхаясь и чуть не плача промолвила Миген, — что же теперь делать?

Появился Лайон, и в отчаянии Миген прикрыла руками лицо, чтобы скрыть слезы.

— Я сказал что-то неуместное? Я хотел только развлечь вас. Неужели моя шутка подорвала доверие ко мне!

Несмотря на свое состояние, Миген улыбнулась. Забыв о поврежденной лодыжке, она потянулась, чтобы пожать ему руку в знак примирения, и закричала от боли. Лайон мгновенно поднял ее с земли. Миген разрыдалась, прижавшись мокрым лицом к его плечу.

— Моя лодыжка! — простонала она, хотя боль в ноге была лишь частью беды.

На лице Лайона отразилось чувство облегчения, ибо ему неизмеримо проще было иметь дело с физической болью, чем с душевной. Он без каких-либо усилий понес девушку, пока не увидел на прогалине похожее на застекленную террасу помещение.

Внутри вдоль стен стояли широкие скамьи. Муслиновая занавеска защищала от света и пыли плюшевые бархатные диванные подушки. У дальней стены располагались три Письменных стола, прикрытых тонкими белыми чехлами.

Лайон сел на скамью, и Миген оказалась у него на коленях, почувствовав твердые мышцы его бедер, прежде чем он уложил ее на подушки. Не сказав ни слова, Лайон, приподнял юбки Миген, осмотрел лодыжку и осторожно повернул ее. Миген, чтобы не вскрикнуть, прикусила губу.

— Ничего не сломано, — успокоил ее Лайон. — Я сомневаюсь, что нога распухнет больше, чем сейчас. Это, я знаю, болезненно, но держу пари, к утру вам будет много лучше.

— Спасибо, доктор Хэмпшир, — произнесла она со слабой улыбкой и была вознаграждена его быстро сверкнувшей усмешкой.

— Я больше не переборщу со своим сарказмом, моя девочка, — сказал он шутливо. — Впредь вы и ваша лодыжка зависите от моего хорошего поведения.

Миген внезапно ощутила на своей обнаженной ноге его большую теплую руку, и у нее пересохло во рту. Воцарилось молчание, пока Миген медленно не подняла глаза и не встретила его взгляд.

Взор Лайона ласкал ее, задерживаясь на блестящих черных локонах, фиалковых глазах, опушенных темными ресницами, на порозовевших щеках. А затем, как Лайон ни сопротивлялся своему желанию, он опустил свой взор вниз, на нежную линию мраморно-белой шеи Миген.

Она почувствовала себя обнаженной под взглядом его сверкающих океанской синевой глаз, будто снимающих с ее пышной груди бледно-лиловый муслин. Реальность отступила, пришло некое горячащее кровь волшебство, соткавшее вокруг Лайона и Миген атмосферу таинственного очарования. Миген больше не чувствовала и не замечала ничего, кроме близости Лайона, его теплого прикосновения к больному месту, его гипнотизирующего взгляда, сделавшего девушку добровольной пленницей.

Пальцы Лайона скользнули вверх по атласной коже, у Мигер перехватило дыхание, когда пульсирующий жар распространился в уголок тела, где сходились ее бедра. Лайон обнял Миген, и она доверчиво прижалась к нему. Длинные пальцы разглаживали ее волосы, когда их уста слились.

Лайон воспламенил своим языком ее язык, и в ней зажглось страстное желание. Ее руки сплелись на его крепкой шее, а она почувствовала его стальное объятие «Я будто иду на дно». — безвольно подумала Миген, охваченная сладостным туманом Лайон гладил ее хрупкое тело, затем сбросил с нее накидку и умело расстегнул пуговицы.

Платье и нижнее белье Миген, казалось, сами, соскользнули с ее плеч, и Лайон склонился, вдыхая аромат сирени ее шелковистых волос. Он обжег губами гладкую, как лепесток цветов, кожу. Когда рот Лайона коснулся груди Миген, она тихонько вскрикнула. Его язык, губы и зубы ласкали ее, пока девушку не стало бросать то в жар, то в холод и она почувствовала его твердое, дерзкое мужское достоинство…

Бархатные диванные подушки внезапно рассыпались по полу.

Сильные руки Лайона опрокинули ее навзничь, и затуманенным взглядом Миген увидела, что Лайон сбросил с себя всю одежду.

Тело Лайона оказалось великолепным. С грацией дикого кота он молча припал на колени рядом с ней и сдернул ее юбки вниз. В фиалковых глазах Миген кипела страсть, а чресла горели желанием, имени которого она еще не знала.

Миген вздрогнула, когда их тела впервые жарко сплелись, и затрепетала в руках Лайона, мучительно остро почувствовав его желание. Лайон, казалось, пожирал душистое, мягкое тело Миген, приникая к ее грудям, пока они до боли не напряглись под его губами. Застонав, Миген крепко вцепилась ему в волосы.

Руки Лайона скользили в поисках тайных сладких местечек на ее теле. Он целовал затылок Миген, где росли по-детски вьющиеся локоны, и поддразнивал языком ее изящные ушки. Их уста снова слились. Миген гладила его по спине, а потом опустила руки на его узкие бедра. Она почувствовала, как сокращаются мышцы Лайона от ее прикосновений и как ее обожгло нечто твердое.

Никто из них в тот момент не смог бы четко сформулировать, что с ними происходило, ибо победило то, что оба считали роком. Последний поцелуй завершали медленно. Миген прильнула к Лайону и чуть не задохнулась от боли и наслаждения, подстраиваясь под задаваемый Лайоном ритм и поднимая свое тело навстречу его.

Лайон тяжело застонал, стиснул зубы, и испытываемая Миген боль сменилась потоком наслаждения.

Лайон медленно пробовал на вкус влажные губы Миген.

Затем лег рядом, притянул ее к себе, и она прижалась щекой к золотистым волосам на его широкой смуглой груди. Миген прислушивалась к его сердцебиению, пока оно не вошло в нормальный ритм.