— Только это и немного кекса, который был еще старее, — продолжила свой неуважительный рассказ Миранда, отпивая шоколад из своей чашки.

Джайлс положил на пшеничную лепешку несколько полных ложек варенья, облизывая края в тщетной попытке предотвратить попадание варенья себе на колени, а потом отправил всю лепешку целиком в рот, не обращая внимания на нахмурившиеся при виде такого свинства лица сестер и мисс Огасты Оуэнс.

— Фу, — отозвался он, как только смог говорить с набитым ртом, одновременно пытаясь слизать крошки и варенье, появившиеся в уголках его рта, когда он заговорил. Но преуспел он только в дальнейшем размазывании их по щекам. — Мне бы это совсем не понравилось.

— Да, полагаю, что тебе там было бы не очень интересно, — сказала Миранда, улыбаясь тому, как мальчишка сделал вид, что не замечает сердитого выражения на лицах сестер. Он бывал порой ужасным бесенком.

— Можешь об этом не беспокоиться, — сказала ему Диана. — Если кто-нибудь узнает, как ты себя ведешь, особенно, как ты по-свински заглатываешь еду, будь уверен, тебя и на порог не пустят.

— А если тебе захочется пить, — продолжала свое безжалостное описание Миранда, — тебе подадут слабенького лимонада или ячменного отвара.

— Оршада, — поправила ее кузина.

— Ну, как бы он там ни назывался, вкуса у него не было почти никакого. А вы знаете, как я люблю настоящие, ароматные напитки — такие, как этот. — Она прикоснулась к своей наполовину опустошенной чашке. Она была вынуждена признать, что не равнодушна к сладкому не менее Джайлса, и твердо решила, что будет часто пить шоколад, когда вернется домой. Теперь, когда ее книги так хорошо распродаются, она может позволить себе порой некоторую расточительность. Приехав в Лондон, она пристрастилась к шоколаду, который редко пробовала дома и который нравился ей гораздо больше, чем чай.

— Возможно, там и не подают вкусных кушаний, но кого волнуют такие вещи, как еда и питье, на которые там можно рассчитывать? — спросила Люси с необычным для себя жаром. Ведь это же зал Олмака — единственное место, которое мечтает посетить каждая молодая леди. — Всегда можно перекусить дома перед уходом. Но таких людей, какие там были вчера, дома не увидишь. И даже тебе придется признать, что там были все, кто хоть что-нибудь значит в обществе, конечно.

— А короля вы видели? — поинтересовался ее брат. Он покончил с завтраком и вытер, насколько сумел, варенье со своей одежды с помощью салфетки, тем самым изменив яркость его цвета, но придав ему липкости. Он свесился со стула набок и пинал ногой ножки стола, не обращая внимания на вялые упреки мисс Огасты, пока его сестры, словно сговорившись, не встали, не оттащили его стул от стола и не подтолкнули так, что он свалился на пол.

— Нет, правда? — настаивал он, вынырнув из-под стола и строя девушкам рожицы. Его лицо было так перемазано вареньем и крошками лепешки, что Миранда расхохоталась, вспомнив о некоторых малоудачных применениях косметики дамами накануне вечером.

— Н-нет, и принца-регента тоже нет. Но в зале было столько народу, что, — Люси понизила голос и хихикнула, — для него там вряд ли хватило бы места.

— Значит, не все, — сказал Джайлс.

Войдя в комнату и услышав его последнюю реплику, мисс Сампсон заметила:

— По правилам поведения, Джайлс, полагается дать сестре закончить рассказ, не прерывая ее.

— Она сказала, что там были все, а вот и не все. Значит, она привирает.

— А так говорить о ней нельзя. Нельзя быть невежливым с сестрами; это не по-джентльменски. Возможно, она немного преувеличивает в своем рассказе, но не следует называть это «привирает». И не следует лежать на полу.

— Это Люси с Дианой меня спихнули.

— Если они это сделали, то поступили нехорошо. Но это не значит, что ты должен оставаться на полу. Сядь сейчас же на место. И перестань корчить рожицы.

Джайлс надулся, но подчинился, уже успев усвоить, что если Самми ему что-нибудь велит, то непослушание приводит к отмене заманчивых прогулок в Грин Парк, где ему дозволялось носиться как угодно, не следя за тем, чтобы не выпачкаться. Но он решил про себя не пить больше парного молока, когда снова туда пойдет. Конечно, соблазнительно, что тебе подают свеженькое молоко прямо из-под коровы, а не то, которое кухарка забрала утром у дверей. Но парное молоко из-за того, что оно теплое, смахивало больше по вкусу на лекарство.

— Ну, хоть они и из королевской семьи, все равно не так влиятельны, — продолжала Люси, — как те, что там были. Там были четыре патронессы, по-моему, хотя я не слишком уверена, что та леди постарше, которая все время сердито на нас смотрела, — миссис Драммонд-Баррел. Но все остальные выглядели так приветливо, что это, наверно, все же была она. А княгиня Эстергази? Правда, очень мило с ее стороны было подойти к тебе поговорить, Миранда? И провести с тобой столько времени! О чем она говорила?

— Да так, ни о чем. — Миранда надеялась, что не покраснела снова, вспомнив высказывания княгини о Джонатане Мюррее. Она пыталась убедить себя, что княгиня неверно выбрала слова из-за не очень хорошего знания английского языка, но безуспешно. Она ведь назвала его повесой!

Никак нельзя было повторить ее замечания о его сердцеедстве — ни при Люси, ни при мисс Огасте и, уж конечно, ни при детях. Такие обвинения — хотя Миранда была уверена, что княгиня считала их комплиментами, — могли оказаться правдой, но Миранда знала, что никогда не скажет ничего подобного в присутствии кого-либо из семейства Оуэнсов.

— Вы же знаете, как это бывает с иностранцами, — то и дело получается, что то, что они говорят, не имеет для нас смысла. Даже у княгини. Порой я не совсем понимала, о чем она говорит. — Это почти соответствовало истине, но, кажется, она все-таки поняла сказанное княгиней. — Но с ее стороны было очень любезно дать тебе разрешение на вальс.

— Да, я бы умерла, если бы мне пришлось просидеть все вальсы у стены, как какой-нибудь неудачнице, на которую никто не обращает внимания.

— Кстати, о внимании, — вмешалась Диана. — В гостиной просто тонны цветов.

— Да я не о таких знаках внимания, — улыбнулась, сестра ее наивности.

— А я о таких.

— Конечно, все они для Люси. Чудесно, что она пользуется таким успехом, — сказала Миранда, пытаясь примирить сестер, но Диана яростно замотала головой.

— Нет-нет, там почти столько же для вас. Я посчитала. — Она гордо повела их за собой в гостиную, всю заполненную разнообразными цветами, которыми были покрыты все столы и полка над камином, а некоторые стояли даже на стульях и на полу.

В основном там были розы и камелии, хотя имелось и несколько букетиков фиалок; и похоже было, что не у одной семьи оранжерея лишилась своих гвоздик. В середине этого изобилия флоры лежал большой неряшливый букет маргариток.

— Что за..? — спросила Миранда, подходя к нему, чтобы разглядеть карточку. Она без слов протянула ее Люси, чтобы та смогла прочесть единственное слово, нацарапанное там крупными буквами: «Бруммель»21.

21 Красавчик Бруммель — английский денди, законодатель мод эпохи Регентства.

Люси скорчилась на диване в приступе смеха.

— Могли бы, наверное, сразу догадаться. Кто же еще способен на такое? Но ему наплевать на условности. Знаешь, он ведь там был вчера.

— Да? А я его не заметила.

— Бедный Красавчик. — Она опять захихикала. — Будем надеяться, что он никогда не узнает, что его не заметили, а то он постарается испортить тебе репутацию в свете. Он счел бы это высшим оскорблением, хотя в любом другом месте никто бы не обратил внимания на такого маленького, невзрачного человечка. Но Красавчик — это другое дело.

— Что же в нем такого заметного?

— Ну… трудно сказать, в его наружности нет ничего такого, чтобы обращать на него больше внимания, чем на какого-нибудь случайного прохожего. И все же его нельзя не заметить. Он, конечно, невыносимо высокомерен, но действительно может обеспечить успех или лишить всякой надежды на него одним движением брови. Когда я увидела, как он наводит на меня свой лорнет, у меня просто все поджилки затряслись, и мне захотелось убежать и спрятаться. Но он, наконец, улыбнулся и кивнул, прежде чем перевести лорнет на кого-то еще. Я чуть не упала в обморок от облегчения: это означало, что я принята в свете.

— Тогда хорошо, что я не участвую в сезоне, потому что не рискнула бы подвергнуться его оценке. — Что бы сказал такой придира, как этот Бруммель, о сочинительнице готических романов, даже если они и пользуются успехом?

— А что он сказал? — заинтересовался Джайлс, благополучно забыв наставления мисс Сампсон или полагая, что раз та не велела ему конкретно не прерывать Миранду, значит, он может с полным правом это сделать. Никто не упрекнул его, все с нетерпением ждали ответа. Их ждало разочарование.

— Да я и не слышала, — ответила сестра. — Он со мной вообще не разговаривал, он, в общем-то, даже не подошел ко мне. Я бы совершенно растерялась, если б он это сделал.

— Хотел бы я быть там в тот вечер, когда он сказал: «Кто это с вами такой толстый?»

— Джайлс! — укоризненно сказала мисс Сампсон. — Я уверена, что ни один джентльмен не может сказать ничего подобного. И уж, во всяком случае, на людях.

— А он сказал, — настаивал Джайлс. — Роджерс мне об этом говорил. И еще он говорил, что Бруммель вовсе не джентльмен.

— Боюсь, что Роджерс сказал Джайлсу правду, — согласилась Люси. — В обоих случаях. Хотя учителю не надо бы повторять таких вещей при учениках. В свое время это был настоящий скандал. Мистер Бруммель и регент были добрыми друзьями в течение нескольких лет, хотя Красавчик даже не принадлежит к аристократии. Тем не менее какое-то время эти двое казались неразлучными.

— Следовало бы полагать, что регент предпочтет выбирать себе друзей среди аристократов, а не станет так высоко возносить какого-то «мистера».