Они все так же неспешно шагали по дороге, и Оливия, глядя на темнеющее небо, подернутое розовато-лиловой пеленой, вспоминала о Лайоне. Интересно, что он делал, когда вернулся домой? Думал ли о ней? Она улыбнулась. Да-да, конечно, думал!

– Папа, скажи, а ты сразу… влюбился в маму?

Отец взглянул на нее и с улыбкой кивнул.

– Да, сразу. И тотчас же осознал смысл всех этих россказней о стреле Купидона. – Он прижал ладонь к сердцу. – Она поражает цель… и уже никогда ее не покидает.

– А мама?

– Твоя мама?.. Ну, мне тогда казалось, что все молодые люди в Суссексе были влюблены в нее. А ты знаешь, что и мистер Тингл был сильно увлечен ею?

– Мистер Тингл? Из книжного магазина?

Отец с усмешкой кивнул.

– Да, он самый. О, теперь-то он счастливо женат и эта женщина ему очень подходит. А за твоей матерью очень многие ухаживали. Среди поклонников, присылавших ей цветы, был виконт, даже один граф был. Ведь Силвейны – весьма уважаемая в Суссексе семья. Они люди образованные и добропорядочные, но не слишком знатные: у них нет родни голубых кровей.

Оливия рассмеялась.

– Все впереди, папа. Нас ведь довольно много…

– Да, верно. И вы с Женевьевой наверняка сделаете блестящую партию, – заявил отец с самодовольной улыбкой.

Почувствовав угрызения совести, Оливия тихонько вздохнула, а отец продолжил:

– Представляешь, даже Айзея Редмонд ухаживал за твоей матерью.

«Боже милостивый!» – мысленно воскликнула Оливия. У нее от волнения задрожали губы. Ах, поскорее бы оказаться дома! И тогда она сможет вновь и вновь переживать сладостные минуты, проведенные в объятиях Лайона. А этой ночью ей, наверное, совсем не удастся поспать – она просто не сможет заснуть.

Оливия украдкой взглянула на отца и вдруг подумала: «Но почему же он вышел на эту прогулку? Может, все-таки что-то заподозрил?..» Следующие слова отца отчасти подтверждали ее догадку.

– Видишь ли, дочка, я в молодости уходил в море на некоторое время. Странствовал и сколачивал себе состояние собственными силами – как и все мужчины Эверси. То самое состояние, которым ты пользуешься сейчас, моя дорогая дочурка. – Отец улыбнулся и легонько ткнул Оливию локтем в бок. – А когда я вернулся… Знаешь, здесь шло настоящее состязание за руку твоей матери. Причем среди претендентов был и мистер Редмонд.

– Выходит, мама была избалована вниманием… Что ж, я очень рада, что она выбрала тебя, папа. Ты, конечно же, самый лучший.

– Ах ты, хитрюга… Льстишь мне, да? Впрочем, я с тобой согласен, – с усмешкой добавил отец.

– Хотя миссис Редмонд тоже очень красива, – заметила Оливия.

– А видела бы ты ее, когда она была молодой…

Оливия промолчала. Трудно было представить всех этих людей молодыми. Интересно, какими они были тогда и как вели себя в годы молодости? Неужели отец Лайона, всегда невозмутимый и элегантный, мог в те годы испытывать какие-либо эмоции? И неужели ее мать не сразу влюбилась в отца? Ведь он был само совершенство… Хотя, возможно, и сразу.

– Знаешь ли, дочка, деньги делают многое доступным, – продолжал отец. – И я их очень люблю, чтоб ты знала. На мой взгляд, деньги предоставляют почти неограниченные возможности. Но добывать их, распоряжаться ими, приумножать – это настоящее искусство. И имей в виду: деньги – это прежде всего гарантия безопасности. Они позволяют мне обеспечивать безопасность всем, кого я люблю, и за это я бесконечно благодарен судьбе. И знаешь, моя дорогая, между нашей семьей и Редмондами… В общем, у нас с ними очень сложная и запутанная история. Когда-нибудь ты узнаешь об этом больше. Мы все совершаем ошибки. В роду Эверси были, к сожалению, и негодяи. Но мы продолжаем существовать – несмотря ни на что. И так будет всегда, уверяю тебя. – Отец пристально посмотрел на Оливию, словно хотел убедиться, что она его слушала внимательно. – Так вот: мы, Эверси, конечно, любим деньги, но Редмонды… Для этих людей богатство самое главное в жизни. Нажива у них всегда на первом месте. И их не волнует, кто пострадает из-за их жадности и корысти.

При этих словах Оливия внутренне содрогнулась. «Неужели отец прав?» – спрашивала она себя. И ведь у нее уже возникали кое-какие сомнения относительно Лайона, не так ли? Но если отец в данном случае все-таки ошибался… Что же тогда это означало для нее? Она промолчала, отец тоже какое-то время молчал, потом вдруг проговорил:

– Дочка, мы хотели бы отправить тебя в Лондон на сезон в следующем году, потому что в прошлом ты не смогла поехать. Согласна?

– Да, папа, конечно. Это будет прекрасно, – в задумчивости пробормотала Оливия. Следующий год казался отдаленным будущим, а сейчас… Ах, ведь она только что целовалась впервые в жизни, и ей хотелось думать лишь об этом. Да, об этом… и еще о том, как она снова будет целоваться с Лайоном.


На следующей неделе, в понедельник, когда наконец спустилась к завтраку после беспокойной и почти бессонной ночи, Оливия с удивлением обнаружила, что за столом собралась вся семья. Как только она заняла свое обычное место, к ней тотчас придвинули кофейник. С улыбкой, кивнув в знак благодарности, Оливия уже потянулась за вазочкой с джемом, когда вдруг увидела сложенный листок бумаги возле своей тарелки.

– Что это?

– Это пришло для тебя сегодня утром вместе с остальной корреспонденцией, – ответил отец. – От миссис Снид.

Оливия поспешно развернула листок.


«Дорогая мисс Эверси, я решила, что теперь другая семья будет получать от вас помощь, а за Даффи присмотрит мисс Патни. Я хотела бы встретиться с вами во вторник, в два часа пополудни в доме священника, чтобы поговорить о семье О’Флаэрти.

С уважением,

миссис Снид».


Оливия вздрогнула от дурного предчувствия. Не осмеливаясь поднять взгляд от записки, она спрашивала себя: «Но почему именно О’Флаэрти, почему?»

Эти люди жили довольно далеко от Даффи, к тому же – совсем в другой стороне от раздвоенного вяза. И как же сообщить об этом Лайону. Ведь он будет ждать ее, а потом, когда она не придет…

О, эта мысль была невыносима!

Что же касается времени, назначенном в послании… Конечно, время могло быть выбрано случайно. Или все-таки не случайно? Может, отец таким образом вознамерился поставить точку в их с Лайоном отношениях? Но как он узнал об этом? Что он мог знать наверняка?

А впрочем… Ведь когда они с Лайоном гуляли, она почти все время смотрела только на него. Или целовалась с ним. Так может быть… Может, весь город наблюдал за ними в бинокль? Нет, только не это!

Оливии казалось, что в кухне царила гробовая тишина, пока она рассматривала записку. Наверное, все ожидали ее реакции…

Но когда Оливия наконец решилась оторвать взгляд от записки, никто на нее не смотрел – все уже снова жевали или тянулись за джемом. А Колин, у которого, должно быть, нещадно гудела голова после вчерашнего вечера, то и дело болезненно морщился.

Что же касается Лайона… Он был решительным и непоколебимым. И он непременно добьется своего. Так что если ее родные думали, что им удастся разлучить их… Ничего у них не получится.

– Так чего же хочет миссис Снид? – спросила мать.

– Она хочет, чтобы я посещала другую семью! – радостно ответила Оливия. – И я – с удовольствием!


Церковная служба тянулась бесконечно долго, но ее бесконечность немного сглаживало присутствие сидевшего впереди мужчины, с которого Оливия не спускала глаз во время мессы. Возможно, ей это просто мерещилось, но казалось, что Лайон прямо-таки мучился из-за того, что не мог обернуться и взглянуть на нее.

Когда же служба наконец закончилась и все прихожане встали и потянулись к выходу, Оливия немного задержалась у ограды кладбища – будто бы желала взглянуть на могилы своих усопших предков – и выронила из рук молитвенник, а затем наклонилась за ним.

Лайон Редмонд, который именно в этот момент «случайно» проходил мимо, тут же наклонился, чтобы поднять для нее книгу.

– Миссис Снид перевела меня к О’Флаэрти, – прошептала Оливия. – Два часа по вторникам.

Лайон ничего не сказал. Молча поднял молитвенник, вручил его девушке и коснулся пальцами полей своей шляпы, когда та пробормотала слова благодарности.

Оливии потребовалась сверхчеловеческая выдержка, чтобы не раскрыть книгу по пути домой. И чтобы не бежать всю дорогу с этой целью.

Но как только она вошла к себе в спальню – тотчас же изо всех сил встряхнула книгу. Из ее страниц выпорхнула узенькая полоска бумаги.


«Встретимся завтра в три часа возле старых дубов. Я знаю одну поляну».


Оливия радостно рассмеялась. Ах, Лайон! Он, как всегда, подготовился!


– Я так беспокоилась… Боялась, ты подумаешь, что я оставила тебя, – пробормотала она задыхаясь, когда подбежала к нему.

Лайон тут же взял ее за руки – теперь-то они могли свободно прикасаться друг к другу. Более того, собирались воспользоваться этим в полной мере!

– Я знал, что ты этого не сделаешь, Лив. Я сразу понял: что-то случилось.

– А ты не подумал, что меня отпугнули все эти поцелуи? – спросила Оливия с лукавой улыбкой.

– Конечно, нет! Я точно знал, что ты не сможешь передо мной устоять и захочешь большего.

Оливия высвободила руки и легонько толкнула его ладонями в грудь.

– Какой самонадеянный! – воскликнула она со смехом.

– Просто догадливый.

Взяв девушку за руку, Лайон повел ее на поляну, где они могли бы наконец уединиться. И было совершенно ясно, чем они собирались там заняться.

Люди редко заходили в эту часть леса, но Лайон еще в детстве тщательнейшим образом тут все исследовал.

– Вот она, Лив!

Они пробрались сквозь густой кустарник и вышли на поляну. Осмотревшись, Оливия в изумлении воскликнула:

– Она похожа на волшебное царство!

Теперь они были почти полностью окружены зарослями кустарника, а над ними простирались ветви старых вязов и дубов, сквозь листву которых кое-где пробивался ласковый солнечный свет. Под ногами же расстилалась восхитительная подстилка из мха и палых листьев – так и хотелось растянуться на ней.