— Мне померещилось, или у тебя в голосе действительно прозвучала нотка недовольства сельской жизнью, любовь моя?

— Нет, она мне нравится. Я сама виновата. Меня бесит, когда со мной обходятся, будто я — посмертная маска египетского фараона или что-нибудь в том же роде. Эти люди видят на моем месте тебя — Мистера Миллионера Маккензи. Только ты ведь порхаешь, как бабочка, нынче здесь, завтра там!

— Извини, милая, но дела требуют!

— Дражайший муженек, а мы можем позаботиться о медицинских счетах Бэрди? Только потихоньку, чтобы не смущать ее? — сменила Оливия тему.

— Что ты от меня хочешь — выписать невидимый чек? Разумеется, мы оплатим ее счета, и никаких вопросов. Ее дело — воспринимать это как милосердие или нет.

— Так я тебе о том и говорю!

— Тогда ты должна ввести в игру все свои резервы дипломатичности, такта и убедительности. Ты можешь это сделать.

Вот, опять он свалил ответственность на другого. Ах, как это у него хорошо получается!

— Боже, как я по тебе соскучился! Поди сюда и обними меня, прежде чем принесешь мне тапочки.

Он протянул руки.

— Погоди, мне надо кое о чем еще сказать.

— Если это насчет Тэдди Гривза, Э.Д. Кливера или прав на проход туристов, мистера Рэппса и выгребной ямы — не стоит, все уже улажено.

— Как ты думаешь, мистер Рэппс сможет немного привести в порядок маленький старый коттедж внизу, в зарослях?

— Зачем?

— Эрнст собирается жениться и хочет иметь побольше места для семьи.

— Нет проблем.

— А как думаешь, мы сможем записаться в ясли?

— Смею сказать… Погоди, это тоже для них, что ли?

— Нет, это для нас.

— Для нас?!

— Вот именно!

— А я тут при чем?

— Я беременна!

— Вот так сюрприз! Ты уверена?

— Абсолютно. Утренняя тошнота, головокружения, обморок среди могил и, наконец, мнение доктора Гаррета. Я уверена.

— Милая, это великая новость… — Стюарт не совсем понимал, как надо воспринимать такую великую новость после утомительного перелета. — Мы когда-нибудь обсуждали это важнейшее событие в нашей жизни? — неуверенно спросил он, сдвинув брови.

— Да нет, пожалуй. Похоть опередила обсуждения.

— Моя или твоя?

— Наша.

После долгого молчания мужа Оливия продолжила тему:

— Я знаю, ты думаешь о долговременных обязательствах перед «Лэмпзаузом» и «Маккензи», о том, во сколько обошелся нам этот дом, и считаешь, что я нарочно затеяла это, но уверяю тебя, что нет! Материнство — такой же сюрприз для меня, как и для тебя — отцовство. Я очень-очень тщательно принимала маленькие беленькие таблетки каждый вечер — или, по крайней мере, рано утром, если вечером забывала. Но теперь, когда это случилось, я чувствую, что так было суждено, и очень счастлива. Хорошо или плохо — но это наш ребенок, Стюарт!

Он подошел и обнял ее, она уютно поджала ноги в своем любимом кресле, спасенном ею при разборке генеральского наследия.

— Я тоже счастлив. Или ты в этом сомневаешься? Просто я не знаю, что еще сказать, потому что… потому что я еще никогда не был отцом!

Она крепко обняла его.

— А не пойти ли нам пропустить по кружечке в старом кабачке, да заодно отведать бифштекса и мясного пирога?

Она пыталась произнести это натурально по-кентски, но у нее не получилось.

— А не пойти ли нам в постельку, чтобы поговорить с духом старого генерала и спросить его совета насчет рождения нового поколения? — Он зевнул. — Я страдаю от смены часовых поясов, дорогая, и мне нужно немного нежной ласки!

— Пошли! — охотно согласилась она, отталкивая его ищущие руки. — Марш под душ, а я пока приготовлю ужин.

Он поцеловал ее, сорвал душивший его галстук и сказал:

— Сырное суфле?

— Сейчас будет!

Когда Оливия принесла поднос с ужином на двоих, она застала Стюарта распростертым на двуспальной кровати: он крепко спал, успев сбросить лишь один ботинок. Она нежно посмотрела на мужа, прикрыла его пледом, не разбирая постель, на которой он лежал, и съела суфле сама.


На следующий день Стюарт чувствовал себя значительно лучше, хотя все еще страдал от разницы во времени. Они поехали в офис вместе на «феррари», в то время как «даймлер» был поставлен в гараж на профилактику. У Стюарта в то утро была встреча, но к половине седьмого он обещал зайти к ней в кабинет, чтобы вместе вернуться домой. Оливия позвонила миссис Даннимотт и попросила оставить еду на троих в духовке.

Миссис Даннимотт сказала:

— Видела вас по местному телевидению, Оливия, вы выглядели как картинка. Платье, прелестная шляпка — настоящая хозяйка поместья, вот что я скажу, дорогая!

— Спасибо, миссис Даннимотт. — Конечно, та видела Оливию и во плоти, но телевидение было важнее, оно придавало ей «звездный статус».

— Надеюсь, вы не повредились, упав в церкви, дорогая?

Оливия потихоньку застонала: ага, значит, телевизионщики ухитрились запечатлеть для потомства ее обморок. Какое безобразие!

— Нет, я всего лишь поскользнулась — ужасно глупо! — не привыкла к таким высоким каблукам.

— Ну, тогда все в порядке, дорогая. А правда, Эйдриан здорово выполнил свой спуск с колокольни? Для викария он несколько неосторожен, но мне вообще-то больше нравится, когда они современные и раскованные, больше заняты с молодежью прихода. Как вы считаете, дорогая?

— О да, миссис Даннимотт! — Оливии хотелось бы знать, долго ли еще будет продолжаться эта болтовня! — Надеюсь, что в буфете хватит припасов на сегодня, я не ходила в магазины…

— Не беспокойтесь, дорогая, я схожу сама. Насчет домоводства можете быть спокойны. Я оставила вам, муженьку и гостю мясо и запеканку с красным вином.

— Спасибо, миссис Даннимотт, вы настоящее сокровище.

— Да что вы, дорогая. Я делала то же самое для старого генерала — только он никогда не давал денег на хозяйство. Ну, пока. В этот уикэнд хорошенько отдохните!


Оливия заехала в Финсбюри-парк, чтобы подобрать Бэрди.

— Вот так так! — вскричала Бэрди, впервые оказавшись в спортивном автомобиле. — Немножко маловат, не правда ли?

— Мне очень жаль, Бэрди, но сегодня «даймлер» на обслуживании.

— Тебе не следовало заниматься мною, Оливия, когда надо управлять бизнесом. Кто должен наблюдать за делами, как не мы с тобой?

— Не беспокойся, я решила делать то, что делает Стюарт с таким блеском.

— Что, лететь в Кент на «Конкорде»?

— Это было бы здорово, но я имею в виду — сваливать свою работу на других. И если хорошо оплачиваемые служащие не сделают эту работу, я им морды набью!

— Надеюсь, это сработает, — с сомнением сказала Бэрди.

Когда они явились в глазную клинику, она попросила Оливию не ждать ее.

— Я уже жду, — подчеркнуто спокойно сказала Оливия. — У меня еще семь месяцев до рождения ребенка, и я потрачу из них столько времени, сколько понадобится, чтобы тебя вразумить. Я ведь знаю, стоит мне отвернуться, ты тут же смоешься!

— Разве я способна на такое?

— Еще как!

— Мне неудобно, что вы платите за меня этому глазнику.

— Пусть будет неудобно! Хуже, если из-за отсутствия лечения ты перестанешь видеть у себя под носом. Новые очки мало что изменят, насколько я понимаю. Зрение — один из драгоценнейших даров природы, Сибилла Бэрди Гу, так что за ним надо следить!

Это заставило мисс Гу задуматься.

Ровно в одиннадцать тридцать вышла медсестра и пригласила Бэрди, которая бросила через плечо:

— Поразительно, как все меняется, когда платишь деньги, — не надо сидеть в очереди и дожидаться приема!

Она поспешила за сиделкой, а Оливия взяла журнал, чтобы скоротать время. Через двадцать минут Бэрди вернулась, и Оливия отложила его.

— Что он сказал?

— Да немного. Он долго пялился мне в глаза, словно влюбился или что-то в этом роде, а потом велел сестре закапать какие-то капли.

— Что он сказал, Бэрди? — настойчиво спросила Оливия.

— Он хочет сначала сделать несколько анализов, прежде чем брать на себя обязательства. Считает, что мне надо лечь в клинику на несколько дней, на следующей неделе. Я не могу себе позволить валяться на больничной койке, пока доктор Глазнюк соображает, что у меня с гляделками.

— Можешь, можешь…

— Я не могу себе этого позволить, Оливия! — огрызнулась Бэрди.

— Я могу, так что заткнись. Пойду сама перекинусь словом с ним, ты безнадежна.

Она спросила сестру, можно ли переговорить с доктором Брэйнтри. Та ушла и вернулась с улыбкой:

— У него есть пять минут.

Оливия зашла к глазному врачу. Он спросил у нее, кем ей приходится мисс Гу, как будто это имело значение!

— Она моя крестная мать и я плачу за ее лечение. Она ведь страдает глаукомой?

— Боюсь, что да.

— О!.. — Оливия запнулась. — Но не закупорка слезного канала?

— Почему вы так думаете?

— Я почитала медицинскую литературу о глазных болезнях. Закупорка слезного канала — меньшее из зол, вот я на это и надеялась. Глаукома — это серьезно, не так ли?

— Так, но могло быть и хуже. — Он встал с кресла, подошел к дисплею и нажал кнопку. Перед ней предстало огромное глазное яблоко, испещренное красными и синими линиями. — У мисс Гу — ранняя стадия хронической глаукомы, в противоположность острой глаукоме. Острая глаукома — это тяжелое заболевание, сопровождаемое сильными болями, но мы не будем вдаваться в подробности, ибо это не ее случай. Хроническая глаукома обычно возникает у людей после сорока, когда трабекулярная сетка — фильтрующая ткань на границе глаза — закупоривается и дренаж замедляется. Такое состояние не лечится, но внутриглазным давлением, предрасполагающим к слепоте, можно управлять.