Резкий ветер заставил Миранду вздрогнуть, несмотря на теплоту, которую ощущала она в его присутствии, и она огляделась.

— Уже… совсем темно, — удивленно заметила она.

— Да, так и есть. Мне не следовало бы задерживать вас так долго. — Он встал, взял ее за ту руку, в которой не было цветов, и помог встать ей. Он не выпускал ее руки весь недолгий путь обратно к двери, через которую они вышли в сад, и оба они были уверены, что этот сад — самый чудесный в мире.

Глава пятая

— Я думала, что для меня будет гораздо проще, если я останусь в Лондоне, пока буду писать свой новый роман для Уоррингтонов, — озабоченно сказала Миранда сама себе. — Но я никогда в жизни так не ошибалась.

Ее комната вовсе не была тем убежищем, на которое она сначала надеялась. Оказалось, что едва она бралась за перо и бумагу, достав их из ящика, где они тайно хранились, и начинала писать, как кто-нибудь стучался в дверь, вынуждая ее быстро прятать все обратно. Младшие дети казались совершенно очарованными присутствием своей кузины, которую они почти не знали, и хотели, чтобы она играла с ними и сопровождала их на прогулках.

Даже когда они надежно усаживались за уроки — Самми все же заставила Диану продолжить занятия по математике, — им на смену приходила Люси. Она всегда была готова с нетерпением засыпать вопросами свою старшую кузину — вопросами, часто заставлявшими Миранду подумать, что младшая леди более умудрена опытом, чем она сама, — или чтобы показать последние изделия, которые прислала на дом ее портниха.

Похвалить Люси и ее новый гардероб было нетрудно. Средства на ее выход в свет не ограничивались, и Чарльз, словно пытаясь загладить свое невнимание к детям за последние годы, написал ей, что у нее должно быть все новое — от одежды для прогулок в экипаже до бальных платьев. Люси, разумеется, поспешила воспользоваться этим предложением со стороны брата.

Облаченная в одно из тех белых платьев, что считались de rigueur[7] для молодой леди, впервые выезжающей в свет, Люси с ее бледно-золотистыми волосами и бело-розовой кожей выглядела точь-в-точь как рождественский ангел, и Миранда не преминула сказать ей об этом:

— Тебе повезло, что сейчас весна, а не Рождество, а то бы тобой украшали комнаты, а не приглашали бы на самые лучшие вечера и приемы в этом сезоне.

Люси в ответ на этот комплимент покраснела, рассмеялась и сказала:

— Ну что за глупости ты порой говоришь, Миранда. Кто это слышал когда-нибудь о кареглазом ангеле?

— Не будучи так близко знакома с ангелами, чтобы разглядеть цвет их глаз, не вижу, почему бы одному из них не оказаться с карими глазами, — тепло откликнулась кузина. — Я и правда так думаю и уж точно знаю, что, во всяком случае, ты будешь первой красавицей на всех балах, которые посетишь в этом сезоне.

— Но раз ты все равно сейчас в Лондоне, почему бы и тебе не воспользоваться случаем?

— Мне? Ни за что, — твердо сказала Миранда, ухватившись за возможность избежать в дальнейшем всех этих приглашений и визитов, которые и без того отнимали у нее так много времени, которое она планировала провести за работой. — Я слишком стара.

— Двадцать два — это еще не старость, — вежливо сказала Люси, хотя пятилетний разрыв в возрасте между ней и Мирандой казался ей чуть ли не вечностью. И все же возраст ее кузины вполне позволял той участвовать в светском сезоне Лондона, чтобы было что вспоминать, когда вернется домой.

Миранде было нечем особенно заняться: она не посещала музеев и не осматривала знаменитых мест, таких, как Тауэр, к которому всегда тянуло туристов, интересующихся его историей и теми знаменитостями, что когда-то жили или находились в заточении в этом замке. Многие из них делали даже зарисовки мрачных зданий или часовых в старинной одежде. Но Миранда этим не интересовалась. Конечно, говорила себе Люси, такие вещи и не могли быть интересны ей, но поскольку этим столь многие интересовались, она думала, что и Миранде захочется на это посмотреть. Однако Миранда, когда ее спрашивали, не хочет ли она куда-нибудь пойти, лишь качала в ответ головой.

Такой образ мыслей был Люси непонятен.

Кроме них, у Миранды в городе не было друзей, которым она могла бы нанести визит. А поскольку она приехала к ним так издалека, Люси считала несправедливым позволить Миранде скучать, праздно сидя дома или отбиваясь от вопросов детей в то время, как Люси выезжает на интересные вечера и приемы.

— Я уверена, что если я попрошу леди Смолвуд, она охотно согласится покровительствовать и тебе, — продолжала она свои убеждения, — Ты ей нравишься, ты же знаешь.

— Я знаю, она любезна со мной с тех пор, как я здесь появилась, но это просто потому, что я твоя кузина, — ответила Миранда. — И ей почти невозможно отказать тебе в любой твоей просьбе, как, я уверена, это невозможно и всякому другому. Поэтому она поддалась на твои уговоры и включила меня в некоторые твои приглашения и выезды.

— Нет, я знаю, что ты ей нравишься.

— Возможно. Мне тоже нравится ее светлость. Но нет совершенно никаких причин для того, чтобы она сочла нужным сделать что-то еще: в конце концов она ничего обо мне не знает.

— А что здесь знать? Ты моя кузина и ты из хорошей семьи.

— Это верно, и для того, чтобы быть любезной со мной, этого вполне достаточно. Но брать под свою опеку на лондонский сезон меня, совершенно для нее незнакомую, — это совсем иное дело, и я очень сомневаюсь, чтобы леди Смолвуд пожелала бы это сделать, даже если бы я хотела этого. А я не хочу, Люси, право же, не хочу.

Люси продолжала уговаривать ее подумать об участии в сезоне, но у Миранды и в мыслях не было соглашаться. Она говорила этой юной леди, что собирается пробыть в Лондоне совсем недолго, и хотя ей ясно, что нужно приобрести еще несколько платьев, однако у нее вряд ли будет время подготовить гардероб в соответствии с требованиями сезона.

— Какая жалость, Люси, что я не одна из тех, кто не может ни в чем тебе отказать. Признаться, мне нелегко сказать тебе «нет», но я все же могу это сделать. Я почти во всем поступила бы так, как тебе хочется, но, знаешь ли, лондонский сезон — это не то, что мне нужно в жизни. И я уверена, что не смогу ездить во все те места, которые ты собираешься посетить. Для меня было бы утомительно весь день ездить с визитами, а потом всю ночь танцевать.

— Да нет, Миранда, ты бы скоро поняла, что справишься с этим. Нужно всего лишь подольше спать по утрам. Я готова поклясться, что ты уже на ногах задолго до того, как встали слуги. А это не обязательно.

— Но я так привыкла, Люси. Я всегда встаю рано, я не смогла бы спать до полудня, как ты, даже если бы и попыталась. Да, кстати, ты говорила, что приглашена на венецианский завтрак. Как же ты сможешь оставаться по своему обыкновению допоздна сегодня на балу, а завтра встать к этому завтраку? Даже ты слишком устанешь до того, как он окончится.

— Миранда, глупышка! Завтрак по-венециански бывает вовсе не по утрам.

— А когда же, Бог мой?

— Время может быть самое разное. Это зависит от хозяйки. Завтрашний прием у миссис Франкен качнется в три часа.

— Дня? — Миранда повернулась и уставилась на Люси, пытаясь понять, говорит ли кузина серьезно или подшучивает над дремучей провинциалкой.

Люси, разумеется, была вполне серьезна.

— Конечно, потому что миссис Франкен хочет дать всем время приехать и полюбоваться ее садом. И, без сомнения, прием продлится часов до шести-семи. Как раз, чтобы все успели вернуться домой и переодеться к вечеру. Так что, как видишь, это не будет слишком поздно для тебя. Ну скажи, что поедешь. Я думаю, тебе там понравится:

— Нет-нет, дорогая, все это слишком утомительно для меня. Позволь мне ограничиться удовольствием от того, что я здесь, с тобой. — Такой ответ, произнесенный тоном, не допускающим ни малейших возражений, вынудил разочарованную Люси удалиться и начать собственные приготовления к выходу.

— Да и нет у меня времени на такую чепуху, когда мне надо работать, — сказала Миранда Самми, когда они остались вдвоем.

— Думаю, что времени у тебя действительно нет, — задумчиво согласилась Самми, — потому что знаю, как важна для тебя твоя работа. Но мне хотелось бы, чтобы ты все же выкроила часок хоть для некоторых выездов, на которые тебя приглашает Люси, пока мы в Лондоне.

Писать книги — это, конечно, хорошо, и она всегда всем сердцем поддерживала планы своей бывшей ученицы в том, чтобы продолжить это занятие. Такой ясный ум, как у Миранды, никогда не удовлетворится лишь развлечениями лондонской жизни, в то время, как Люси, по убеждению Самми, этого было вполне достаточно. Но писательская жизнь, как ее планировала Миранда, могла оказаться совсем одинокой, а Самми хотелось для нее большего.

Благодаря ее дружбе с молодой девушкой — теперь уже с молодой леди, вынуждена была признать Самми, — ее собственное затянувшееся девичество не было тягостным. Но она боялась, что когда ее не станет, некому будет помочь Миранде скрасить жизнь в зрелом возрасте. Та не выказывала никакой склонности влюбляться, не было у нее и никаких близких друзей. Что за будущее ее ожидает?

Самми подавила вздох, услышав голос Миранды:

— Я и выезжала с ней время от времени, как ты знаешь, но беда в том, что все эти визиты оставляют мне так мало времени для работы. И, честно говоря, Самми, ты не представляешь, как же скучно тратить целые часы на пребывание в гостях у людей, которых я даже и не знаю!

Как ни желала Самми, чтобы Миранда больше бывала на людях, она понимала отсутствие интереса у ее подруги к таким вещам.

— Может быть, и так, потому что, не сомневаюсь, с большинством из них не о чем разговаривать.

— Их ничто не интересует, кроме сравнения поклонников и новых нарядов. Это у молодых девушек. И время от времени до моих ушей долетали обрывки болтовни старших леди, не предназначавшейся, как я уверена, для ушей молодых, но там и слушать было нечего — о детишках или о каких-нибудь скандальных историях.