Однако жениться на графине для герцога было абсолютно невозможно.

В то же время Катрина размышляла, как, наверное, замечательно быть возлюбленной такого мужчины, но при этом ругала себя за подобные мысли, потому что они никогда не должны были стать реальностью.

Испугавшись грядущей неизвестности, Катрина почувствовала, как по ее щекам потекли слезы. В тот миг, когда она собиралась их вытереть, раздался стук захлопнувшейся двери спальни тети Люси. Чуть позднее послышались звуки с другой стороны. Это означало, что графиня Калвертон также готовилась ко сну. Вспомнив, как красива Анастасия и как обольстительны ее зеленые глаза и белоснежная кожа, Катрина разрыдалась и продолжала плакать до изнеможения.


Позавтракав рано утром, чтобы не встречаться ни с кем из гостей, герцог направился в свой кабинет. До этого он уже успел покататься верхом, понимая, что все равно уснуть не удастся. Лишь движение и свежий воздух могли вывести его из состояния депрессии и гнева.

И все же он по-прежнему был вне себя от ярости. И не только на Анастасию, которая, как он сам признавал с горечью, могла уже во второй раз сделать несчастной его жизнь, но также и на Люси.

Он не сомневался, что, если бы не ее вмешательство, он смог бы убедить Артура Брэнстона, добродушного и уравновешенного человека, позабыть о недавнем крайне неприятном инциденте.

Ему пришло в голову, что из-за своей ревности Люси пыталась подстроить для него ловушку с того самого момента, как только увидела, что он отправился в спальню Анастасии.

То, что ей удалось добиться намеченной цели, вызвало в нем лишь презрение к ней. Ему оставалось только надеяться на то, что, если он женится на Катрине, они уже никогда не будут встречаться. Хотя он прекрасно понимал, чего Люси ожидала от предстоящей женитьбы.

Герцог дал себе обещание, что в этом отношении, как, впрочем, и во всех остальных, она будет глубоко разочарована.

И все-таки его не покидала надежда на чудо, которое должно было его спасти, хотя он не имел ни малейшего представления, каким образом это могло произойти.

Завтра, когда разъедутся последние гости, он побеседует со своим священником и начнет подготовку к свадьбе.

Интересно, рассуждал он сам с собой, что случилось бы, откажись он наотрез жениться на Катрине; если бы он послал Брэнстона к черту вместо того, чтобы «вести себя, как подобает настоящему джентльмену»?

Будь он все тем же простым Тристамом Бруком, то поступил бы именно таким образом. Однако лорд Брэнстон занимал видное положение при дворе и в состоянии был испортить его карьеру, карьеру герцога Линдбрука. Он мог бы устроить скандал, который задел бы всю его семью.

Только вчера жена главы судебной и исполнительной власти их графства, раздав призы, сообщила ему о намерении своего мужа в конце лета уйти в отставку.

— Он считает, мой дорогой герцог, — сказала она, — что вы с блеском и на благо каждого гражданина нашего графства справитесь с обязанностями, выполнять которые ему стало уже не под силу.

— Вы очень добры ко мне, — ответил герцог.

— Я говорю правду, — заверила она, — и будьте уверены, если позволит здоровье, мой муж будет помогать вам.

Как раз здесь лорд Брэнстон и мог бы ему помешать.

Герцог знал, что существовало и много других способов, с помощью которых тот превратил бы его жизнь и жизнь его родных в сущий кошмар.

«Я должен смириться с обстоятельствами», — безнадежно сказал он себе.

В этот момент дверь в кабинет приоткрылась.

Рассердившись, что его побеспокоили, герцог с раздражением поднял глаза и увидел Катрину. От удивления он встал.

Она подошла к письменному столу, за которым он только что сидел в своих раздумьях, и сделала реверанс. После этого тихим, несколько испуганным голосом она спросила:

— Н-не могла бы я поговорить с вами?

— Разумеется! — ответил герцог.

Она села в жесткое кресло, а он устроился напротив, не догадавшись предложить ей более удобное место.

Наступило молчание, словно она подыскивала нужные слова. Почувствовав ее смущение, он начал первым:

— Возможно, мне следовало бы принести вам свои извинения за то, что случилось позавчера ночью.

— Н-нет… пожалуйста, — быстро проговорила она. — Совсем не обязательно делать это. Я… я понимаю, что… случилось… Вы поступили очень смело, перепрыгнув с одного… балкона на другой. Ведь вы могли упасть.

— Я очень рад, что в этом смысле все обошлось благополучно.

После некоторого замешательства Катрина продолжила:

— Тетя… Люси сказала, что я… должна теперь… выйти за вас замуж… Но я кое-что придумала… если вы, конечно, выслушаете меня.

— Безусловно, я с удовольствием вас выслушаю, но думаю, у нас нет иного выхода, как только подчиниться желаниям вашего дяди и тети.

Герцог не смог сдержать себя, и его голос прозвучал язвительно. Однако, заметив, как задрожали ресницы Катрины, он подумал, что, вероятно, слишком грубо обошелся со столь юной особой.

— Я вот что предлагаю, — прерывающимся голосом произнесла Катрина, — если вы дадите мне немного… денег… совсем немного… я смогла бы… уехать за границу и… навсегда исчезнуть.

Герцог внимательно смотрел на девушку, будто не верил тому, что только что услышал.

— Полагаю, вы имеете в виду, что кто-нибудь сопровождал бы вас?

— Нет, — ответила Катрина, — но я все равно уеду, если мне представится возможность… это сделать.

— А куда вы поедете?

— Скорее всего, если бы я… вернулась во Францию, где жила с мамой и папой… до того, как они погибли… дядя Артур… тут же отыскал бы меня… Поэтому я уеду куда-нибудь, где он… меня никогда не найдет.

— Куда, например? — поинтересовался герцог.

Катрина нерешительно ответила:

— Когда мы жили в… Индии, я видела в Калькутте монахинь, помогавших беднякам. Я также могла бы работать вместе с ними, заботясь о… детях.

Вытаращив глаза, герцог продолжал пристально смотреть на Катрину. Ему по-прежнему казалось, что он неправильно улавливает смысл ее слов.

Катрина снова заговорила, словно сама с собой:

— В Каире мы с мамой посещали один… приют для сирот, в котором катастрофически не хватало женщин, которые помогли бы несчастным детям. Я бы, наверное, смогла ухаживать за малышами.

— Так, значит, вы бывали в Индии и Египте? — удивился герцог.

— Я с родителями была во многих странах… и мы жили очень дружно и замечательно. — Катрина замолчала на минуту, как будто вспоминая прошлое. — У нас было мало денег, поэтому путешествовать приходилось без удобств… Но мы с радостью знакомились с разными удивительными людьми… и, уверена, я чувствовала бы себя «как дома» скорее живя с ними, нежели… с друзьями тети Люси.

Катрина чуть было не сказала «и с вашими тоже», но подумала, что это выглядело бы невежливо и грубо с ее стороны, и решила промолчать.

Но герцог уловил ее замешательство.

— Вы крайне удивили меня! Я считал, ваша жизнь должна была быть ограниченной, поскольку ваших родителей нельзя было назвать обеспеченными людьми.

— Возможно, вам бы и показалась наша жизнь в какой-то мере ограниченной, если судить по вашему богатству, но во Франции у нас в гостях бывали интересные люди. Они приходили полюбоваться папиными картинами и отдать дань восхищения маминой красоте. — Катрина на миг сделала паузу. — Наш дом всегда был полон удивительных людей и… любви.

Последние слова она почти прошептала.

Герцог понял, что она боялась того, что ее ждет, хотя и не услышал от нее этого признания. Скорее всего ее пугало будущее, в котором отсутствовала любовь, подобная той, что соединяла ее родителей.

— Может быть, вы уже слышали, что я тоже бывал в Индии? — спросил он, помолчав несколько минут.

— Наверное, вы были там со своим полком, в котором… служили?

— Не только. Я опять вернулся в Индию уже после того, как вышел в отставку.

Катрина слегка вздохнула:

— Я не встречала еще ни одного человека, который, побывав в Индии, не спешил бы возвратиться туда хотя бы еще раз. Вот почему я с радостью отправилась бы в эту удивительную страну… если бы вы дали мне денег для проезда до… Калькутты. Я могла бы поехать… третьим классом.

— Одна?

Это слово эхом отдалось в стенах кабинета.

— Со мной все будет… в порядке.

— Как вы можете быть такой уверенной?

— Вы хотите сказать, что… возможно, появятся люди, которые станут… строить преграды на моем пути?

— Думаю, это слишком мягко сказано, если учесть, каким способом вы собрались путешествовать.

Катрина сделала легкий жест рукой:

— Если вы хотите, чтобы я исчезла… не важно, как я это сделаю.

— Я не говорил, что хочу вашего исчезновения, — напомнил герцог, — подобная идея принадлежала вам.

— Именно так я должна поступить, чтобы не сделать вас несчастным.

— Вы не думаете, что титул герцогини сможет возместить вам то, что вы выйдете за меня замуж?

Она отвернулась.

Он внезапно обнаружил в ее профиле нечто такое, что отличало ее от других женщин. Небольшой, классической формы нос придавал юному, почти детскому личику особенное очарование. Герцог не мог бы себе объяснить, чем именно отличалась красота этой девушки от общепринятой.

Он наклонился вперед и сцепил перед собой пальцы.

— Неужели вам так противна даже мысль, что вы станете моей женой?

— Нет… нет! Это совсем… не так! — поспешила оправдаться Катрина. — По моему мнению, вы очень привлекательный мужчина… Но я знаю, что вы любите… другую женщину… и поэтому не вынесу, если вы возненавидите меня и станете жалеть, что мы поженились.

Герцога изумили ее слова.

— Кто вам сказал, что я кого-то люблю? — с раздражением поинтересовался он, заметив, что она чаще заморгала ресницами.