Дверь тотчас распахнулась, и на них хлынул поток янтарного света. Дворецкий замер с раскрытым ртом, но тут же, взяв себя в руки, спросил:

– Что случилось, ваша светлость?

– Не стой столбом. Дай мне пройти.

Гривз мгновенно отскочил от двери и пробормотал:

– Ваша светлость, чем я могу помочь?

– Проводи доктора в красную гостиную сразу, как только он появится.

Мэри наблюдала за хозяином и слугой с нескрываемым интересом. Должно быть, пожилому дворецкому еще не приходилось видеть в доме женщин в подобном состоянии.

– Конечно, ваша светлость, – ответил Гривз, в ужасе глядя на изувеченное лицо Ивонн. – Она поправится?

Мэри тронула дворецкого за плечо.

– Конечно, поправится.

Старик тут же закивал и пробормотал:

– Вот и хорошо, вот и хорошо…

Мэри повернулась к Эдварду, но тот уже шагал к широкой лестнице. Она посмотрела на него с нежностью. Герцог Эдвард Барронс – воистину благородный мужчина, небезразличный к судьбе женщин, зависевших от него.


Мэри стояла посреди кабинета и смотрела на огонь в камине. Сейчас ее место было рядом с Ивонн, но слишком многое предстояло обдумать…

Итак, вместо того чтобы сидеть у постели своей благодетельницы и держать ее за руку, она ждала Эдварда в его кабинете. И в голове ее мысли проносились одна за другой. Нужно было решить, куда и как ей бежать, где спрятаться, пока ее отец не разрушил и жизнь Ивонн. И еще…

И еще ее терзала жажда опиума. В последние дни Мэри удавалось обуздывать свою привычку; приходилось безропотно терпеть тупую боль во всем теле. Теперь же боль стала необычайно резкой, и Мэри ужасно хотелось найти утешение…

Мэри в отчаянии зажмурилась. О, как же она ненавидела своего отца! Впрочем, слово «ненависть» уже не могло выразить ее чувства, оно было слишком слабым для того, что обозначить ее отношение к этому ужасному человеку.

– Он скоро объявится, – сказал герцог, входя в кабинет.

Мэри невольно сжала кулаки. Она тотчас поняла: Эдвард имел в виду не доктора – тот уже давно прибыл, начал лечение, а потом дал Ивонн настойку опия, чтобы она могла забыть кошмар минувших часов и спокойно заснуть.

Эдвард говорил о ее отце. Скоро он приедет, заявит свои права на дочь и вновь отправит ее в приют для душевнобольных.

Мэри молчала. К чему было озвучивать то, в чем оба они отдавали себе полный отчет? Герцог Даннкли отправил ей свое кровавое послание, использовав близкую подругу ее матери в качестве посыльного.

И было ясно: этот злодей не остановится ни перед чем. И, конечно же, он рано или поздно ее найдет, и тогда… Ох, об этом Мэри даже думать не хотелось. Ей оставалось лишь молиться, чтобы смерть была быстрой.

Но как же так? Неужели ей не спастись? Наверное, должен быть какой-то способ остановить отца. Нельзя жить в вечном страхе смерти или в ожидании нового заключения в аду сумасшедшего дома.

Что ж, возможно… Возможно, удастся убить его! В конце концов, на руках Мэри уже была кровь. Ей смутно вспоминалась стычка с надзирателем, и она помнила тот острый железный штырь, который ей удалось в него вонзить. Наверное, даже следовало как-нибудь избавиться и от герцога Даннкли, разве не так?

– Мэри…

Она по-прежнему молчала, глядя в камин ничего не видящими широко распахнутыми глазами. Языки пламени жадно лизали черный уголь.

– Мэри, тебе нельзя здесь оставаться.

Она провела рукой по мрамору каминной полки, украшенной резными птицами и растениями. Пальцы приятно скользили по гладкому теплому камню.

– Значит, снова бежать? – пробормотала Мэри, обращаясь скорее к самой себе. Но куда? Ведь ей некуда больше идти…

Эдвард тяжело вздохнул.

– Да, снова. Я не вижу иного выхода. Он знает, где ты. Видишь, в каком состоянии Ивонн? Но это ничто по сравнению с тем, что он сделает с тобой.

Мэри хотелось кричать от отчаяния. Но что толку кричать? Ей следовало взять себя в руки и не впадать в истерику – только так можно было выжить. Все это время она стремилась стать сильнее, и вот теперь, в решающий момент… Увы, душевные силы покинули ее, а инстинкт подсказывал: надо забиться в угол и ждать.

С минуту помолчав, она спросила:

– Но куда мне бежать?

– Куда нам бежать – ты ведь это хотела сказать, не так ли?

Мэри в растерянности заморгала:

– Не понимаю…

Эдвард прошелся по комнате; ее элегантное убранство удивительно подходило его благородному и мужественному облику. Он уже избавился от сюртука и галстука, а в расстегнутом вороте белой рубашки виднелся треугольник бронзовой кожи. Закатанные же до локтя рукава открывали взору сильные мускулистые руки, покрытые темными волосами.

Остановившись посреди кабинета, герцог проговорил:

– Мэри, ты прекрасно знаешь, что я не отпущу тебя одну.

Ей очень хотелось верить ему. При мысли о том, что она действительно нужна этому великолепному мужчине, сердце Мэри учащенно забилось. А от пристального взгляда его темных глаз в ее груди начал разгораться огонь. Но с какой же легкостью ему далось это признание… Она не знала, что и думать. Можно ли доверить ему свое сердце? Или риск обжечься слишком велик? Может, Эдвард действительно хотел узнать ее настоящую? Или его пьянило ощущение власти над жизнью других людей, а спасение несчастных для него такой же наркотик, как для нее – опиум?

Шагнув к Мэри, он вдруг сказал:

– Но бегство – лишь временное решение. Потом ты встретишься лицом к лицу со своим отцом, и мы его уничтожим. Однако сначала… Я отправил записку Пауэрзу. Мы найдем для тебя безопасное место. – Эдвард сделал паузу и с яростью добавил: – Твоему отцу не выйти сухим из воды!

– Нет, я не позволю ему издеваться над близкими мне людьми, пока я трусливо прячусь, – решительно возразила Мэри.

– Тогда нам нужен план. Затаимся на какое-то время и все продумаем.

До нее не сразу дошел смысл его слов. Выходит, Эдвард не только не бросит ее перед лицом опасности, но и поможет отомстить? С трудом оторвав от него взгляд, Мэри вновь повернулась к каминной доске с выточенными на мраморе птицами. Немного помолчав, она пробормотала:

– Я никогда не смогу тебя отблагодарить, Эдвард.

– Ты прекрасно знаешь, что мне не нужна твоя благодарность.

Она хмуро смотрела на огонь. Тепло камина, наконец, проникло сквозь плотную ткань ее платья и теперь приятно согревало.

– Я до сих пор не знаю, что именно тебе нужно.

– Я уже говорил, – ответил герцог. – Я желаю твоего благополучия. И хочу, чтобы ты освободилась от отца.

Мэри прикусила губу. Слова его были предельно просты, но их истинный смысл… Он ускользал от нее. Эдвард явно что-то скрывал. Но как добиться от него правды?

– Ты правда меня не бросишь?

– Никогда. Не веришь?

Мэри пожала плечами. Любые слова не значили ровным счетом ничего. Только поступки имели значение. Ее горький опыт подсказывал: всегда и во всем следовало искать подвох. Почему Эдвард так настойчиво предлагает свою помощь? Уж точно не из-за любви. Ни один человек в здравом уме не мог бы полюбить такую, как она. Эдвард никогда не удостоит ее своей любви. К тому же, он неохотно признавал свои слабости.

– И, конечно, нам нужно взять с собой Ивонн, – неожиданно добавил герцог.

Мэри пристально посмотрела ему в глаза.

– Ты действительно пойдешь на это?

Он тут же кивнул:

– Разумеется. Не можем же мы оставить ее здесь…

То, что почувствовала Мэри после этих его слов, совершенно не походило на обычную признательность. Ее вдруг охватила горячая волна необыкновенно приятного чувства, прежде ей незнакомого.

– А я так боялась за нее… – пробормотала Мэри. В груди ее по-прежнему трепетало неведомое ей прежде чувство. Еще совсем недавно все мужчины казались ей безжалостными негодяями, и вот теперь судьба подарила ей Эдварда… Красивый и благородный, он был само совершенство.

– А я боялась… так боялась, что ты избавишься от Ивонн.

– Мэри, я ни за что на свете не причинил бы тебе боль, – тут же ответил Эдвард.

Она взглянула на него с удивлением.

– Что ты имеешь в виду?

– Я видел твое лицо, когда мы нашли Ивонн, – пояснил герцог. – Оно было искажено болью и чувством вины.

У Мэри вдруг защипало в глазах от нахлынувших чувств. Попытавшись сделать глубокий вдох, она обнаружила, что ее тело содрогается от беззвучных рыданий.

– Да, это моя вина… Ее чуть не убили из-за меня, – тихо прошептала она.

– Мэри, не смей так говорить!

Она всхлипнула и пробормотала:

– Мне нельзя было идти за помощью к Ивонн. Я прекрасно знала, на что способен мой отец, и все равно привела беду прямо к ее дому.

– Успокойся! – Строгость его голоса привела ее в чувство. – Скажи, что бы случилось с тобой, не приди ты к Ивонн?

Мэри отчаянно пыталась найти подходящий ответ, но перед ней возникал лишь один-единственный образ: умирающая от голода и холода молодая женщина, лежавшая в канаве.

– Скажи, куда бы ты пошла? – требовал ответа Эдвард.

– Куда угодно. – Мэри вспомнила непрестанно хлеставший холодный дождь, свои старые тряпки вместо одежды, а также ужасную слабость и боль во всем теле. – Куда угодно, лишь бы не к Ивонн. Я поставила на карту ее жизнь. Ее жизнь!..

– Успокойся, Мэри, – повторил Эдвард. – Неужели ты хотела бы умереть на улице?

С ее губ рвалось слово «да», – но к чему лгать? Сколько бы мучений ни выпало на ее долю, жажда жизни всегда побеждала.

– Нет. – Мэри покачала головой.

– Почему? – Эдвард явно пытался нащупать самое страшное из ее воспоминаний – то, от которого она никак не могла освободиться.

– Потому что… – По ее щеке покатилась слезинка, и Мэри снова всхлипнула. – Я не хочу умирать, вот и все.

– И правильно, Мэри. Потому что твоя жизнь бесценна. Ты не должна расплачиваться за чужие грехи.

– Но в душе моей столько гнева… – пробормотала Мэри со вздохом.