Клаудиа Кроуфорд - Любовный квадрат

– Поцелуй тетушку Мону! Будь хорошей девочкой. Тетушка Мона собирается завести такую же, как ты, сладкую малышку! – Эми на день привезла Сэнди из Провиденса. Лу приехал на неделю раньше на «мясной рынок», как он это называл. – Он считает, что находится в выгодном положении. В наши дни очень немногие идут в сферу образования. Уолл-стрит, реклама, средства коммуникации – вот где в ходу большие деньги. Лу получает степень магистра гуманитарных наук. Большие университеты послали своих представителей вербовать выпускников. Многие гарантируют, что Лу сможет преподавать и одновременно работать над докторской диссертацией.

«Мясным рынком» был ряд гостеприимных апартаментов в «Рузвельт Отеле», где представители различных школ высшего образования проводили собеседование с отобранными кандидатами. Карьера в сфере образования привлекла Лу Хамфриза из-за хорошей жизни, полной перспектив, с минимумом ответственности и среди молодых людей, особенно девушек, вдали от стрессов конкурирующего делового мира.

Деньги не были стимулом, но и предложенные оклады не обижали. Лу располагал скромным доходом от наследства, а Эми вообще была богата. Свадебным подарком от ее родителей оказался чек на изрядную сумму для приобретения их первого дома. Основную часть наследства Эми получит в сороковой день рождения. У Лу есть жена, есть Сэнди, и легкая работа на выбор. Пусть другие парни ломают шеи на Уолл-стрит и Мэдисон Авеню. Ему это не надо.

– О, Эми! Она великолепна! – маленькая копия Эми прижалась к Моне, вцепившись крошечными ручонками в складки платья. – Но где гарантия, что у меня будет девочка? Вот чего я хочу – маленькую девочку!

Высказавшись, Мона поняла, что это правда.

– Если будет мальчик, можешь отдать его мне!

– О нет, ты его не получишь. «Девять секунд удовольствия…»

«Девять месяцев боли…» Вместе они пропели:

– «Девять дней в клинике,

И на свет появляется Полли»!

– Два дня в клинике, – засмеялась Эми. Она прижала дочку к себе. – И на свет появилась моя маленькая Сэнди. Моя красавица Сэнди!

– О'кей, О'кей. Ты меня уломала.

Облегчение Эми было очевидным. Теперь стала понятна настоящая причина ее визита в Нью-Йорк. Разговор Моны об аборте привел Эми в ужас.

– Я привезла тебе целый мешок детской одежды.

– Ах, Эми…

Гостья как раз вывалила содержимое большой матерчатой сумки на кровать Моны – желтые, голубые, розовые, белые вещицы для младенца, крохотные комбинезончики, костюмчики для сна, слюнявчики, ботиночки, чепчики, погремушки, одеяльца и целый зверинец из ягнят, котят, китов, щенков и медвежат.

– Не беспокойся о плюшевом медведе. У Сэнди есть свой медвежонок. Одного достаточно.

– Но, Эми…

– Что, но?

– Мне по карману купить детское приданое! Никаких обносков для ее ребенка.

В Эми крепко засела традиционная бережливость выходцев из Новой Англии.

– Используй то, что под рукою и не ищи себе другого!

– Так мило с твоей стороны! Но… почему не отдать это в благотворительный фонд?

Эми была ужасно обижена.

– Детскую одежду Сэнди чужакам? Ты издеваешься? Вещи прелестны. И ты не отдашь их чужим, а передашь родственникам и друзьям.

Мона подняла розовый махровый костюмчик, вышитый крохотными цветочками.

– Что, если будет мальчик? Мальчик не сможет это носить!

– Откуда он узнает?

– О, Эми! Разве ты не понимаешь? Я просто бешусь! Я хочу все закупить в детском отделе у Сакса!

– Если внуки королевы Англии могут донашивать одежду старших братьев, смогут и твои. У меня еще приготовлены колыбелька и прогулочная коляска.

Упоминание об Англии сблизило их. Лето в Челси стало основой дружбы. По молчаливому уговору они никогда не говорили о Нике Элбете, а вспоминали только дом в Челси Мьюз, неудобство спален, странность английской пищи и забавы трех молодых девушек.

– Ты говорила Джорджине о малыше?

– Пока нет.

Мона не говорила даже своей матери, убеждая себя, что еще есть время для принятия решения.

Неделю спустя, описывая ситуацию Нику Элбету, она сказала:

– Тогда я и решила оставить ребенка. Сэнди сидела на кровати и бросала детские вещички себе на голову. «Вот чего я хочу, – подумала я, – ребенка. Ребенок сделает меня полноценной.»

Что касается решения о продолжении работы с таким носом, то это единственное, что она умеет делать. Ник Элбет считал все претензии к ее носу неприличными. Она великолепная чувственная средиземноморская женщина. Пусть эти идиоты вспомнят носы Клеопатры и Нефертити.

Нет смысла говорить с ним. Или с Эми, по той же причине. Эми так любит ее, что никогда на свете не сможет представить унижение, которое чувствует Мона, когда Билл Нел предлагает ее на какую-нибудь кинороль, а режиссеры почтительны к ее репутации и слащаво-вежливы в своих искренних соболезнования, что она «не совсем то».

И дело не в отсутствии профессионализма. После возвращения из Англии она педантично посещала занятия по постановке голоса, сценическому движению, фехтованию, балету и джазовому пению. Она похудела до соблазнительного 46-размера и подверглась болезненной электроэпиляции, опробовала все секреты искусства макияжа, включая наложение темной пудры на боковые стороны носа и более светлой на центральную часть. В определенной степени это срабатывало на фотографиях, с правильной постановкой света и хорошей ретушью. При киносъемке все ее хитрости были заметны и выглядели жалко.

Решения, решения…

Как становится скучно! Мона не обращала внимания на гостью. Эми на шесть месяцев моложе и до сих пор смотрится, как подросток из дома в Челси, и вот, пожалуйста, первая вышла замуж и родила ребенка.

– Хватит обо мне и моих проблемах. Расскажи мне, Эми, как ты? Жалеешь о брошенной карьере?

Эми обвила руками Сэнди и прижалась щекой к макушке дочки.

– Не с этой маленькой шалуньей! Хотя стараюсь быть в курсе, подписываюсь на «Архитектурный дайджест» и «Историческое наследие». Я вернусь к работе на днях, – она рассмеялась. – Когда Сэнди поступит в колледж.

– А Лу? Он ведет себя достойно, я надеюсь?

Эми с любовью запустила пальцы в шелковистые кудри дочки.

– Мы живем прекрасно, Мона, честно. Давно женатая пара. Когда он решит, где будет работать, мы сможем переехать в наш собственный дом, только втроем. Все будет прекрасно.

Обе женщины с лаской и сочувствием посмотрели друг другу в глаза. Мону ошеломила мысль, что нежность и неосуществленные мечты во взгляде Эми, старавшейся улыбаться убедительно, абсолютно схожи с выражением ее собственных глаз. Однажды Мона застала себя врасплох, неожиданно взглянув в зеркало.

– Не пропадай, крошка, – сказала Эми, когда для них с Сэнди пришло время уезжать.

– Ты тоже, – Мона обняла подругу. Правила хорошего тона заставили добавить: – Желаю тебе счастья.

Решения, решения… Некогда от них передохнуть. Ликвидируешь одну проблему, другая тут же сваливается тебе на голову.

Телефон прервал ее размышления. Билл Нел по поводу рекламы африканских сафари.

– Как тебе нравится мысль быть мамой-жирафой с жирафятами и приглашать американских матерей привезти своих детей в Серенгети?[17]

С еврейским акцентом? От матери к матери? Ой, вей! Но Билл Нел не оценил ее националистичных настроений.

– Я думала, у жирафов нет голосовых связок.

– Этот факт значительно облегчит твою работу, дорогая, теперь согласна?

Мона знала все слишком хорошо. Даже, если она так ненавидит играть жирафов и мягкое мороженое, то выбора все равно нет.

– Какой акцент они хотят? Французский? Итальянский? Русский? Звучит, как заказ гарнира в ресторане, правда?

– Они знают твои возможности, но пока не решили.

– Я думаю, русский. Я сыграю ее, как русскую шпионку, переодетую жирафой. Тебе нравится?

Его голос смягчился.

– Мне нравишься ты, Мона, и хочется добывать тебе роли, которые ты заслуживаешь. А пока попадаются жирафы, ты должна брать деньги и бежать! Я люблю тебя, дорогая! Подумай об этом.

Играть жирафу. Это то самое? Премия Клио за лучшее исполнение жирафы? Она обвела глазами свою двухэтажную квартиру и опустила взгляд на едва увеличившийся живот. Ars gratia artis,[18] все это хорошо и прекрасно. Но по дороге в банк она будет тихонько посмеиваться, заполнять каминную полку статуэтками Клио и совершенствовать свое актерское мастерство.

Сегодня четвертая годовщина ее свадьбы. Лу поздравил, потому что ему напомнила мать Эми. Рано утром он вложил в руку спящей жены открытку, купленную тещей, и отправился играть в теннис.

Скоро, слишком скоро для Элеоноры Дин ее дочь покинет маленький домик для гостей, в котором жили новобрачные, и где родилась малышка Меллисанд. Отдел образования направляет Лу в университет Фордхама в Нью-Йорке. Через несколько недель маленькая семья переедет из комфортабельного и безопасного городка по соседству с Провиденсом в грязный и криминальный Манхэттен.

– Как насчет дома, который твой отец и я готовы купить для вас?

Эми объяснила, что академическая жизнь подобна армейской – вечные переезды. Лу предполагает пробыть в Нью-Йорке только два или три года, а потом перебраться в другой университет.

– Тогда мы и купим собственный дом.

– Но Нью-Йорк! Крысы! Тараканы! Уличная преступность!

– Не беспокойся, мама. Там живет Мона. Я была в ее квартире. Крыс нет, тараканов нет. Вид из окна на Центральный Парк, будто смотришь с вертолета. Сэнди полюбит его. Качели. Песочницы. Детский зоопарк. Морские львы, музей естественной истории.

– Хорошо…если этого хочет Лу.

Да, мама. Именно так хочет сделать Лу. Вся жизнь за четыре года их брака соответствовала только желаниям Лу. Житейская мудрость супруги, изложенная матерью Эми в свадебный вечер, была прямой и краткой.