— Спасибо, Оливия, я не голоден… Знаю, ты на меня сердишься, но никогда не думал, что ты можешь быть такой бессердечной. И мне не нравится твое холодное самообладание!

— А мне не нравится твой обман! Я думала, что ты заболел. Что ты попал в аварию. Что тебя… что тебя ограбили! Я думала… — О Господи, сказать ему, что она воображала его с другой женщиной, было бы слишком унизительно. — Ты предоставляешь мне собирать осколки нашей семейной жизни, пока… пока сам порхаешь по Нью-Йорку и Торонто со своими красотками! А твои непристойные фотографии публикуются в газетах и Бог знает, где еще!

— Оливия, с чего ты взяла?

— Ты прекрасно знаешь, так что хватит врать, Стюарт! Я не желаю больше терпеть такую жизнь. Я подаю на развод, и чем быстрее, тем лучше. Я тебя выведу на чистую воду, Стюарт, ты вернешь каждый цент, который должен «Лэмпхаузу» за алименты Кристине — ведь она их получает? Не так ли?

Он напрягся и побледнел, одним глотком осушил свое виски и потянулся за бутылкой с вином.

— Не пей много, Стюарт! — резко сказала она с дальнего конца стола.

Он криво улыбнулся.

— Я тебя не виню, дорогая.

— Что?!

— Я тебя не виню. Я действительно натворил дел, признаю.

— Ты это признаешь?..

— Да, я признаю все твои обвинения.

Не в силах больше обвинять, она попыталась выведать правду.

— Так где же ты был последние четыре дня, Стюарт?

— На самом деле, два, учитывая время в пути, — ты это прекрасно знаешь. — Его тоже задело за живое, но внешне он этого не показывал, хотя стал саркастически-уклончивым. — В Нью-Йорке и Торонто, так что остынь, ладно?

— Лжец! Я везде звонила — искала тебя. В «Маккензи, Торонто» мне сообщили, что тебя там нет и не ожидается, и Винни Легран тоже. Что было между вами? Уютный домик на двоих в Бакрофте, а?

— Ох! Да ты, я вижу, готова в суд подать! — протянул он, распаляя ее ярость.

— Отвечай прямо, черт возьми!

— Ничего не было, Оливия.

— Я тебе не верю!

— Я этого и не ожидаю, ты уже заморочила себе голову собственными выводами. Вот почему я ничего не буду говорить, пока ты не остынешь и не извинишься за свои мысли и слова.

— Мне извиняться? Какая наглость, Стюарт! Ты собираешься сказать, где был все это время?

— Да, если ты дашь мне возможность. Пока что я прикусил язык, чтобы выдержать твою словесную атаку. Ты была слишком увлечена, обвиняя меня без всяких причин!

— У меня есть все причины обвинять тебя, Стюарт.

— Если хочешь развода, это твое дело. Но ты должна знать, что я все еще люблю тебя, неизвестно почему…

Он вертел в руке хрустальный бокал с вином, и свечи вспыхивали в нем рубиновыми искорками.

— Да? А как же фотографии?

— Чьи фотографии? — Он взглянул на нее удивленно и совершенно искренне.

— Твои — с Фэй и Винни! Некто из Торонтского отделения корпорации распространял фото в «Лэмпхаузе», чудесный сюжет: ты в пьяном виде, Фэй Ратленд прижимается к тебе, а Винни Легран целует! В Фаррингдоне все рассматривали их и, естественно, думали: «неверный супруг из США творит свои грязные делишки потихоньку от английской женушки». Отличный заголовок для колонки сплетен в газетах корпорации «Маккензи», Стюарт!

— Я никогда не был неверным супругом. Все это вымыслы, врут, никогда не видел этих фотографий, которые дали тебе и другим пищу для размышлений. Должно быть, их сделали на вечеринке в Нью-Йорке для Фэй Ратленд, вечеринка была в ее честь, не в мою. Меня пригласили ее литературные агенты, Винни тоже — как менеджера Торонтского отделения, издающую следующую книгу Ратленд «Голливуд или грудь». Фэй влезла в кино, а поскольку она приносит нам доход как своим издателям, мы приняли приглашение на вечеринку по случаю запуска ее фильма. Это реклама, ты же понимаешь. Во всяком случае, вечеринка состоялась давным-давно и не имеет ничего общего с этим уик-эндом.

Оливия немного подумала и спросила напрямик:

— Ты спал с Фэй Ратленд?

— Нет.

— Ты спал с Винни?

— Нет! С чего ты взяла? У нас с Винни всегда были абсолютно асексуальные отношения. Мы друзья — деловые друзья, — так что же страшного в дружеском поцелуе в щечку? Право же, ты не должна так ревновать! У нее своя жизнь, на этот раз там серьезный мужчина.

— В самом деле?

— Я думал, ты в курсе дела.

— Обычно я узнаю последней.

— Это Эштон Доур Кливер.

— О!..

— Теперь ты сожалеешь, что проклинала меня в отрыве от контекста?

— Нет. А как насчет Кристины?

— Что насчет Кристины?

— Вы с ней встречаетесь? Все эти твои визиты в Торонто…

— Не верится, что слышу от тебя такое, Оливия.

— Мне надо быть уверенной насчет нас, Стюарт, нас с тобой! Скажи, между нами что-то не так, в самом деле что-то не так? — в отчаянии спросила она.

— Между нами в самом деле кое-что стоит, — ответил он, балансируя на краю пропасти между ними. — Прежде всего твоя неспособность доверять мне. Меня тошнит от того, что ты всегда думаешь обо мне самое худшее, как мой отец!

Оливия глотнула вина и подвинула ему свой бокал через стол, а он снова наполнил его. Петух в винном соусе печально остывал на тарелках.

— Если не Фэй и не Винни причина твоего исчезновения, скажи мне — кто! Ты обязан это сделать!

— Моя мать. — Он передал ей наполненный бокал.

Оливия уставилась на него.

— Твоя… твоя мать?

— Никто точно не знает, зачем нам с отцом потребовалось лететь в Торонто. Я собирался сообщить тебе, когда вернусь домой. Я должен был лететь в Лондон, как вдруг все изменилось. Пирс почувствовала себя плохо ранним утром в четверг, но как будто не очень серьезно. Она гостила в Торонто у сестры, моей тети Клайды, которую ты должна помнить по свадьбе. Мы с отцом надеялись, что тетушка позаботится о маме. После обеда в отеле «Плаза» вечером в четверг, накануне моего предполагаемого отлета в Англию, отец уехал домой, а я пошел спать, ожидая, что рано утром меня разбудит портье. Но меня разбудил отец и сообщил, что у мамы кровоизлияние в мозг, инсульт, и ее срочно увезли в больницу. Мы с отцом немедленно вылетели на его частном самолете из Ла-Гуардии. Вот где я был все это время — сидел вместе с отцом у ее изголовья, надеясь, что мама выживет.

— О Боже мой… прости, Стюарт! — Оливия смотрела на мужа широко открытыми глазами, полными вины и сочувствия. Она понятия не имела, как исправить положение.

— Вот почему ты не могла разыскать меня через офис. Мы с отцом не успели сделать ничего, кроме как мчаться к ней возможно быстрее.

— А… а как она?.. — Слова застревали у нее в горле.

— Ей стало немного лучше. Как только я узнал, что прямая угроза жизни миновала, так тут же вернулся домой — к тебе!

— О Стюарт, Стюарт! — Она отодвинула стул, чтобы подойти к нему, утешить его, исправить то, что наговорила сгоряча, но он отстранил ее протянутые руки.

— Сядь, Оливия. Я еще не кончил. И не хочу, чтобы ты меня сейчас обнимала, мне это не нужно.

Боже мой! Что за уничтожающая выволочка!

— Почему, ну почему ты мне не дал знать, что происходит, Стюарт? Почему не позвонил из больницы или откуда-нибудь еще? Почему не попросил тетю позвонить мне, если ни ты, ни отец не могли? Почему мне никто ничего не сказал?

— Не знаю, Оливия. Секретарше было оставлено распоряжение: позвонить тебе и сказать, что мы с отцом улетели в Торонто и потому я задерживаюсь. Она должна была передать. Сам я не мог тебе позвонить — отца нельзя было оставить ни на секунду, он был совершенно убит. Он вообще просто помешан на семейных делах, а тут такое!.. В торонтском офисе корпорации никто ничего не знал, мы из аэропорта отправились прямо в больницу. Я считал, что сообщение о моем вылете в Торонто как-то дойдет до тебя, и ты подумаешь, что отправиться туда меня заставили дела компании. Надеялся объяснить тебе все при встрече. Теперь-то я понимаю, что был не прав, не позвонив из больницы, но тогда я думал только о том, что мать при смерти. Мне очень жаль, но я был в шоке, так же как и отец. Я должен был поддержать его в трудный час. Но обещаю тебе, что кому-то голову оторву за то, что тебе не дали знать, где я.

— Не вини миссис Стейнбеккер или кого-то еще, Стюарт, — сказала она мягко, видя, что он все еще удручен состоянием здоровья матери. — Мне тоже очень жаль, что я так отвратительно разоралась. Давай отнесем это за счет стресса и серии злосчастных ошибок в передаче сообщений, допущенных замотавшимися служащими. Искренне прошу прощения за то, что не доверяла тебе.

Он глубоко вздохнул и осушил бокал.

— Прежде чем ты продолжишь, Оливия, я должен тебе еще кое-что сказать, и сейчас — самое подходящее время.

Она тоже глубоко вздохнула: вот сейчас он скажет, что разводится с ней, раз она ему не доверяет…

— К сожалению, злосчастные ошибки не ограничиваются сбоями в передаче информации. Должен признаться, что сам наделал их немало. Я понес огромные потери, в основном из-за краха компании «Минералы Перу», и буду полностью уничтожен в финансовом отношении, если не смогу возместить некоторые убытки хотя бы частично. Вот почему я не побыл еще пару дней с отцом и матерью, а поторопился в Лондон. Надо было предупредить тебя и опередить моих кредиторов, прежде чем они нанесут нам последний удар. Надеюсь, завтра, после встречи с ними, мы сможем вместе вылететь в Торонто.

Сначала она не совсем поняла его.

— Что ты имеешь в виду под словом «уничтожен»? Что за последний удар, о чем ты говоришь?

— У нас больше ничего нет. Этот дом, автомобили, квартира в Докланде и доход от ее сдачи, весь наш образ жизни — все сгорело вместе с моими вложениями в эту проклятую компанию, акции которой накануне рухнули. Теперь она ликвидируется. Мы… мы по уши в долгах. Более того… — Похоже, слова застревали у него в горле, как недавно — у нее. — Более того, я не могу гарантировать дальнейшую финансовую поддержку «Лэмпхауза».