– Лив, милая, не огорчайте меня. Вы должны взять хоть что-нибудь, – медленно проговорил Лайон, и в каждом его слове звучала боль.

Зажав часы в руке, Оливия прошептала:

– Даже не знаю, что сказать…

– Скажите «спасибо».

– Спасибо, Лайон.

Она провела пальцем по блестящей крышке часов, которую Лайон постоянно открывал и закрывал. Он бережно хранил эти часы и очень дорожил ими. Но с готовностью пожертвовал ими, чтобы избавить ее от переживаний…

Оливия посмотрела на него с улыбкой и пробормотала:

– Они круглые… как полная луна…

– Да, верно. – Он тоже улыбнулся.

– Ах какая же я дурочка, Лайон! Я ведь совсем не собиралась плакать…

– Дурочка? – Он нахмурился. – Нет, Лив, вы вовсе не дурочка. Вы приходите в дом, где у вас разрывается сердце, и все же возвращаетесь туда снова и снова, превозмогая боль. Вы настоящая тигрица.

И тут из глаз ее хлынули слезы. А Лайон… Он не помнил, как это произошло, но в тот момент, когда она взглянула на него с восхищением и благодарностью, а на ее сияющих синих глазах, обрамленных густыми ресницами, заблестели слезы, он уже обнимал ее и поглаживал по спине, нашептывая на ухо ласковые слова. Прежде он даже вообразить не мог, что способен произнести такое, однако сейчас шептал:

– Ох, Лив, милая Лив, сердце мое, любовь моя, прошу тебя, пожалуйста, не плачь. Не плачь, все будет хорошо.

Несколько минут она тихо всхлипывала, потом наконец успокоилась и судорожно сглотнула. И тогда он крепко прижал ее к себе, и это был прекраснейший момент в его жизни, ибо только сейчас ощутил, что такое настоящее счастье.

– Лайон, я так скучала по тебе, – прошептала Оливия.

Его сердце на мгновение замерло, а затем забилось с утроенной силой.

Груди Оливии все еще прижимались к его груди, и с каждым ее вздохом он чувствовал биение ее сердца. «Держать ее в объятиях… какое это блаженство», – промелькнуло у Лайона. И было такое ощущение, что в груди у него поселилось сияющее жаркое солнце.

Продолжая шептать ласковые слова, Лайон еще крепче обнял Оливию. И вдруг сам, того не сознавая, поцеловал ее в макушку и в следующее мгновение почувствовал, как девушка затаила дыхание. А затем, шумно выдохнув, чуть отстранилась и, приподняв голову, внимательно посмотрела на него.

– Что, Лив? – прошептал Лайон.

Она молчала, поэтому он не услышал ответа. Но ответ все же последовал – приподнявшись на цыпочки, Оливия потянулась губами к его губам.

Лайон лишь прикоснулся к ее губам своими, но даже такая малость оказалась серьезным вызовом его самообладанию. Подобные лепесткам розы, нежные и податливые губы Оливии дарили райское блаженство.

Лайон снова сжал ее в объятиях, и руки его вдруг стали ужасно неловкими – он почувствовал прилив жгучего желания.

Немного помедлив, он вновь поцеловал Оливию, на сей раз – более решительно и даже требовательно. И почти тотчас из ее горла вырвался стон – тихий, но необычайно чувственный. Стон этот ударил ему в голову точно ирландское виски, и теперь уже он принялся целовать Оливию со всей страстью, совершенно не сдерживаясь. А она нисколько не противилась – более того, в какой-то момент даже поцеловала в ответ, поцеловала так, будто с самого рождения знала, как это делается.

Когда он, наконец, оторвался от ее губ, чтобы перевести дух, она прошептала:

– Я сделала это правильно?

– О боже, да… – прохрипел в ответ Лайон.

– Ну… тогда мы можем снова…

В следующее мгновение их губы вновь слились в поцелуе – страстном и неистовом. С трудом удерживаясь от стона – желание стало совершенно нестерпимым, – Лайон крепко прижимал к себе девушку… и ему ужасно хотелось сорвать с нее платье и тотчас же овладеть ею как дикарь. А она, обвивая руками его шею, отвечала на поцелуи со всей страстью, и Лайон все больше пьянел от этих головокружительно сладостных поцелуев. Водоворот желания затягивал его все глубже, и в какой-то момент, прислонив Оливию спиной к стволу вяза, он с силой прижался к ней своей возбужденной плотью. Время от времени они прерывали поцелуи, чтобы отдышаться, а потом их губы снова сливались воедино.

В очередной раз оторвавшись от ее губ, Лайон шумно выдохнул и пробормотал:

– Лив, я… – Он вдруг представил, как приподнимает ее юбки, и тотчас же понял, что вот-вот окончательно потеряет голову в порыве страсти. А если это действительно произойдет… – Тебе не следует…

Она снова попыталась прижаться к нему как можно крепче, но он вдруг с хриплым стоном уткнулся лицом ей в шею и содрогнулся всем телом. Наслаждение набегало волна за волной, и ему чудилось, что он парил в вышине где-то над холмами Суссекса.

О боже, какой позор… и бесконечное блаженство. Да-да, блаженство – и отчаяние. Такого он никак не ожидал. Такого не случалось с ним с тех пор, как ему исполнилось тринадцать. И что же теперь делать?

Какое-то время оба молчали. Наконец Оливия прошептала:

– Лайон, что с тобой? Ты в порядке?

Он молча кивнул и заглянул в ее чудесные синие глаза, сейчас смотревшие на него с некоторой тревогой.

– Прости меня, Лив. Я не думал, что все случится так… так…

– Лайон, не надо, – прошептала она. – Я ни о чем не жалею.

Он внимательно посмотрел на нее. Ее ресницы все еще были немного влажными. Едва заметно улыбнувшись, Лайон провел кончиком пальца по ее восхитительным губам, изящным и в то же время необыкновенно чувственным и соблазнительным. Он точно знал, что отныне до конца своей жизни, увидев затуманенное стекло в окне, всякий раз будет рисовать на нем контур этих пленительных губ.

– Лив, ты, наверное, знаешь, то есть должна знать… Видишь ли, есть такие необычные места…

– Необычные?

– Ну, если бы я прикоснулся к тебе… в определенных местах… определенным образом… – Он в смущении умолк. Никогда еще ему не приходилось вести столь мучительные неловкие разговоры.

Оливия густо покраснела, и Лайон был почти уверен, что тоже покраснел.

– Так вот, я не могу допустить, чтобы ты осталась неудовлетворенной. Просто… мы не должны… В общем, нам следует соблюдать осторожность. Ты ведь понимаешь, что это может быть опасно?

Оливия молча кивнула: возможно поняла – а если нет, то непременно поймет в следующий раз.

– Да, опасно… – прошептала Оливия мечтательным голосом.

– Так что… – Он прижался губами к ее губам.

– Да, так… – прошептала она минуту спустя, приоткрыв губы для очередного поцелуя.

Они целовались очень медленно, без всякой спешки – как будто совершенно забыли о времени.

Глава 11

Прежде Оливия даже не подозревала, что поцелуй может стать настоящим открытием – открытием целой вселенной. «Жаль только, что иногда приходится прерывать поцелуи, чтобы отдышаться», – промелькнуло у нее. А в следующее мгновение она вдруг заметила багровую полосу, пересекавшую небо. Оказывается, солнце уже клонилось к закату!

– Боже мой! – воскликнула Оливия.

Не сказав больше ни слова, она подхватила свою корзину и помчалась к дому – бежала, ни на минуту не останавливаясь и теряя на бегу шпильки из волос.

Когда впереди наконец показался особняк Эверси, Оливия предусмотрительно перешла на шаг. И почти тотчас же наткнулась на отца, который будто бы вышел прогуляться с собакой, хотя обычно в это время находился дома и готовился к ужину.

– Добрый… вечер, папа, – пробормотала Оливия, остановившись. Проклятье! Ведь действительно уже вечер!

– Не пройдешься со мной немного, дочка?

Сердце Оливии на мгновение замерло. И вспотели ладони. Ей очень хотелось вытереть их о юбку, скорее всего сильно измятую, но она не осмелилась.

– Я была у Даффи, папа. Относила им продукты. – Она взмахнула корзиной.

– Ах, да-да, конечно… Ты всегда ходишь туда по вторникам. Но сегодня ты слишком уж задержалась, – мягко заметил отец.

– Да. Так получилось, папа.

– Что ж, в Пеннироял-Грин довольно безопасно, дочка. Но ведь родители все равно беспокоятся… Может, тебе следует брать с собой собаку? Вот эту, например.

Собака, семенившая рядом, то и дело поглядывала на хозяина и время от времени обнюхивала землю.

– Боюсь, они подерутся с собакой Даффи, – сказала Оливия. – Или того хуже… спарятся. И тогда появятся полукровки.

Отец рассмеялся, и Оливия густо покраснела.

– Прости, папа, я больше не буду задерживаться. Тебе не о чем беспокоиться. Прости, что заставила тебя волноваться.

Оливия внезапно подумала, что отец, возможно, догадался о чем-то по ее виду? Волосы скорее всего растрепаны, щеки пылают, а губы все еще горят от жарких поцелуев – она чувствовала это. Ей отчаянно хотелось остаться одной и коснуться их, вспоминая поцелуи Лайона. Хотелось переживать все происходившее между ними снова и снова.

Но если отец что-то и заметил… Во всяком случае, ничего не сказал. Возможно, подумал, что у нее такой вид просто из-за того, что бежала…

– Ты выглядишь сейчас намного веселее, чем вчера, – с улыбкой заметил отец.

Оливия пожала плечами.

– Должно быть, это из-за травяного отвара, который мама заставила… хм… предложила мне выпить накануне.

– А-а… понятно, – кивнул отец.

Какое-то время они шли молча, и теперь Оливия даже была благодарна отцу за компанию, потому что уже начинало смеркаться.

– Знаешь, я гулял с твоей матерью по этой самой дороге, когда был мальчишкой, – неожиданно проговорил отец. – Ты очень похожа на нее, тогдашнюю. Боже мой, какой же она была упрямой! Но очень веселой и остроумной, – добавил он с явным удовольствием и с улыбкой взглянул на дочь.

Оливия засмеялась, а отец, забрав корзину, взял ее под руку и спросил:

– А ты знала, что я был лучшим другом ее брата?

– Дяди Джорджа? О, конечно, знала.

– Так вот, мы с твоим дядей Джорджем вместе учились в школе.

Оливия улыбнулась, представив своего отца юношей: веселым, красивым и ужасно самоуверенным, – и дядю Джорджа Силвейна, брата ее матери, отца шестерых кузенов Оливии, с которыми она виделась не так часто, как ей хотелось бы.