Вместо занавесок висела тонкая, как паутинка, противомоскитная сетка, на которой по заказу Лари ее подруга-художница Дженни нарисовала по шелковому трафарету оригинальные изображения огромных тропических цветов. Кроме библиотеки, была еще большая гостиная с занавесками пастельных гонов с геометрическим рисунком и современной итальянской мебелью.

Лари рискнула также купить некоторые произведения искусства. В том же самом районе, где находился чердак Хэпа, открылось несколько художественных галерей, владельцы которых воспользовались дешевизной сдаваемых в аренду площадей. В одной из них Лари отыскала несколько написанных маслом картин в стиле примитивизма, изображавших жизнь на старинных плантациях. Эти полотна были созданы восемьдесят лет назад бывшим рабом. Лари подумала, что Хэп оценит талант чернокожего художника.

Хэп отсутствовал почти три месяца. После выступлений в ночном клубе в Чикаго он направился в Сент-Луисе, а теперь снова вернулся на месяц в Лас-Вегас. Он звонил Лари только для того, чтобы узнать, сколько денег ей нужно, чтобы продолжить работу. Он никогда не подвергал сомнению запрашиваемую сумму, и через несколько дней всегда приходил чек.

– Хэп, твою квартиру можно закончить через пару месяцев, но будешь ли ты когда-нибудь жить в ней? Я могу работать не так напряженно, если пока ты не собираешься осесть в Нью-Йорке, – сказала она ему однажды, когда он позвонил ей в начале августа.

Его карьера не просто стартовала, а устремилась к заоблачным высотам. Хэп сообщил ей, что после Вегаса он возвращается в Лос-Лнджелес, чтобы обсудить серию выступлений на телевидении и второстепенную роль в фильме.

– Милая моя, чем больше я скачу туда-сюда, тем острее понимаю, что это место нужно мне, чтобы отдыхать душой.

Лари продолжала работать не покладая рук. Анита упрашивала ее приехать в Ньюпорт, чтобы хоть немного насладиться летним сезоном, но она отказывалась.

Выступления Доми в кабаре «Горький конец» в июле имели такой успех, что Сид продлил ее контракт на август. За последние несколько недель в клуб приезжали несколько влиятельных агентов. Все они просили представить им Доми и обещали устроить для нее контракт на звукозапись. Она отвечала каждому, что рассмотрит его предложение, а потом бросала их визитные карточки в футляр гитары.

– Ты что, ненормальная? – в отчаянии крикнула Лари, когда Доми однажды утром сообщила ей, что пропила еще одного агента.

– Я не могу дать согласие, пока не встречусь с сеньором Орном, – объяснила Доми.

Она неоднократно звонила в офисы Берни, чтобы пригласить его на свое выступление. Ей ни разу не удалось поговорить с ним, но Доми много раз просила передать ему свое приглашение. Однако пока что он не проявлял ни малейших признаков интереса.

– Доми, это просто сумасшествие – дожидаться Орна. У Берни был шанс, но он не воспользовался им! – спорила с ней Лари.

Доми широко улыбнулась.

– Ах, si. Но от этого будет только приятнее, когда я заставлю его переменить решение.

Так что дело было скорее в гордости, а не в интуиции. Лари считала, что Доми совершает ошибку, но была слишком занята своей собственной работой, чтобы вмешиваться.

Но когда прошли пять недель выступлений в кабаре и Доми осталась без контракта, Лари забеспокоилась. Однако Доми сохраняла спокойствие. Она сочиняла новые песни и довольствовалась тем, что Сид обещал через пару месяцев снова предоставить ей возможность выступать у него. За время работы в кабаре Доми скопила три тысячи долларов. Такой большой суммы у нее не было никогда в жизни.

Наконец Лари сама позвонила в нью-йоркское отделение фирмы Орна. Секретарша сказала, что Берни находится в Лондоне в поисках новых талантов, но скоро должен вернуться в Нью-Йорк. Лари оставила свой номер телефона и добавила, что дело у нее срочное.

На следующее утро, на рассвете, Берни позвонил из Лондона.

– Извини, что так рано. Я всегда забываю о времени. Я уже позавтракал три часа назад. Что случилось, Лари?

– Ничего не случилось, мистер Орн…

– Но ты просила передать, что у тебя срочное дело. Я подумал, что это, может быть, касается Ника.

– Нет. Откуда мне знать о Нике что-то такое, чего вы не знаете?

– Он не слишком балует родителей своим вниманием. Не то чтобы между нами были проблемы – просто Ник все время на другом конце света, там, где идет какая-нибудь проклятая локальная война. Теперь я часто слышу, что его сравнивают с Робертом Капой. С тем парнем разделались, когда французы были во Вьетнаме. Я все время жду известия о том, что Ника… словом, что с ним что-то случилось. Я думал, ты будешь первой, кто узнает об этом. Когда я видел его в последний раз, он сказал мне, что все еще сходит по тебе с ума.

Лари почувствовала искушение заметить, что пропадать круглый год и быть недосягаемым – очень своеобразный способ общения с любимой женщиной, но смолчала, решив не побуждать Берни к дальнейшим спорам в защиту Ника.

– Мистер Орн, Ник звонит мне не чаще, чем вам. Но я уверена, что у него все в порядке. В последнее время в газетах появилось много его фотографий из Камбоджи.

Правда, она прочитала также о том, что он сделал снимки с большим риском для жизни.

– Если у Ника все в порядке, тогда какое срочное дело может быть у тебя ко мне? – спросил Берни.

Лари перевела дух.

– У меня есть певица, и я хочу, чтобы вы прослушали ее.

– О Боже! – пробормотал Берни. – Кто же на этот раз?

– Та же самая – Доменика Рей. Вы помните ее?

– Помню ли я?! Трудно забыть вечер, который стоил мне судебной тяжбы на сорок миллионов долларов!

– Вы так никогда и не отблагодарили меня за это как следует! – колко заметила Лари.

От Ника она узнала, что сумма, упомянутая Берни, была компенсацией, которую Орн-старший потребовал через суд, когда его лучшая рок-группа разорвала с ним контракт, а мировое соглашение принесло ему два миллиона долларов.

– Хорошо, – любезно сказал Берни. – Предположим, я окажу тебе эту услугу. Тогда я буду наконец свободен?

– Не думайте, что это услуга для меня. Откровенно говоря, я считаю, что Доми может оказаться самым прибыльным вашим артистом.

Он рассмеялся.

– Знаешь, Лари, тебе следует подумать о том, чтобы заняться моим бизнесом. Он заключается в том, чтобы давить, давить и давить. Я могу показать тебе все ходы и выходы.

– Благодарю вас, но у меня уже есть профессия.

Она улыбнулась про себя, когда услышала свои слова. Может быть, у нее действительно есть профессия.


После разговора с Берни Лари вдруг поняла, как давно уже не было никаких известий от Ника. Возможно, ее сопротивление окончательно обескуражило его. Ей не хотелось терять в нем друга, хотя она сомневалась, что они когда-нибудь снова станут любовниками. Особенно с тех пор, как в ее жизнь вошел Дэвид Уайнэнт.

С июня, когда они встретились в Вашингтоне, Дэвид работал за границей. Он звонил Лари каждые несколько дней, всегда поздно вечером, чтобы застать ее дома. Он сообщил, что ездил в маленький городок в Моравии, на встречу с дочерью Фредди. Но она поклялась, что ничего не знает о местонахождении Кат. Правда, ее отец незадолго до смерти признался ей в том, что однажды, два года назад видел Катарину Де Вари, но не сказал, где именно, отметив только, что она была довольна. Он просил дочь заверить Лари, что гобелен и ее мать в безопасности.

– Я повсюду наводил справки, но в официальных регистрационных записях по-прежнему ничего нет. Скорее всего в Чехословакии ее нет. Морганштерн, возможно, пересекал границу, чтобы навестить Кат, – предположил Дэвид.

Что же касается Милоша, то здесь ситуация была более обнадеживающей. Правительство пока еще не разрешило визит к нему, но, как выразился Дэвид, «они были достаточно добры» и сообщили, что со здоровьем у Кирмена все в порядке, и дали понять, что просьба о встрече с Милошем, возможно, скоро будет удовлетворена.

Судя по подчеркнутым похвалам Дэвида в адрес чехословацкого режима, Лари предположила, что коммунисты, должно быть, прослушивают международные телефонные разговоры. Она знала, как важно для Дэвида сохранить свой пост. Он никогда не рассказывал подробно о причинах поездки в Чехословакию и о том, что удерживало его там так долго, но Лари прочитала в «Нью-Йорк Тайме» сообщение о крупном американском бизнесмене, который прилетел в Прагу по торговым делам и был найден мертвым на берегу Влтавы. Отрицая какую бы то ни было причастность к смерти этого человека, коммунистическое правительство в то же время обвинило его в шпионаже и отказывалось вернуть тело покойного, пока не будет произведена судебно-медицинская экспертиза. Власти запретили въезд в страну другим бизнесменам. Угрожали также закрыть посольство США. Очевидно, в связи с этим много у Дэвида было дел. Зная о сложной ситуации, Лари была еще больше благодарна ему за помощь в поисках Катарины Де Вари.

Шло время, и их ночные разговоры по телефону приобретали все более личный характер. Лари с нетерпением ждала этих полуночных звонков, когда, лежа в постели, могла слушать в темноте голос Дэвида. Ей хотелось побыстрее увидеть его снова. Когда она спросила об этом Дэвида, его ответ показал ей, что он ждет встречи с таким же нетерпением, хотя никогда не называл точной даты.

– Я сообщу тебе в ту же минуту, когда узнаю… уже скоро…

Приближался конец лета, а Дэвид все еще оставался за границей, пытаясь спасти дипломатические отношения. В самом последнем телефонном разговоре он сказал Лари, что есть еще одна причина, по которой он задерживается:

– Один мой знакомый из министерства, тот, который надзирает за работой тюрем, говорит, что мне со дня на день могут позволить увидеться с Милошем.

– Дэвид, это «со дня на день» может продолжаться вечно. Установи для себя крайний срок, а потом возвращайся домой. Нам ведь еще надо наверстать упущенное.

– Милош ждал двадцать шесть лет, чтобы узнать о своей дочери, – ответил Дэвид. – Я же могу подождать еще пару недель.