сознавшись, я,

Где то, чего требует прощение великих душ?»

Молодые люди долго обменивались упреками, каждый рассказывал, что с ним случилось, они читали друг другу стихи и проливали реки слез, сетовали друг другу на силу любви, муки страсти и волнения, пока совсем не обессилили. Между тем вечерело. На Ситт-Мариам было зеленое платье, вышитое червонным золотом, украшенное жемчугом и драгоценными камнями. Наряд этот как нельзя лучше оттенял красоту девушки, прелесть и изящество, и отличился тот, кто сказал о ней:

Явилась в зеленом платье полной луной она,

Застежки расстегнуты и кудри распушены.

«Как имя?» — я молвил, и в ответ мне она:

«Я та, что сердце прижгла влюбленных

углем пылающим.

Я — белое серебро, я — золото; выручить

Плененного можно им из плена жестокого».

Сказал я: «Поистине, в разлуке растаял я!»

Она: «Мне ли сетуешь,

коль сердце мое — скала?»

Сказал я ей:

«Если сердце камень твое, то знай:

Заставил потечь Аллах

из камня воды струю».

Когда наступила ночь, Ситт-Мариам спросила у девушек: «Заперли ли вы ворота?» — «Мы их заперли», — ответили те. Царевна обратилась к своим спутницам со словами: «Я хочу войти в эту церковь одна и получить там благодать — я тосковала по ней в мусульманских странах, а вы ложитесь спать, где хотите». — «С любовью и уважением, а ты делай что желаешь», — сказали девушки.

Мариам усыпила их бдительность, а сама отправилась на поиски Нур-ад-дина и нашла его сидящим в сторонке, точно на сковородке с углем, с таким нетерпением он ждал ее появления. Когда девушка подошла, Нур-ад-дин поднялся и поцеловал ей руки, она села и посадила возлюбленного подле себя, потом сняла драгоценности, платья и дорогие материи и прижала Нур-ад-дина к груди, они обнимались и целовались, не переставая, восклицая: «Как коротка ночь встречи и как длинен день разлуки!». И говорили такие слова поэта:

«О первенец любви, о ночь сближения,

Не лучшая ты из ночей прекрасных —

Приводишь ты вдруг утро в час вечерний.

Иль ты была сурьмой в глазах рассвета?

Иль сном была для глаз ты воспаленных?

Разлуки ночь! Как долго она тянется!

Конец ее с началом вновь сближается!

Как у кольца литого, нет конца у ней.

День сбора будет прежде, чем пройдет она.

Влюбленный, и воскреснув, мертв в разлуке!»

Когда влюбленные испытали великое наслаждение и полную радость, зазвонили к заутрени.

Мариам поднялась, надела свои одежды и драгоценности, Нур-ад-дин вновь затосковал оттого, что вновь предстояла разлука с любимой, заплакал и произнес такие стихи:

«Розу свежих щек лобызал я непрерывно

И кусал ее, все сильней ее кусая.

А когда приятною жизнь нам стала, когда заснул

Доносчик и глаза его смежились,

Застучали в било стучащие, в подражание

Муэдзинам, зовущим на молитву

И поспешно встала красавица, чтоб одеться, тут,

Боясь звезды доносчика летящей,

И промолвила: “О мечта моя, о желание,

Пришло уж утро с ликом своим белым”.

Клянусь, что если б получил я на день власть

И сделался б султаном с сильной дланью,

Разрушил бы все церкви я на их столбах

И всех священников убил бы в мире!»

Ситт-Мариам прижала возлюбленного к груди, поцеловала в щеку и спросила: «Нур-ад-дин, сколько дней ты в этом городе?» — «Семь дней», — ответил юноша.

«Ходил ли ты по городу и узнал ли ты его дороги и выходы и ворота со стороны суши и моря?» — спросила царевна. — «Да», — ответил купеческий сын. «А знаешь ли ты дорогу к сундуку с приношениями, который стоит в церкви?» — спросила Мариам. И Нур-ад-дин ответил: «Да». Тогда она сказала: «Раз ты все это знаешь, как пройдет треть следующей ночи, пойди к сундуку с приношениями и возьми оттуда что пожелаешь, а потом открой ворота церкви — те, что в проходе, который ведет к морю, — и увидишь маленький корабль, на нем десять человек матросов. Они помогут тебе подняться на борт. Жди меня там, да смотри, не проспи завтрашней ночью».

Молодые люди попрощались, и Мариам ушла. Она разбудила своих невольниц и других девушек и увела их. Подойдя к воротам церкви, постучалась. Старуха открыла ворота, царская дочь села верхом на мула, подведенного ожидавшими за воротами патрициями, и отправилась во дворец. Девушки следовали за своей госпожой. Процессию окружали стражники с обнаженными мечами.

Вот что было с Мариам-кушачницей. Что же касается Нур-ад-дина каирского, то он скрывался за занавеской, за которой они прятались с Мариам, пока не взошел день, и открылись церковные врата. Потом юноша смешался с толпой прихожан и прошел к старухе, смотревшей за порядком в церкви. «Где ты спал сегодня ночью?» — спросила она. Молодой человек ответил: «В одном месте в городе, как ты мне велела». — «О дитя мое, ты поступил правильно, — сказала женщина. — Если бы ты провел эту ночь в церкви, царевна приказала бы казнить тебя». — «Хвала Аллаху, который спас меня от зла этой ночи!» — сказал Нур-ад-дин.

Весь день молодой человек работал, а когда на город опустилась ночная мгла, отпер сундук с приношениями и взял оттуда то, что легко уносилось и дорого ценилось, выждав, пока прошла первая треть ночи, и попросив у Аллаха покровительства, направился к морю, где нашел нужное судно. Капитан корабля — седобородый красивый старик помог юноше подняться на борт.

Капитан обратился к матросам: «Вырвите якорь корабля из земли и поплывем, пока не начался день!». Один из матросов ответил: «О господин капитан, как же мы поплывем, когда царь говорил нам, что завтра поедет на корабле по этому морю, чтобы посмотреть, что там делается, так как боится за свою дочь Мариам из-за мусульманских воров?»

Капитан закричал: «Горе вам, о проклятые, разве дело дошло до того, что вы мне перечите». Старик выхватил из ножен меч и зарубил вопрошавшего. Когда команда начала роптать, он одного за другим зарубил всех матросов. Сбросив тела за борт, он закричал испуганному Нур-ад-дину: «Выйди, вырви, причальный кол!». Юноша повиновался, выбрался на берег и выполнил приказ капитана, затем молниеносно метнулся обратно на корабль. Капитан начал отдавать Нур-ад-дину команды, которые испуганный юноша беспрекословно исполнял. Они подняли паруса и с попутным ветром отправились в полноводное море.

Купеческий сын крепко держал в руках тали, а сам утопал в море размышлений, он не знал чего ждать и испуганно поглядывал на капитана, не понимая, куда тот направляет судно. С тревожными мыслями Нур-ад-дин встретил рассвет.

С восходом солнца юноша внимательнее вгляделся в лицо капитана. Старик же потянул за седую бороду, и она осталась у него в руках. Без окладистой накладной бороды и при солнечном свете юноша тотчас же признал в капитане свою возлюбленную Ситт-Мариам. Девушка устроила эту хитрость, убила капитана и содрала кожу с его лица вместе с бородой и наложила себе на лицо. Нур-ад-дин возрадовался и удивился смелости и твердости духа любимой. «Простор тебе, о мое желание и мечта, о предел того, к чему я стремлюсь!» — воскликнул он. Юношу потрясла страсть и восторг, он убедился в осуществлении желания и надежды. Ему хотелось петь от радости, и произнес он такие стихи:

«Тем скажи ты, кто не знает, что люблю

Я любимого, который не для них:

«Моих близких о любви спросите вы,

Сладок стих мой, и нежны любви слова

К тем, кто в сердце поселился у меня».

Речь о них прогонит тотчас мой недуг

Из души и все мучения удалит,

И сильнее увлечение и любовь,

Когда сердце мое любит и скорбит,

И уж стало оно притчей средь людей.

Я за них упрека слышать не хочу,

Нет! И не стремлюсь забыть их вовсе я,

Но любовь в меня метнула горесть ту,

Что зажгла у меня в сердце уголек, —

От него пылает жаром все во мне.

Я дивлюсь, что всем открыли мой недуг

И бессонницу средь долгой тьмы ночей.

Как хотели грубостью сгубить меня

И в любви сочли законным кровь пролить? —

В притеснении справедливы ведь они.

Посмотреть бы, кто же это вам внушил

Быть суровыми с юнцом, что любят вас!

Клянусь жизнью я и тем, кто создал вас, —

Коль о вас хулитель слово передал,

Он солгал, клянусь Аллахом, передав.

Пусть Аллах мои недуги не смягчит,

Жажду сердца моего не утолит,

В день, когда на страсть пеняю я в тоске, —

Не хочу я взять другого вам взамен.

Мучьте сердце, а хотите — сблизьтесь вы.

Мое сердце не уйдет от страсти к вам,

Хоть печаль в разлуке с вами узнаёт.

Это — гнев, а то — прощение — все от вас, —

Ведь для вас не пожалеет он души».

Когда же Нур-ад-дин окончил свои стихи, Ситт-Мариам до крайности удивилась, поблагодарила его за слова и сказала: «Тому, кто в таком состоянии, надлежит идти путем мужей и не совершать поступков людей низких, презренных». Девушка была сильна сердцем и сведуща в том, как ходят корабли по соленому морю, она знала все ветры и их перемены и знала все морские пути. Купеческий сын сказал ей: «О госпожа, если бы ты продолжила эту игру, я бы, право, умер от страха или скорее от тоски, страсти, мучительной пытки разлуки». Мариам засмеялась в ответ, вынула кое-какую еду и питье, и они стали есть, пить, наслаждаться и веселиться.