Вот та, кого целый век забыть я стремился,

Но все ж не склонялся к тем,

кто не был к ней близок.

Подобна она луне во всем своем облике,

Прославлен ее творец, прославлен создатель!

И если свершил я грех великий, любя ее,

То нет на раскаянье мне больше надежды.

Бессонным из-за нее, печальным,

больным я стал,

И сердце смущенное о ней размышляет.

Сказала она мне стих (а знает его лишь тот,

Кто рифмы передает и доблестен в этом):

«Известна ведь страсть лишь тем,

кто сам испытал ее,

И знает любовь лишь тот,

кто сам с ней боролся».

Влюбленные провели ночь в наслаждении и радости, одетые в одежды объятий с крепкими застежками, в безопасности от бедствий ночи и дня, и спали они, не боясь при сближении долгих толков и разговоров, как сказал о них поэт:

Посещай любимых,

и пусть бранят завистники —

Ведь против страсти

помочь не может завистливый.

И Аллах не создал прекраснее в мире зрелища,

Чем влюбленные, что в одной постели лежат вдвоем.

Обнялись они, и покров согласья объемлет их,

А подушку им заменяют плечи и кисти рук.

И когда сердца заключат с любовью союз навек,

По холодному люди бьют железу, узнай тогда.

О хулящие за любовь влюбленных,

возможно ли

Исправление тех, у кого душа испорчена?

И когда дружит хоть один с тобой —

он прекрасный друг.

Проводи же жизнь ты с подобным другом

и счастлив будь!

А когда наступило утро, засияло светом и заблистало, Нур-ад-дин пробудился ото сна и увидел, что девушка уже принесла воду. Они умылись, и юноша помолился своему господу, затем невольница принесла ему то, что было из съестного и напитков, а после трапезы сунула руку под подушку и вытащила зуннар, который сделала ночью. Она подала его Нур-ад-дину и сказала: «О господин, возьми этот зуннар». — «Откуда этот зуннар? — спросил юноша. «Господин, это тот шелк, который ты купил вчера за двадцать дирхемов. Поднимайся, иди на рынок персиян и отдай его посреднику, чтобы он покричал о нем, и не продавай его меньше, чем за двадцать динаров чистыми деньгами на руки», — ответила девушка.

«О владычица красавиц, — сказал Нур-ад-дин, — разве вещь в двадцать дирхемов, которая продается за двадцать динаров, делают в одну ночь?» — «Господин, — ответила невольница, — ты не знаешь цены этого зуннара. Но пойди на рынок и отдай его посреднику, и, когда посредник покричит о нем, его цена станет тебе ясной».

Нур-ад-дин взял зуннар и понес на рынок персиян. Он отдал товар посреднику и велел ему кричать о нем, а сам присел на скамью перед одной из лавок. Посредник скрылся на некоторое время, а потом пришел к нему и сказал: «О господин, вставай, получи цену твоего зуннара. Она достигла двадцати динаров чистыми деньгами на руки». Купеческого сына крайне удивили слова посредника, он затрясся от восторга и, не веря счастью, поднялся, чтобы получить свои двадцать динаров. На эти деньги юноша купил разноцветного шелку, чтобы невольница сделала зуннары. Вернувшись домой, Нур-ад-дин отдал шелк девушке и сказал: «Сделай из всего зуннары и научи меня, чтобы я работал вместе с тобой. Я никогда в жизни не видел ни одного ремесла лучше и больше по заработку, чем это. Клянусь Аллахом, оно лучше торговли в тысячу раз!»

Невольница засмеялась и ответила: «Господин мой Нур-ад-дин, пойди к твоему приятелю москательщику и займи у него тридцать дирхемов, а завтра отдай их из платы за зуннар вместе с пятьюдесятью дирхемами, которые ты занял у него раньше».

Нур-ад-дин отправился к москательщику и сказал ему: «Дядюшка, одолжи мне тридцать дирхемов, а завтра, если захочет Аллах, я принесу тебе все восемьдесят дирхемов разом». Старик отвесил ему тридцать дирхемов. Нур-ад-дин, как накануне, купил на эти деньги на рынке мяса, хлеба, сухих и свежих плодов и цветов и принес все девушке, а звали ее Мариам-кушачница. Невольница быстро приготовила роскошное кушанье и поставила его перед своим господином, потом приготовила скатерть с вином, и молодые люди вместе принялись трапезничать, ухаживая друг за другом. Когда вино зашумело в головах, Мариам прочла такие строки:

«Спросила стройного, как поднял чашу,

Что пахнет мускусом его дыханья:

“Из щек ли выжали твоих ту влагу”

Ответил: “Нет, вино из розы жмут ли”».

Юноша и девушка беседовали, Мариам подавала Нур-ад-дину кубок и чашу и требовала, чтобы он налил и напоил ее тем, от чего приятно дыхание, а когда он касался ее рукой, не давалась из кокетства. Опьянение увеличило ее красоту и прелесть, и Нур-ад-дин произнес такие слова:

«Вот стройная — любит нить и милому говорит

В покоях веселья — он страшится наскучить ей:

“Не пустишь коль чашу вкруг

и не напоишь меня,

Один будешь ночью спать”.

И в страхе он налил ей».

И они продолжали пить, пока Нур-ад-дин не захмелел и не заснул. Тогда Мариам поднялась и начала работать над зуннаром, следуя своему обычаю, а окончив, она почистила зуннар, завернула его в бумагу и, сняв с себя одежду, проспала подле Нур-ад-дина до утра, и было между ними из близости то, что было.

Потом Нур-ад-дин поднялся и исполнил свои дела, и Мариам подала ему зуннар и сказала: «Снеси его на рынок и продай за двадцать динаров, как ты продал такой же вчера». Юноша взял зуннар, отнес на рынок и продал за двадцать динаров, а потом зашел к москательщику, отдал восемьдесят дирхемов, поблагодарил за милость и пожелал ему блага.

«Дитя мое, продал ты невольницу?» — спросил москательщик. И Нур-ад-дин воскликнул: «Ты призываешь на меня зло! Как могу я продать дух из моего тела?»

Юноша рассказал старику всю историю, с начала до конца. Москательщик обрадовался и воскликнул: «Клянусь Аллахом, о дитя мое, ты меня обрадовал, и если захочет Аллах, тебе всегда будет благо! Я хотел бы для тебя блага из любви к твоему отцу, и чтобы наша дружба с ним сохранилась!». Нур-ад-дин расстался со старым москательщиком, пошел на рынок и, купив, как обычно, мясо, плоды и все необходимое, принес покупки Мариам.

Так Нур-ад-дин и Мариам прожили целый год. Каждую ночь девушка делала зуннар, а утром Нур-ад-дин продавал его за двадцать динаров, расходовал часть денег на необходимое, а остальные отдавал своей мастерице, которая прятала деньги у себя до времени нужды.

Через год девушка сказала: «Господин мой Нур-ад-дин, когда ты завтра продашь зуннар, возьми мне на часть денег цветного шелку шести цветов; мне пришло на ум сделать тебе платок, который ты положишь на плечо. Не радовались еще такому платку ни сыновья купцов, ни сыновья царей». Юноша сделал все, как велела Мариам. Кушачница целую неделю каждую ночь, после того как делала очередной зуннар, работала над платком. Нур-ад-дин положил подарок любимой на плечо и стал ходить по рынку. Купцы, вельможи города и простые люди останавливались возле него рядами и смотрели на его красоту и на хорошо сделанный платок.

Однажды ночью Нур-ад-дин пробудился от сна и увидел, что невольница плачет горючими слезами, тихо причитая:

«Близка уж разлука с милым, близко она!

Увы, мне придет разлука скоро, увы!

Растерзано мое сердце, горестно мне

Прошедшие вспомнить ночи, радости их!

Завистники непременно взглянут на нас

Злым оком, и все достигнут цели своей.

Вреднее всего нам будет зависть других,

Доносчиков скверных очи, сплетников всех».

«О госпожа моя Мариам, что ты плачешь?», — спросил купеческий сын. И девушка ответила: «Я плачу от страданий разлуки — мое сердце почуяло ее». — «О владычица красавиц, а кто разлучит нас, когда я теперь тебе милей всех людей и сильнее всех в тебя влюблен?» — спросил Нур-ад-дин. Любимая ответила: «У меня любви во много раз больше, чем у тебя, но доверие к ночам ввергает людей в печаль, и отличился поэт, сказавший:

Доволен ты днями был, пока хорошо жилось,

И зла не боялся ты, судьбой приносимого.

Ты в мире с ночами был и дал обмануть себя,

Но в ясную ночь порой случается смутное.

Узнай — в небесах светил так много,

что счесть нельзя,

Но солнце и месяц лишь из них затмеваются.

И сколько растений есть зеленых и высохших,

Но камни кидаем мы лишь в те,

что плоды несут.

Не видишь ли — в море труп

плывет на поверхности,

А в дальних глубинах дна таятся жемчужины?»

«Господин мой Нур-ад-дин, — сказала она, — если ты не желаешь разлуки, остерегайся человека из франков, кривого на правый глаз и хромого на левую ногу (это старик с пепельным лицом и густой бородой). Он-то и будет причиной нашей разлуки. Я видела, что он пришел в наш город, и думаю, он явился только из-за меня». — «О владычица красавиц, — сказал юноша, — если мой взгляд упадет на него, я его убью!» И Мариам воскликнула: «Господин мой, не убивай его, не говори с ним, не продавай ему и не покупай у него. Не вступай с ним в сделку, не сиди с ним, не ходи с ним, не беседуй с ним и не давай ему никогда ответа законного. Молю Аллаха, чтобы он избавил нас от его зла и коварства!»

Утром Нур-ад-дин, как обычно, понес зуннар на рынок. Он присел на скамью перед одной из лавок и начал разговаривать с сыновьями купцов, одолела его дремота, и заснул юноша на скамье перед лавкой, накрыв лицо платком и удерживая концы его в руках. В это время шел по рынку тот самый франк в сопровождении еще семи франков и увидел Нур-ад-дина. Франк сел подле Нур-ад-дина и стал вертеть в руке платок. Юноша проснулся и увидел перед собой того самого человека, которого описывала возлюбленная. Он закричал на франка, а тот спросил: «Почему ты на нас кричишь? Разве мы у тебя что-нибудь взяли?» — «Клянусь Аллахом, о проклятый, — ответил купеческий сын, — если бы ты у меня что-нибудь взял, я бы, наверное, отвел тебя к вали!» И тогда франк сказал ему: «О мусульманин, заклинаю тебя твоей верой и тем, что ты исповедуешь, расскажи мне, откуда у тебя этот платок». — «Это работа моей матушки, она сделала его для меня своей рукой», — ответил Нур-ад-дин. «Продашь ли ты мне его и возьмешь ли от меня его цену?» — спросил франк. Юноша воскликнул: «Клянусь Аллахом, о проклятый, я не продам его ни тебе, ни кому-нибудь другому! Моя мать сделала его только на мое имя и не станет делать другого». — «Продай его мне, и я дам тебе его цену сейчас же — пятьсот динаров, и пусть та, кто его сделала, сделает тебе другой, еще лучше этого», — сказал франк. — «Я никогда не продам его». — «О господин мой, а ты не продашь его за шестьсот динаров чистым золотом?» И он до тех пор прибавлял сотню за сотней, пока не довел цену до девятисот динаров, но Нур-ад-дин сказал ему: «Аллах поможет мне и без продажи платка! Я никогда не продам его ни за две тысячи динаров, ни за большие деньги!»