– По-моему, именно здесь лежит старое платье моей дочери. Она оставила его, когда уехала. Она тогда была беременна, и оно ей больше не подходило. Ага, вот и оно.

Графиня извлекла из сундука платье из темно-вишневой шерсти. Оно было сшито по всем правилам: узкое в талии и сильно расширяющееся к подолу. Горло и обшлага украшала узкая золотая вышивка. К платью прилагался пояс, также шитый золотом. Кэтрин никогда не видела такой тонкой работы. Она не могла поверить, что ей действительно предлагают взять это роскошное одеяние.

– Миледи… но я не могу… – едва выдохнула она.

– Не глупи! – резко оборвала ее графиня. – Это платье валяется уже три года. Еще немного – и моль попортит его так, что нечего будет восстанавливать. Одевай и ни слова больше.

Графиня швырнула одежду в руки Кэтрин и снова вернулась к сундуку:

– Где-то здесь был подходящий плат.

Онемевшая от благодарности Кэтрин накинула на себя вишневое платье. Рукава и подол оказались слегка длинноваты, но в целом оно сидело хорошо, а цвет изумительно подходил к ее темным волосам и орехово-зеленым глазам.

– Кэтрин, как красиво! – восклицала Эдон Фитц-Мар, кружась вокруг молодой женщины, чтобы как следует уложить все складки. – Рыцари посшибают друг друга с ног, спеша оказаться за столом рядом с тобой!

– Достаточная причина, чтобы снять эту вещь немедленно, – смущенно потупилась Кэтрин, хотя в душе она была очень довольна.

Великолепие нового одеяния и восхищение, которое она читала в глазах других молодых женщин, прибавили ей уверенности в себе. Не смущала даже холодная зависть во взгляде Рогезы де Бейвиль: это только подтверждало, что платье действительно идет.

Графиня нашла плат из кремового шелка с вишневой вышивкой по краям, накинула его на голову Кэтрин, закрепила медным обручем и отступила, чтобы полюбоваться своей работой.

– Так гораздо лучше, – объявила она. – Детка, ты хорошенькая.

Комплимент заставил Кэтрин покраснеть. Выходит, правду говорят: чем краше перо, тем дороже птичка.

Все остальное утро они с Эдон сидели в уголке женских покоев, кроили лен и шерсть и шили из них новую одежду. Кэтрин совершенно не хотелось ходить по замку в вишневом наряде. Он был слишком роскошен и подходил разве для особых случаев и вечерних празднеств в зале. Рогеза не предложила помощи в шитье, чему Кэтрин была только рада: это избавило ее от необходимости отказываться. Молодая женщина весьма серьезно подозревала, что злая дама попыталась бы так или иначе испортить ткань. Лучше держаться от нее как можно дальше.

Оказалось, что Эдон прекрасно закладывает швы и очень быстро шьет. Иголка так и мелькала в ее руках, а сама она то и дело задавала щекотливые вопросы относительно прошлого Кэтрин. Молодая блондинка явно сгорала от любопытства, однако очень старалась оставаться тактичной. К сожалению, эти два стремления никак не сочетались.

– Жаль твоего мужа, – сказала она, когда Кэтрин неохотно сообщила, что муж пал в бою. – Наверное, ужасно было потерять его, вы ведь были женаты так недолго.

Кэтрин с трудом сдержалась, чтобы не ответить резкостью. Эдон не могла знать, насколько глубока рана, тем не менее Кэтрин удалось старательно присыпать ее солью.

Эдон покосилась на Кэтрин, и ее лицо тут же вытянулось:

– Наверное, мне не следовало так говорить, правда? – Она слегка коснулась рукава Кэтрин в знак извинения. – Джеффри постоянно твердит мне, что я слишком много думаю.

– Ничего, – буркнула Кэтрин.

– Нет, неправда. Я же вижу, что сделала тебе больно.

Кэтрин побыстрее заработала иголкой.

– Все в прошлом, его не изменишь, так что горевать бесполезно. Да и вспоминать тоже, – с вымученной улыбкой добавила она.

– Конечно, конечно. – Эдон прикусила пухлую нижнюю губку и опять начала шить.

Кэтрин не хотелось говорить о прошлом, но теперь, когда о Нем напомнили, это было не так-то легко. Перед ее глазами ясно встал образ Левиса, каким он был в последний день: развевающиеся на ветру темные кудри, вороненая кольчуга, красивые ловкие руки сжимают удила.

– В нашу последнюю ночь мы поссорились, – неожиданно заговорила она. Слова лились сами по себе, словно резко разошлись края старой раны. – Он пришел поздно… долго играл и пил с другими солдатами. Там была и женщина, одна из танцовщиц, которые иногда появляются, – его кожа провоняла ее запахом. Мы никогда еще так не ссорились. Утром я отказалась поцеловать его перед тем, как он уехал. Я отвернула щеку и повернулась спиной. А когда одумалась и побежала за ним, его уже не было. – Кэтрин сделала три быстрых стежка. – Больше я его не видела.

– О, Кэтрин! – рука Эдон снова легла на ее рукав. Кэтрин горько рассмеялась.

– Когда дело касалось Левиса, мне никогда не хватало ни ума, ни рассудка. Я отдала ему свое тело еще до свадьбы, и он взял его, не задумываясь. Как и мое сердце, – и разбил его.

Эдон слегка всхлипнула.

– Я не выношу, когда кому-нибудь грустно. Лучше бы я не спрашивала тебя.

Кэтрин постаралась ничем не выдать своего раздражения. В конце концов Эдон не виновата, что у нее в голове перья вместо мозгов. Женщины такого типа способны рыдать над песней менестреля и при малейшей возможности таять от собственных чувств.

Конечно, ее следовало бы обнять, но Кэтрин не была способна на такой жест после столь непродолжительного знакомства.

– Давай, не будем больше говорить об этом, – предложила она.

Эдон кивнула и опять всхлипнула. Ее носик слегка покраснел.

– Ты не сердишься на меня, правда?

– Не сержусь, – подтвердила Кэтрин. Раздражение – это не злость. Правда, в глубине души злость была, но не на Эдон.

– Лучше расскажи мне о себе, – предложила она, откусив нить и вставляя в иголку новую нитку.

Эдон тут же поймала ее на слове и в течение следующего получаса вывалила на голову Кэтрин такой поток информации, что та практически перестала воспринимать ее. Муж Эдон, Джеффри, по-видимому, был истинным совершенством. Высокий, невероятно красивый, любезный, умный, храбрый и добрый. Кэтрин сомневалась в самой возможности существования подобного мужчины, разве что в воображении Эдон. Мужчина без недостатков – это человек без души. Однако она оставила свои мысли при себе и только улыбалась в нужных местах с остекленевшими глазами и ноющей от попыток сдержать зевки челюстью.

От пытки ее избавило появление на пороге комнаты старой женщины.

Эдон резко оборвала восхваление Джеффри прямо на словах «а Джеффри тут и говорит» и бросила шитье. Глаза ее загорелись.

– Это повитуха, – пробормотала она на ухо Кэтрин, одновременно приветственно помахав женщине рукой. – Она пришла проверить, как мои дела. Я просила ее раздобыть орлиный камень. Интересно, принесла ли она его.

Женщина немного постояла, чтобы отдышаться после крутого подъема по винтовой лестнице, тоже помахала рукой Эдон и, спустя еще несколько мгновений, неторопливо двинулась в их уголок. Кэтрин заметила, что она слегка подволакивает левую ногу. Когда старушка опустилась рядом с ними на лавку, она по-прежнему тяжело дышала.

– Когда вам минует три раза по две дюжины лет, да еще десять, вам тоже будет тяжело преодолеть вдвое больше этого ступенек за один раз. – Женщина положила руку на грудь, чтобы побыстрее успокоить сердце.

– Ты принесла? Принесла мой орлиный камень? – приставала к ней Эдон словно нетерпеливое дитя.

Кэтрин едва не пнула ее под столом за отсутствие тактичности.

– Хотите вина? – предложила она.

Возможно, предложение неуместное с ее стороны, поскольку Кэтрин совсем недавно приняли в число женщин графини, однако ей было совершенно некогда обращать внимание на подобные условности.

– Спасибо, девочка, – улыбнулась старушка, показав сточенные до корней зубы.

Лицо ее, изборожденное глубокими морщинами, выражало бесконечное терпение и приветливость.

Кэтрин направилась к широкой дубовой полке, на которой стояли бутыль вина и несколько глиняных чаш. Наливая вино, она почувствовала, что другие женщины следят за ее действиями. «Пусть себе!» – подумала Кэтрин, решив не обращать внимания на неодобрительные взгляды.

Когда она вернулась с вином, Эдон уже любовалась гладким камнем в форме яйца цвета засохшей крови. К вершине овала крепилось золотое ушко, сквозь которое была продета лента.

– Посмотри на мой орлиный камень! – воскликнула молодая блондинка, покачивая его перед Кэтрин. – Он поможет мне в родовых схватках. Мне нужно будет привязать его к бедру и молиться святой Маргарет.

Кэтрин отдала чашу с вином старушке и выразила свое восхищение.

– А такие камни действительно помогают?

– Конечно, помогают, – старушка как раз собиралась сделать глоток, но тут слегка опустила чашу, чтобы послать Кэтрин предостерегающий взгляд. – Тебе, молодка, меньше лет, чем то число родов, которые я приняла с их помощью. Дай любой женщине орлиный камень, и ее схватки станут легче. У леди Эдон не будет никаких трудностей, обещаю.

Старушка еще раз улыбнулась и подняла чашу приветственным тостом в сторону Эдон, прежде чем отпить из нее большой глоток. Причмокнув губами в знак того, что лучшее вино графини ей понравилось, повитуха продолжила:

– Раньше я не видела тебя в покоях миледи, но надеюсь встретить тебя здесь и в следующий раз.

– Дом Кэтрин был разрушен странствующим отрядом, – затараторила Эдон прежде, чем Кэтрин успела ответить. – Ей было некуда идти, поэтому графиня Мейбл приняла ее в число своих приближенных. И еще маленького мальчика, сводного брата графа. Он всю ночь не давал нам спать из-за своих кошмаров, но мне его жалко. – Эдон вскочила на ноги. – Покажу орлиный камень Элайзе. Она скоро выйдет замуж. Может быть ей тоже захочется иметь такой.

Блондинка намотала ленту на пальчики и потащила свое сокровище через комнату к пухленькой девушке, которая сидела за небольшим ткацким станком.