Александра Джонс - Любовный контракт

— Хватит, я не желаю знать! — крикнула она, продолжая лупить его подушкой.

— Я поддерживаю мир между Торонто, Нью-Йорком и Лондоном. Подписываю множество чеков, хожу на разные собрания, летаю первым классом, наблюдаю за тенденциями в рекламе, банковском деле, маркетинге, за связями с общественностью и тому подобным. Я принимаю множество клиентов, инвесторов, банкиров, торговцев, печатников, переплетчиков, редакторов, авторов и их агентов и диктую письма своим многочисленным личным помощникам. Я нанимаю и увольняю персонал, я все время раздаю решения и сочувствие… — Тут он изловчился и сгреб ее вместе с подушкой. — Я весь день говорю по телефону, передаю и принимаю факсы. Я организую, я представительствую, я разрешаю споры, я молюсь… — Он потянулся к ней губами, крепко удерживая ее.

— Убирайся от меня!

— Молюсь, чтобы моя отдалившаяся жена поняла, почему я не появляюсь дома вовремя попросить прощения за обед, который пригорел, как и я сам… Я делаю заявления перед политиками и губернаторами, забочусь об управленческом персонале, членах Совета и специалистах, но так, чтобы не превысить текущий бюджет, не то мой старик побьет меня. Я улыбаюсь в комитетах старых леди. Я выступаю в комитетах молодых леди. Я распределяю благотворительные щедроты и отвечаю любопытным, желающим знать, как сделаться миллионером в два счета и без усилий. А затем я снова беседую с отцом… Не тянись за подушкой, Оливия, не то заставлю тебя весь день жевать эти перья!.. А моего внимания требуют еще моя мать, тесть, теща и Э.Д. Кливер, не говоря уже о том, что необходимо поболтать с женой и заняться местным отделением ассоциации туристов. И это только для начала… Не надо, Оливия, не бей меня!

— Что ж, ты честно расставил свои приоритеты. Но не думаешь же ты, что я приму схему, которая отводит твоей жене предпоследнее место, ниже которого лишь туристы? — спросила Оливия, прижатая им так, что была не в состоянии сделать ничего, кроме как укусить его за нос.

— Я тебя слушаю, милая!

— Какое у тебя на самом деле состояние?

— Я, честно, не знаю. Во всяком случае, это все бумажные деньги.

— Вот именно! Наш садовник начинал как положено, а со временем развернулся на сто восемьдесят градусов, и теперь сорняки снова растут там же, где и росли!

— Твои замечания всегда бесспорны — вот почему я и женился на тебе! Но к чему все это ведет, любовь моя?

Он ослабил хватку и возобновил интерес к ее анатомии.

— Стюарт!

— Ммм…

— Как ты считаешь, что такое любовь?

Он призадумался.

— Я думаю, что любовь — это когда тебе хорошо с выбранным партнером и ты абсолютно честен с ним. И еще постоянная готовность к сексу! — Он, в свою очередь, куснул ее за ухо. — После драки подушками об этом особенно приятно поговорить.

Оливия расхохоталась.

— Иногда я спрашиваю себя, зачем вообще вышла замуж за умственно отсталого миллионера, — сказала она, лаская его обнаженную грудь.

Он гладил ее волосы цвета поджаренных каштанов, пышно выросшие со дня их свадьбы, потому что он не разрешал обрезать их.

— Я часто делаю то же самое. Спрашиваю себя, почему ты вышла за меня.

— Потому что ты настаивал. И потому что я надеялась спасти тебя от предыдущей аморальной жизни.

— И все?

— Сначала расскажи мне, что ты обсуждал с Эштоном и Теодором, тогда я живописую тебе, как я совершу сати, если ты когда-нибудь найдешь другую женщину.

— Что такое сати?

— Неужели ты такой невежественный?

— Может быть… — Его сексуальные глаза под полуприкрытыми веками ничего не выражали.

— Сати — это акт крайнего самопожертвования. Индийский обычай, когда вдова всходит на погребальный костер своего умершего мужа — господина и хозяина.

— И ты бы так поступила ради меня после моей смерти? — изумленно спросил он, приподняв голову и широко раскрыв глаза.

— Не-а, — сказала она, — я не так глупа! Но я бы тосковала по тебе.

— Почему?

— Потому Что люблю тебя. Потому что нам с тобой очень хорошо.

Он крепче обнял ее.

— Тедди согласился на обходной путь вокруг бассейна. Новая «полоса отвода» пройдет вне нашего поля зрения, как и сказала Аннабел. Проектная комиссия согласилась ускорить работы с мистером Рэппсом и его командой, которые обещали все закончить ко Дню Благодарения [17].

— Благодарения? Почему?

— Время давать, время благодарить, — небрежно сказал он.

До нее дошло, и она вытаращила на него глаза.

— Немедленно объясни, Стю! — И она рявкнула ему в ухо: — Теодор Гривз, проектная комиссия Мидхэрста, приходский совет, мистер Рэппс и его строители — ты их всех подкупил?

— Не знаю, о чем ты говоришь! — Он потряс головой с забавно торчавшими из волос перьями, и Оливия поклялась себе, что сунет эту красивую голову в микроволновую печь, если только он не внесет ясность. — День Благодарения, — весело продолжал Стюарт. — Ты же сама хотела, чтобы все закончилось к Рождеству! А я хочу, чтобы они завершили работы немного раньше, перед тем, как мы полетим в Штаты — побыть с моими родственниками. Ты ведь знаешь, что в День Благодарения старый диктатор собирает нас всех к себе за пазуху и рассказывает, как он счастлив диктаторствовать, пока мы тут надрываемся.

— Ты неисправим! — Он обнял ее покрепче, и она прижалась лицом к его груди. — Старый диктатор… Послушай, может быть, мы сменим курс и вырвемся из-под их влияния, Стюарт? Организуем новую компанию, назовем ее «Маклэмп» или как-нибудь в этом роде?

— Вряд ли, у меня никогда не получится так хорошо, как у моего отца.

— Ты, должно быть, всегда был отвратительным сыном, и отцу очень трудно заставлять тебя выполнять его указания десять лет подряд!

— Я и сам часто думал об этом. Я был ужасным подонком. Десять лет назад ты бы за меня не вышла, это точно. Я пил, скандалил, доводил до полного отчаяния родителей и бывшую жену… Кстати, Эштон оставил тебе, то есть нам, два билета в Ковент-Гарденский оперный театр. Таким способом он извинился за свою промашку.

Оливия поняла, что Стюарт сменил тему. Она знала, что с некоторыми событиями прошлого, в частности со смертью брата Джоффа, он не мог смириться. Его грубоватые шутки не могли ее обмануть: эта тема была ему болезненно тягостна.

Оливия размышляла, что бы надеть на сельский праздник, куда их пригласили как почетных гостей. Но Стюарт был в Торонто…

День обещал быть жарким и душным. А возможно, и грозовым — нелишне взять зонтик, подумала она. Ее выбор остановился на цветастом шифоновом платье с пышными рукавами и картинной шляпке с повязанной вокруг тульи шифоновой же лентой — все очень легкое и нарядное.

Как было договорено заранее, в половине второго Оливия встретилась у церкви с викарием, ее гидом и наставником в течение дня. Он был гораздо моложе, чем ей виделось при мимолетной прежней встрече, и совсем не страшный. Со своим круглым мальчишеским лицом, волосами имбирного цвета, веселыми манерами и кучей маленьких детей, Эйдриан Фербенкс казался чрезвычайно человечным. Как все же ошибочны предвзятые мысли и образы, подумала Оливия. У Аннабел была предвзятая идея насчет нее и Стюарта, как о миллионерах и «звездах». А она сама почему-то вообразила викария ворчливым седовласым старикашкой!

Оливия обменялась рукопожатием с женой викария, и Пэтси Фербенкс сказала:

— Как мило с вашей стороны — подключиться к нам, чтобы открыть сельский праздник, Оливия! — За ней, словно на буксире, плыли трое ее детей. — Мои малыши мечтают поскорее присоединиться к толпе Аннабел, так что вы нас извините, если мы поторопимся.

Пэтси с детьми ушли по дорожке к деревенской лужайке, оставив Оливию на попечение Эйдриана. Тот присоединился к благодарности, высказанной его супругой:

— Спасибо, что так оперативно заполнили пробелы в нашей программе, Оливия.

— Делаю это с большим удовольствием! — Она улыбнулась и проглядела программку праздника, чтобы представить себе, чего же от нее ждут. — Говорят, вы для рекламы спускаетесь по канату с колокольни, викарий. Как это смело!

Он ухмыльнулся.

— Все в руце Божией, не так ли? Нам нужны любые спонсорские деньги на новую крышу, так что мне не страшен сам дьявол.

В два часа Оливия разрезала красную ленточку у входа в большую палатку с закусками, и праздник был объявлен официально открытым. Потом вместе с другими членами жюри она обходила разнообразные киоски и палатки, оценивая достоинства экспонатов.

Миссис Даннимотт выиграла два первых приза, за лучший фруктовый кекс и за апельсиново-грейпфрутовый мармелад, горшочек которого был должным образом преподнесен хозяйке поместья. Мистер Даннимотт также получил первый приз за свои георгины и второй — за огурцы. Деревенский мясник, мистер Уимен, он же местный фермер, выиграл первый приз за бычка по имени Брут, в то время как в палатке художников Аннабел взяла три первых приза: за акварель «Деревня», за коллаж «Старая кузница и утиный пруд» и за резьбу по буковому дереву под названием «Мать и дитя». Оливия не могла понять, как семейная матрона находит время еще и на творчество.

Макс тем временем жадно глотал пиво в палатке-буфете вместе с другими завсегдатаями деревенской пивной «Герб Мидхэрста». Владелец «Герба» Артур Стэпли выставил для угощения гостей целую бочку.

Это был хороший способ познакомиться с соседями. Они то и дело приглашали Оливию примкнуть к какому-нибудь местному комитету или организации, включая МОАЛ — Мидхэрстское общество актеров-любителей. Сегодня, кстати, МОАЛ давало на лугу импровизированное представление «Матушка-гусыня» [18]. Оливия, как новая хозяйка поместья, имела решающий голос в определении лучшего актера и актрисы, а также лучшего самодельного костюма. Выбирать было трудно — все играли хорошо и остроумно, — но она выбрала Матушку-гусыню, не только за старания мисс Логанберри, главы труппы, которая была в костюме из собственноручно надерганных гусиных перьев, но и потому, что той досталось больше всего смеха.