При этом он смеялся, потому что это звучало так комично, и Катрина тоже не могла удержаться от смеха.

После этого она бережно относила цветы в небольшую комнату в дальнем крыле дома, окна которой выходили на север. Отец Катрины называл эту комнату своей «студией». Он принимался писать красками букет, непременно не забыв сказать Катрине, что она умная девочка и что эта картина внесет существенный вклад в их семейный бюджет.

Катрина должна была бы быть совсем бесчувственной, чтобы не обрадоваться платьям, которые ей купила тетя, хотя она и знала, что лишние хлопоты и расходы вызвали недовольство Люси.

Когда девушка оделась, волны ненависти, исходившие от тетки, казалось, затопили ее.

— Не знаю, почему ты выглядишь совсем не так, как остальные дебютантки, — сказала Люси однажды.

Глядя на себя в зеркало, Катрина могла понять ее недовольство. Она действительно отличалась от остальных молодых девиц, начинающих выезжать в свет. Она заметила это на первом же приеме, на котором ей довелось присутствовать. Там она встретила еще нескольких дебютанток, тщательно одетых во все белое.

Они либо хихикали между собой, либо застенчиво опускали глаза и словно проглатывали язык, стоило кому-нибудь попытаться завязать с ними беседу.

Но поскольку Катрина повсюду сопровождала своих родителей, ей доводилось встречаться с самыми разными людьми самых различных национальностей. Поэтому она никогда не испытывала робости или смущения.

Отец научил ее находить в любом человеке что-нибудь необычное и интересное.

— У каждого из нас есть какое-то увлечение или мечта, которая заставляет наше сердце биться чаще, — сказал как-то Майкл Дарлей.

Потом, помолчав немного, продолжил:

— Тебе нужно лишь научиться вызывать у людей желание поделиться с тобой своими мыслями и чувствами. И ты увидишь, что каждый человек, если он, конечно, не круглый идиот, необычайно интересен и совершенно неповторим.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, папа, — ответила Катрина. — Но это очень трудно.

— Разумеется, трудно, — подтвердил отец. — Но ты представляй себе, что ты один из археологов, которых мы встречали в Египте, и что ты ищешь сокровища в гробнице. — Он подмигнул Катрине. — Как знать, может быть, ты отыщешь нечто столь же бесценное, всего лишь заглянув в душу человека, который внешне похож на толстую жабу!

Катрина громко расхохоталась в ответ на его слова.

После этого она часто спрашивала отца:

— Как ты думаешь, что мне удалось обнаружить сегодня?

И принималась рассказывать о том, как встретила женщину, которая показалась ей ужасно скучной и неинтересной.

— И знаешь, папа, оказывается, она уже много лет собирает и засушивает редкие растения, но держит это увлечение в секрете, так как ужасно стесняется показывать кому-либо свою коллекцию.

Познакомившись с известным политиком, знаменитым своими смелыми выступлениями в палате депутатов, она обнаружила, что он боится привидений.

Как-то раз на рынке ее мать разговорилась с торговцем скотом, который стал навещать их всякий раз, когда приезжал в Амьен. Как выяснилось, он разводил кошек, пушистых голубых персидских кошек, которых почти никто не видел в тех краях.

Катрине очень нравилось узнавать подобные вещи об окружающих ее людях.

Конечно, теперь, когда она больше не могла рассказывать о своих маленьких открытиях отцу или обсуждать их с ним, все это было уже не так интересно.

— Что касается тети Люси, — как-то ночью, спустя несколько дней после приезда в Лондон, поведала она отцу, — у меня такое ощущение, будто она закована в доспехи… и поскольку она ненавидит меня… мне очень трудно… достучаться до нее.

Она знала, что отец поймет ее.

Ей не было необходимости объяснять ему, что тетя ненавидит ее не за то, что она собой представляет, а за ее внешность.

Глядя в зеркало, Катрина понимала, что ее лицо было совсем иным, возможно, почти детским.

В то же время во всем ее облике было нечто такое, что ее отец называл «одухотворенностью». Он пытался передать это на холсте, но всякий раз чувствовал, что ему это не удается.

— Как может человек изобразить не то, что видит, а то, что чувствует? — сердито спрашивал он.

— Но именно это и пытаются делать импрессионисты, — отвечала Катрина.

— В таком случае я плохой импрессионист! — восклицал ее отец. — Ну да ладно, попробуем в следующий раз. Но это трудно, очень трудно, когда дело касается тебя, моя дорогая.

— Мне кажется, что твоя картина очень хороша, папа.

— Недостаточно хороша, — отвечал Майкл. — Ты прекрасна, но прекрасна той внутренней красотой, которую можно найти на китайских рисунках. В них всегда скрыт глубокий смысл, но его так же трудно уловить, как поймать блуждающий огонек или падающую звезду!

Катрина расхохоталась:

— А теперь ты заставляешь меня чувствовать себя очень важной персоной!

Отец обнял ее за плечи.

— Ты очень, очень важная персона для меня, — сказал он. — И настанет день, когда ты станешь самой важной персоной для человека, который тебя полюбит, если только у него хватит ума понять, что ты, так же как и твоя мать, единственна, неповторима и очень не похожа на других женщин.

— А ты понял это, когда впервые встретил маму?

Ее отец улыбнулся.

— В тот момент, когда я увидел ее, я почувствовал себя так, будто душа покинула мое тело — так она была прекрасна. Но дело было совсем не в этом.

Он перевел дыхание.

— Просто это было встречей двух людей, которые были предназначены друг для друга и которые не могут быть разлучены ни в этом мире, ни в другом.

«Я хотела бы, чтобы однажды такое же случилось и со мной», — решила Катрина.

Она с жалостью подумала, что в кругу знакомых тети Люси с ней никогда не произойдет ничего подобного. Но тут же упрекнула себя за то, что судит слишком поспешно.

Ее мать сказала бы, что она должна не торопиться с выводами и всегда стараться понять точку зрения другого человека.

— Видишь ли, дорогая, — объяснила она ей как-то, — мы посланы в этот мир для того, чтобы расти духовно и развиваться. Чем дальше мы продвигаемся по этому пути, тем больше осознаем, как много нам еще предстоит узнать и понять.

Она улыбнулась и продолжила:

— Это так же интересно и волнующе, как снова и снова слушать прекрасную музыку, которая всякий раз наполняется новым смыслом.

Видя, что дочь внимательно слушает ее, она тихо произнесла:

— Но далеко не все развиваются одинаково, поэтому нельзя быть нетерпимыми к тем, кто оказался менее одаренным, чем мы. — Она вздохнула. — Быть может, у них есть какие-то таланты, которых мы даже не в состоянии понять и оценить. Но мы должны изо всех сил стараться это сделать и тем самым не только помогать людям, но и оказывать на них благотворное воздействие.

В то время Катрина была почти ребенком, но она навсегда запомнила этот разговор.

Теперь она сказала себе, что была слишком нетерпима и чересчур взыскательна. Но в то же время у нее было предчувствие, что она никогда не сможет узнать тетю Люси настолько близко, чтобы выявить скрытые таланты, которыми та обладает. Значит, в данном случае ей придется признать свое поражение.

Было ясно, что ее тетя решительно настроена против того, чтобы Катрина вместе с ними отправилась к герцогу Линдбруку, и это еще больше ухудшило положение дел.

Как стало известно Катрине, этот загородный прием планировался уже давно. И очевидно, ее тетя Люси с нетерпением ждала его. Покупая платья Катрине, она приобрела и для себя несколько новых туалетов.

Катрина слышала, как она разговаривала с продавщицей, которую, по-видимому, хорошо знала:

— Я собираюсь носить эти платья в Линде, когда мы будем гостить у герцога, поэтому они должны быть готовы к следующему четвергу, вы поняли?

— Вы едете в Линд, миледи? Как замечательно!

— Не сомневаюсь, что там будет замечательно, — услышала Катрина самодовольный ответ тетки. — К тому же это будет не совсем обычный визит, поэтому, как вы понимаете, я хочу выглядеть как можно лучше.

— Разумеется, миледи! Мне кажется, вас заинтересует последняя модель, которую мы только что получили. Это платье как раз того же цвета, что и глаза вашей светлости!

И тетя Люси купила еще два голубых платья в придачу к другим туалетам. Катрине пришло в голову, что тете Люси придется гостить в Линде не меньше месяца, если она хочет успеть надеть их все.

Платья, безусловно, были очень красивыми, с пышными изысканными турнюрами, которые за последние четыре года совершенно вытеснили кринолины. Они были сшиты из тончайшей материи, которую, насколько было известно Катрине, привозили из Франции.

Сама Катрина была в восторге от своих новых платьев. Особенно тех, которые отличались более простым и строгим покроем и не были так причудливо отделаны кружевами и оборками, как наряды ее тетки.

Глядя на свои платья, Катрина невольно вспоминала греческие статуи, виденные ею в Афинах. Их изящные каменные облачения пережили столетия, и ни варвары, ни солнце, ни дождь не смогли повредить или разрушить их.

Только когда девушка услышала, как гневно протестует ее тетка, возмущенная намерением мужа взять Катрину с собой в Линд, она осознала, как много этот визит значил для Люси. И у нее возникло смутное ощущение, что это каким-то образом связано с герцогом.

Вплоть до самого последнего дня Люси пыталась убедить лорда Брэнстона оставить Катрину дома.

— Понимаешь ли ты, — говорила она, — что герцог пригласил только самых близких друзей? Все они примерно одного возраста с ним, и у них нет и не может быть никаких общих интересов с Катриной!

Ее муж ничего не отвечал по той простой причине, что уже неоднократно слышал это. К тому же, как и все пожилые мужчины, он терпеть не мог, когда ему перечили, и был полон решимости поступить по-своему.