Монетт Камингз - Любовные секреты

Как она уже говорила мистеру Уоррингтону, она не думала, когда решила поехать в Лондон, что ей придется так много лгать и кривить душой. Хотя отправлять, готовые главы почтой, возможно, и было бы более хлопотным для нее, но зато у нее было бы больше времени, чтобы писать. И совесть ее была бы чиста.

Со своего поста за квартал от дома Оуэнсов, где Джонатан коротал время, сшибая тростью головки ни в чем не повинным маргариткам, он увидел, как она приехала. Интересно, подумал он, что ж она, уговорила этого типа отпустить ее сегодня пораньше или настолько обнаглела, что позволила ему проводить ее до дома? Он не видел ее спутника, но нисколько не сомневался, что таковой имелся.

— Следующим шагом, — пробормотал он, — несомненно, будет пригласить его на чай и представить его Люси. А может, надо сказать «их», потому что, не сомневаюсь, она уже завела себе несколько богатых обожателей.

Он быстро зашагал к дому — насколько позволяла ему раненая нога.

Миранда едва успела добраться до своей комнаты, как Марта объявила, что пришел капитан Мюррей и просит принять его. Девушка широко улыбнулась, произнося его имя, и Миранда сказала себе, что ее нельзя за это винить. Этот человек был весьма привлекателен.

Она пересмотрела свое мнение несколько мгновений спустя, когда оказалась лицом к лицу с Джонатаном и услышала, как он сказал без всяких преамбул:

— Я не сомневаюсь, что это для вас сюрприз, мадам, но я знаю, чем вы занимаетесь.

Как он мог узнать о том, что она пишет роман? Миранда знала, что была очень осторожна и держала свою работу в секрете от слуг, как и от кузин с кузеном, хотя и сомневалась, что кто-нибудь из горничных умеет читать, а дети не имели обыкновения рыться в ее вещах. Сомневалась она и в том, чтобы у Джонатана были какие-нибудь знакомства среди книготорговцев, — да и мистер Уоррингтон обещал, что никому не скажет ее имени.

В ее первых книгах ничто не могло выдать ее, и хотя в первых главах своей новой работы она и дала описание главного героя книги, она достаточно хорошо изменила его и была уверена, что никто не сможет узнать его прототип в Джонатане Мюррее. А если бы даже и узнали, никто не ведает, что это она пишет о нем. Любому автору, наткнувшемуся на него на улице, он мог бы понравиться в качестве прообраза для героя.

Его внешность скорее могла произвести впечатление на какую-нибудь леди, а такие романы, как она, обычно писали женщины, — во всяком случае, потому что они соблюдали такую же осторожность, что и она, и не подписывали своих произведений, — но и писателям мужского пола тоже нужны были прототипы для героев. Интересно, подумала она, посчитал бы мужчина разумным упомянуть о хромоте, объяснив это нападением каких-нибудь бандитов.

Пока она размышляла, откуда он узнал о ее работе, и пыталась найти подходящий ответ на то, что звучало как обвинение, он продолжал:

— Мне кажется, что вам должно быть стыдно заниматься своим, с позволения сказать, «искусством», пока вы живете под крышей у родственников.

Кто бы мог подумать, что капитан окажется таким пуританином, чтобы подобным тоном говорить о ее книгах? Она знала, что люди из высшего общества, обожающие ее романы и ждущие новых, стали бы презирать ее, если бы узнали, что это она их написала, но от воина, повидавшего мир, можно бы ожидать более либеральных взглядов. Или он из тех, кто считает, что леди может взяться за перо только для того, чтобы сделать пометку на бальном ангажементе или уж, на худой конец, чтобы написать кусочек какого-нибудь дурацкого стишка про цветочки.

Пылая негодованием автора, услышавшего, как порочат его творения, Миранда гневно произнесла:

— Я зарабатываю себе на жизнь своим искусством уже несколько лет и делаю это, к вашему сведению, весьма недурно. И не считаю, что то, чем я занимаюсь, может как-нибудь повредить моим кузинам, капитан Мюррей. — Конечно, она понимала, что если пойдут слухи, что она пишет романы, это плохо отразится на них, особенно на Люси, но если об этом известно только ему… — Это просто способ заработать деньги, в которых мы очень нуждались, и мне очень нравится то, что я делаю. Кроме того, — продолжала она, — они вообще об этом ничего не узнают, если только вы им не скажете.

Пойдет ли он на это, думала она. Он должен знать, что открытие тайны ее авторства плохо отразится на Люси, может даже испортить ей весь сезон. Он называет себя другом семьи, и, что бы он там ни думал о ней самой, Миранда надеялась, что он будет слишком озабочен интересами остальных, чтобы сказать им что-нибудь.

Она отошла к окну и притворилась, что поправляет занавеси, ожидая, что же он скажет ей в ответ.

Джонатан уставился на нее, не в силах поверить услышанному. Совсем, что ли, нет стыда у этой особы? Видимо, так, судя по тому, как она ему ответила. Заявить, что ей очень нравится то, что она делает! И тем не менее, можно поверить, что это правда, иначе она подыскала бы себе более пристойное занятие. Не похоже, что стать на этот путь ее вынуждала бедность.

Конечно, трудно судить о таких вещах. Своей нынешней обеспеченностью она могла быть обязана плате или подаркам от… пожалуй, следует называть их ее клиентами.

Мгновение спустя он сообразил, что стоит с широко раскрытым ртом, и громко захлопнул его, так что клацнули зубы. Когда он вновь обрел дар речи, то холодно сказал:

— Разумеется, я ничего подобного не сделал. Я не стану обсуждать подобные вещи с молодой леди такого благородного происхождения, как Люси. И ни с какой другой. Не говоря уже об упоминании таких вещей при детях. Скажите, а Чарльз Оуэнс имеет представление о том, чем вы занимаетесь?

Теперь пришла очередь Миранды уставиться на него. Какие же у него должны быть дремучие взгляды, раз он так сильно возражает против того, что она делает. Интересно, подумала она, он так сильно настроен против всех писателей или это только к ее творчеству он относится так уничижительно?

Она действительно не хотела, чтобы ее родственники узнали о том, что она пишет книги, но не потому же, что стыдится чего-либо из написанного ею. Да и нечего ей стыдиться. В некоторых сюжетах у нее, может быть, и чересчур разыгралась фантазия, но в них не было совершенно ничего вредоносного. В конце повествования зло всегда терпело поражение, а торжествовали всегда чистые сердцем.

Она никогда не думала, что в ее книгах есть что-то морализирующее, но, видимо, их можно было и так воспринимать. А она-то говорила мистеру Уоррингтону, что не желает никого поучать! От этого воспоминания она чуть не рассмеялась, но сердитое выражение лица капитана удержало ее.

Она хранила в тайне свое творчество лишь потому, что боялась, что скажут на это леди из света. Не так уж важно, как они отзовутся о ней самой, но ведь они, так жадно требующие волнующего чтения, могли в то время осудить Люси за то, что у той есть кузина, которая как раз и пишет такие истории.

Миранда знала, что большинство этих леди делало вид, что им неизвестно, как эти романы попадают к ним в руки, словно они считали, будто книги расцветают сами собой, без всякого участия человека. Она-то думала, что капитан Мюррей реально смотрит на вещи и может воспринять ее работу, не делая вида, что это нечто такое, о чем неудобно даже упомянуть, и не спрашивая, сообщила ли она об этом Чарльзу.

— Нет… я никогда не говорила ему об этом, — призналась она, — потому что у нас редко выпадала возможность поговорить друг с другом, а сказать всегда надо было так много. Но как ни мало я знаю Чарльза, не думаю, чтобы он стал возражать.

Миранда вынуждена была признать, что и в самом деле мало что может вспомнить о Чарльзе Оуэнсе. Он редко бывал дома, а она не часто навещала их семью, так что их пребывание там часто не совпадало. Но он запомнился ей как молодой человек, у которого всегда было великолепное расположение духа, как джентльмен, которого — если бы не война — можно было бы встретить вечером бродящим с товарищами по городу в поисках какой-нибудь шалости, которую они могли бы затеять.

— Могу сказать вам, мадам, что он стал бы возражать, и весьма решительно, против того, что такие вещи происходят под крышей его дома.

Он подумал, что она может нахально возразить, что место ее занятий вовсе не под крышей дома его родных, — но так как эта потаскушка в данное время жила в этом доме, он считал свои обвинения вполне обоснованными. Однако она не обратила никакого внимания на эту часть его замечаний.

— Это вы так о нем говорите, — возразила она, — а я думала, что мой кузен из тех, что сочли бы это неплохим вызовом обществу, где все притворяются пуританами. Не думаю, что он такой ханжа, как вы говорите.

— Вряд ли можно назвать ханжеством, — сказал Джонатан Мюррей как только мог неприязненно, — если человек беспокоится, как бы его семья не оказалась вовлеченной в скандал. — Чарльз Оуэнс был рубаха-парень, но Джонатан знал, что ему небезразлична честь семьи.

— Никакого скандала не будет, — сообщила ему Миранда ледяным тоном, — если вы не собираетесь болтать о том, что вам известно. — Даже если и станет известно; что она автор популярных готических романов, то все равно, «скандал» — это слишком сильно сказано.

Джонатан сжал кулаки и стиснул зубы. У него, было почти непреодолимое желание хорошенько тряхнуть, а то и стукнуть эту потаскушку — она это явно заслужила. Но он, конечно, не мог этого сделать. Кто он ей? Ни брат — слава тебе, Господи, даже не кузен. Не то положение, чтобы заставить ее вести себя как положено. Его желания защитить своих юных друзей вряд ли достаточно, чтобы позволить себе обойтись с ней так, как она того заслуживает.

Спустя некоторое время ему удалось произнести:

— Должен ли я так это понять, что вы не собираетесь ни покидать этот дом, ни прекратить такой образ жизни?