Ну это уж слишком! Почему этот человек считает, что у него есть право выпроваживать ее из этого дома? С первой же минуты их встречи он пытался не дать ей остаться в доме. В конце концов, он даже не член семьи; он тут просто как друг Чарльза. Правда, судя по тому, что он описал Чарльза Оуэнса как какого-то пуританина и ханжу, может быть, и зря его считают другом: ей показалось, что они говорят о двух разных людях. И даже если этот человек и друг Чарльза и ее лондонских родственников, уж ей-то он, конечно, не друг, тут же решила она.

Она хотела было спросить его, читал ли он хоть какую-нибудь из ее книг, но решила, что он явно из тех, кто презирает их без всякого на то основания.

— Именно это я и имела в виду, — сказала она гневно.

— В таком случае, мадам, предупреждаю вас, что с этого времени не спущу с вас глаз… и собираюсь сейчас же известить Чарльза о том, какое оскорбление вы наносите его гостеприимству.

Нахлобучив шляпу с такой силой, что у нее помялись поля, он вылетел из дома, хлопнув дверью, и чуть не сбил с ног Люси, как раз поднимавшуюся по ступенькам с полными руками пакетов, прибытия которых из магазинов она не захотела дожидаться.

— Да что такое случилось с Джоном? — спросила она, разместив свои покупки на ступеньках и, сняв шляпу и пелерину с оборками, бросила их на стул, что было ей совершенно несвойственно, так как Люси всегда аккуратно обращалась со своими вещами. Но на сей раз ее нетерпение узнать, что же произошло, пересилило ее обычную аккуратность.

— Я только поздоровалась с ним, поднимаясь по ступенькам, а он меня оборвал. Он раньше никогда так себя не вел! Ты не знаешь, может, у него дурные вести о его ранении? Я знаю, что он надеялся, что ему позволят вернуться в армию.

— Я не знаю, в чем дело, — покривила душой Миранда, и чистосердечно добавила: — Просто невозможный человек! — Она повернулась и взбежала по лестнице наверх.

Люси посмотрела ей вслед, потом глянула в окно и увидела капитана, шагавшего так быстро, как только позволяла ему больная нога.

— Ах, это замечательно, — сказала она с улыбкой. — Они должны быть очень неравнодушны друг к другу, чтобы так сильно рассориться. Да еще за такое короткое время. Я поняла, что они прямо созданы друг для друга, еще когда только увидела их первый раз вместе. Я просто это знала!

* * *

После того как Самми отпустила детей с занятий, пообещав им, что попозже сводит их в парк за то, что они так хорошо занимались сегодня, она постучала в дверь своей подруги. Ей было любопытно узнать, хорошие ли новости сообщил мистер Уоррингтон или возникли какие-то затруднения с новой книгой. Она с трудом узнала голос, пригласивший ее войти.

Миранда мерила шагами комнату, и по выражению ее лица старшая подруга поняла, что она вышагивает так уже довольно продолжительное время. Опыт подсказывал ей, что долго ждать объяснений такому настроению Миранды не придется.

— Ну и тип! — Слова прозвучали так, будто Миранда их выплюнула.

— Какой тип? — Самми никогда прежде не слышала, чтобы Миранда отзывалась о своем издателе таким уничижительным тоном. В прошлом они всегда отлично ладили, и Миранда часто говорила о том, как хорошо он к ней относится. Что же такое мог он ей сказать, что привело ее в такую ярость?

Может, ему не понравился сюжет ее новой книги и он попробовал склонить ее к тому, чтобы изменить там что-нибудь? У Миранды, конечно, было определенное представление о том, как должен развиваться сюжет ее романа, но обычно она прислушивалась к разумным доводам, и едва ли она могла так рассердиться на предложение изменить что-нибудь в книге.

— Капитан Мюррей, конечно!

Самми согласно кивнула. С первой же встречи было ясно, что капитан не желает их присутствия здесь. Разве он не дал этого понять, изобретая всевозможные смехотворные причины, по которым семье Оуэнсов не следовало их принимать? Она не знала точно, хочет ли он, чтобы их не было вообще в Лондоне или только в этом доме. Да это и не важно; хватит и того, что он их невзлюбил.

Она сомневалась, что его мнение о них — что бы ни заставляло его так думать — претерпело какое-нибудь изменение с их первой встречи. Они с Мирандой договорились, что раз он будет тут часто бывать, лучше всего не обращать внимания на его неприязнь, вести себя с ним так же, как они вели бы себя с любым другим джентльменом. Что такого случилось, что Миранда так внезапно изменила это решение? Ей недолго пришлось ждать ответа на свой мысленный вопрос.

— Какое оскорбительное высокомерие. Я так зла, что готова кричать! Самми, если б ты слышала, как этот тип говорил о моем творчестве…

— Как он узнал?

Миранда опустилась в кресло, все еще трепеща от негодования.

— Не знаю. Я думала об этом, не знаю, кто бы мог ему сказать. — Она схватила гусиное перо и начала вертеть его в руках, пока Самми не протянула руку и не забрала его; тогда она принялась отщипывать клочки бумаги. — Но каким-то образом он узнал. Это-то он мне сказал. И он говорил так, словно в том, чем я занимаюсь, есть что-то постыдное.

— Как он мог так говорить? Я прочла все твои книги и… хотя, может быть, твоя фантазия иногда и разыгрывалась слишком буйно, ничего дурного ни в одной из них я не обнаружила. Иначе я бы непременно сказала тебе об этом.

— Что ж, капитан Мюррей тут с тобой не согласен. Он считает, что это просто скандал, и даже пригрозил, что напишет Чарльзу и сообщит, чем я занимаюсь. Как будто это так важно для Чарльза; я его, конечно, уже давно не видела, но, если только он не очень сильно изменился, вряд ли станет возражать, даже если мое авторство и перестанет быть тайной для читателей. Разве только он, как и я, может подумать, что это повредит репутации Люси в свете.

Самми покачала головой — не в знак несогласия со словами Миранды, потому что она тоже думала, что Чарльзу совершенно все равно, что его кузина писательница, — а от удивления, что капитан так сильно возражает против того, что Миранда пишет.

— Думаю, что насчет Чарльза Оуэнса ты права. Для него все это будет даже забавно. Я помню, что о нем говорили, как о порядочном озорнике до того, как он ушел в армию, и, хотя он уже, наверное, повзрослел, вряд ли он стал бы возражать против того, что ты пишешь романы. Но я не могу расстаться с мыслью, что человек с такой биографией, как у капитана Мюррея, тоже должен бы придерживаться широких взглядов насчет таких вещей в куда большей степени, чем показывают его слова, сказанные тебе.

— Можешь так думать, но это полнейшее заблуждение. Его нельзя назвать пуританином, он куда хуже. И подумать, что я выбрала его прототипом для моего нового главного героя просто потому, что он так красив. Он действительно красив, этого нельзя отрицать. Но зная то, что я о нем узнала, как я могу писать о нем как о положительном герое?

— А тебе это обязательно?

— Уже поздно вносить какие-либо изменения в описание героя. Значительная часть романа уже у мистера Уоррингтона, а герой описывается в нескольких главах, которые уже напечатаны.

Вдруг она начала хихикать.

— Нет-нет, еще не поздно! Мне нужно лишь изменить кое-что в главе, над которой я работаю сейчас, и показать, как моя Элизабет узнает, что она ошиблась, обратившись к нему за помощью.

— Что ты хочешь сделать? — Миранда редко обсуждала свои произведения, когда их писала, но иногда ей хотелось услышать мнение Самми о том, что она придумала. Правда, на этот раз Самми сомневалась, что какие-либо ее слова смогут изменить решение Миранды сделать то, что она задумала.

— Все равно еще рановато для сцены спасения. Мне надо написать еще несколько сцен до этого. Так что, вместо того, чтобы спасти ее от чудовища так рано, я дам ей обнаружить, что человек, которого она считает своим героем, ее все время обманывал, а его красивое лицо скрывает злую душу.

Услышав, как Миранда решила отомстить этому джентльмену — она по-прежнему думала о нем, как о джентльмене, несмотря на то, что он сказал Миранде, — Самми рассмеялась и пошла вниз. По крайней мере, буря в душе Миранды миновала, и скоро она выйдет из комнаты и примет участие в жизни дома.

* * *

Джайлс и Люси нетерпеливо поджидали, когда же Самми выполнит свое обещание сводить их в парк поиграть. Марта, на ком лежала эта обязанность до приезда гостей, благодарно улыбнулась Самми, пока та надевала шляпку, готовясь к выходу из дома. Хотя Марта была на несколько лет моложе Самми, она уже давно сочла себя слишком старой, чтобы сопровождать на прогулки таких активных детей.

Да и во время первого светского сезона Люси горничной часто приходилось выполнять дополнительную работу, помогая молодой леди с ее одеждой. Таким образом, у нее оставалось очень мало времени на то, что она считала своими обычными обязанностями, не говоря уж о том, что она называла «гоняться за Джаилсом и Дианой».

— Как любезно с вашей стороны уделять столько времени детям, мисс Сампсон, — тихим голосом произнесла мисс Огаста. — Но у вас почти не остается времени ни на что другое. Я понимаю, что мне следовало бы предложить гулять с ними, когда горничные заняты, но боюсь…

Прекрасно понимая, что пожилая леди никогда не доведет детей дальше ступенек, ведущих к дому, да и то вряд ли, Самми ответила:

— Нет-нет, мисс Оуэнс. Право же, мне самой надо побыть на воздухе после наших занятий в классной комнате, и для меня будет полезно побыть некоторое время с молодыми людьми.

Она не собиралась вести детей в Гайд Парк. Там было слишком людно, даже в те часы, которые не были общеприняты для прогулок, и детям можно было бы позволить лишь чинно прогуливаться по дорожкам, что их не слишком бы прельстило, особенно Джайлса. Кроме того, Самми считала, что им нужно подвигаться после напряжения на уроках.

Поэтому она повела их в Грин Парк недалеко от дома. По утрам посетителями этого парка были няни со своими питомцами, сидящими в колясках или катающими обручи; женщины, встречающиеся друг с другом и обменивающиеся последними сплетнями о соседях. Но в это время дня большинство из них уже ушло, и детям будет достаточно места шумно порезвиться, не беспокоя окружающих.