– Но вы же… – в ужасе произнесла Оливия. – Захватывая корабли, пользовались саблями, пистолетами и ружьями. А забирая груз, вы просто крали его. Наверное, и в шлюпки загоняли людей, угрожая оружием…

– Совершенно верно, – ответил Лайон. – Кроме того, мы были в масках. И в случае необходимости пускали в ход сабли, ружья и пистолеты. – Он помолчал и тихо добавил: – Обычно это было необходимо.

И тут Лайон, как ни странно, улыбнулся. Улыбнулся едва заметно, одним лишь уголком рта. Но эта его улыбка почему-то взволновала Оливию – взволновала настолько, что у нее даже дыхание перехватило.

– Я знаю, это было безумие, – в задумчивости продолжал Лайон. – Но именно этого я тогда хотел. Я был в бешенстве и искал выход своему гневу. И таким вот способом использовал его, чтобы вершить правосудие. Поверь, это принесло мне огромное удовлетворение.

Оливия молчала, не зная, что сказать. Было ясно: Лайон стал на опасный путь и рисковал своей жизнью – снова и снова. Но, с другой стороны… Он ведь завоевывал почетный приз Суссекса за меткую стрельбу три года подряд. А тот факт, что он все еще жив, свидетельствовал о его здравомыслии и ловкости. Кроме того, он всегда был прекрасным стратегом и все планировал заблаговременно. Но странное дело: хоть раньше Лайон и придерживался всевозможных правил; ей всегда казалось, что он рожден для того, чтобы устанавливать свои собственные. Впервые он сделал это на балу, когда украл вальс у Камберсмита. И выходит, что именно она толкнула его на этот путь. При мысли об этом губы ее тронула улыбка.

Но как же относиться к его откровениям? Впрочем, в глубине души Оливия прекрасно это знала.

Радостно просияв, она спросила:

– И до сих пор никто про это не узнал?

– Торговцам в Европе я известен под другим именем. Известен как коммерсант, всегда заключающий выгодные сделки. Но при этом человек честный и надежный, помогающий другим добиться процветания. Кроме того, я известен как приятный собеседник и искусный танцор с изысканными манерами, пользующийся успехом у женщин. И еще – желанный гость на званых обедах по всему континенту. – Лайон улыбнулся и снова сжал руку Оливии. – Только двое мужчин и одна женщина все же заподозрили правду и едва не приперли меня к стенке. Теперь двое из тех, кто знает мое настоящее имя, поженились. Это граф Ардмей и моя сестра Вайолет. А третий обязан мне жизнью.

– Вайолет?! – изумилась Оливия.

– Да, она. Мало кто представляет, на что способна моя сестрица. А из моей нынешней команды только Дигби и мой первый помощник знают, кто я такой на самом деле.

Оливия ненадолго задумалась, потом пробормотала:

– Ты сказал, что было пять кораблей, однако же… говорили, что Кот уничтожил гораздо больше…

– Это был не я. Видишь ли, один пират решил выдать себя за Кота, захватил несколько кораблей, чем вызвал настоящую панику среди судовладельцев. Этот пират – сущий головорез, и я не имел с ним ничего общего. И знаешь… Возможно, это кажется неправдоподобным, но моя сестра застрелила его, спасая своего мужа.

– Вайолет застрелила пирата? Настоящего пирата?! – воскликнула Оливия, ошеломленная рассказом Лайона.

Он взглянул на нее с улыбкой и тихо сказал:

– Об этом как-нибудь в другой раз. Пока что могу только заметить: все обычно недооценивают мою сестру. Как бы то ни было, все мы должны пробивать свой собственный путь в жизни. Но некоторым из нас приходится добиваться признания, прилагая гораздо больше усилий, чем другим. И если нам повезет, то мы находим того, кто хорошо понимает нас и принимает такими, какие мы есть. Ты понимаешь, о чем я?..

Оливия молча кивнула. Ведь именно так и было в их с Лайоном случае. Но такое в жизни случалось крайне редко. Оливия всегда спрашивала себя, достойна ли она, чтобы ее любили так беззаветно, как любил он. Теперь же она поняла, что Лайон просто не мог ее не любить, потому что нуждался в ней.

Какое-то время они лежали в молчании. Она осторожно провела пальцем по белому шраму от мушкетной пули у него на животе. Затем прижалась к шраму губами.

– В сущности, я убедился, что люди обычно видят то, что хотят видеть, и именно это все определяет, – проговорил, наконец, Лайон. – Все считали меня торговцем, и никому в голову не приходило, что я мог быть кем-то другим. Поскольку же Редмонды еще не владеют всем миром, то никто ни разу меня не опознал. Конечно, я старался соблюдать осторожность. И знаешь, все, чему я когда-либо учился – от стрельбы и фехтования до коммерции, – очень мне потом пригодилось, – добавил он с лукавой улыбкой.

Оливия с минуту обдумывала его слова. Потом пробормотала:

– Значит, все свои дома и все прочее…

– Мы забирали груз с их кораблей, предназначенный для покупки рабов, и отделывались от него, продавая и обменивая товары так, чтобы невозможно было проследить их происхождение. Из вырученных денег я платил своей команде, причем платил очень щедро. После этого приобретал законные товары, а также вкладывал деньги в кое-какие рискованные предприятия. Все делалось честно и открыто, как положено. А то, что оставалось, я анонимно жертвовал таким людям, как мистер Уилберфорс и другие, преданные делу искоренения рабства и совершенствования законодательства.

Оливия замерла, глядя на Лайона с восхищением. Ах как же она была рада, что он делал все это! И была бесконечно счастлива, что он остался жив.

– А теперь?.. – тихо спросила она.

– А теперь я покончил с этим. Я продаю «Оливию» моему первому помощнику. И мы с моей командой… пойдем отныне разными путями. Сомневаюсь, что когда-нибудь снова увижу кого-либо из этих людей.

Оливия приподнялась на локте, чтобы получше видеть его лицо.

Они вновь какое-то время молчали. Оливии не давал покоя один очень важный вопрос. Она была почти уверена, что и так знает ответ, но хотелось услышать его из уст Лайона.

– Почему ты делал все это? – прошептала она.

С минуту он молчал, затем с горькой усмешкой проговорил:

– Потому что так хотела бы сделать ты, но не могла.

Он произнес эти слова с таким видом, словно изрекал непреложную истину. Точно так же звучали другие его слова, произнесенные в ту ночь, когда он исчез. «А что, если лучше всего я умею любить тебя?»

Что ж, это он действительно делал блестяще. Он исчез, но доказал свою любовь. При мысли об этом у Оливии перехватило горло.

Она видела сейчас свое отражение в его глазах. Именно так они с Лайоном и смотрели на мир все эти годы – глазами друг друга.

– Лайон, спасибо тебе. Огромное спасибо. – Она произнесла эти слова со всей страстью, хриплым от волнения голосом. И к глазам ее подступили слезы.

Вновь наступила тишина. Спокойная и умиротворяющая. Они оба хранили молчание, воздавая хвалу любви, и любые слова в эту минуту показались бы кощунственными.


Ужасно не хотелось снова облачаться в одежду, но все же пришлось: пора было возвращаться. Однако Оливия не стала обуваться – несла свои туфли в руке.

Затем Лайон забавы ради нес ее на спине вверх по холму до самых ворот.

– Вперед, Бенедикт! Быстрее, быстрее! – весело погоняла его Оливия.

– Совсем не это я говорил своему коню, когда скакал на нем, – с возмущением воскликнул Лайон, заставив ее рассмеяться.

А дома она вознаградила его за труды, угощая дольками апельсина. Когда солнце уже клонилось к закату, они пообедали хлебом с сыром и рыбой, запивая все это вином. Вскоре их начало клонить в сон, и они, сытые и довольные, улеглись рядышком на кремовом парчовом диване. Беседа плавно переходила от темы к теме, Оливия рассказала о своем кузене, который стал в городке новым священником, а также о той шумихе, которую он вызвал. Рассказала и об избавлении Колина от виселицы. А потом – о Женевьеве и герцоге. Лайон же поведал о некоторых из своих странствий, опуская все жестокие сцены и оставляя только забавные. А Оливия, слушая его, то и дело вспоминала о том, что все это она уже переживала когда-то… Сейчас они снова обходили вопросы, которые необходимо было обсудить, снова избегали трудных тем. И время их, как и тогда, было строго ограничено – снова мрачной угрозой над ними нависла свадьба. Только на сей раз речь шла о ее собственной свадьбе.

– А каким образом тебе удалось завладеть сахарной плантацией в Луизиане?

– Я купил ее у человека, который по уши увяз в карточных долгах. Естественно, она досталась мне по дешевке.

– И ты там был? Как там, в Луизиане?

– Душно. Влажно. Много зелени. Прекрасная таинственная страна. Дикий, малоосвоенный край. Совсем непохожий на Суссекс. Знаешь, там масса аллигаторов, но совсем нет крокодилов.

– Ты катался на них верхом?

– Естественно. У меня полная конюшня аллигаторов. Все названы в твою честь.

Оливия рассмеялась.

– Не ты ли организовал также и сочинение этой ужасной песни? Ну… точно так же, как провернул махинацию с модистками…

– Я хотел бы приписать себе эту заслугу, но будем считать это подарком судьбы. Разве я не говорил тебе, что однажды стану легендой?

– И правда, говорил. Песня действительно ужасная, но Роулендсон все-таки правильно кое-что изобразил…

– Что именно?

Оливия провела ладонью по его ноге, едва не касаясь мужского естества. Возможно, это выглядело довольно развязно, но в данный момент этот поступок казался ей вполне естественным.

– У тебя очень крепкие и красивые ноги, – пояснила она.

Лайон подался вперед и припал к ее губам нежным поцелуем – настолько продолжительным, что невольно казалось, будто впереди у них еще долгие годы совместной жизни.

– Я помню время, когда мог прикасаться к тебе только здесь, – прошептал он, медленно проводя пальцем по вырезу ее платья. – И вот здесь…

Тут Лайон потянул за подол ее платья, и Оливия подняла вверх руки, чтобы он мог стащить его с нее. Когда же она оказалась полностью обнаженной, он усадил ее к себе на колени, и она тотчас же обвила руками его шею.