Ее прошение было принято. Николай I, тронутый ее преданностью осужденному преступнику, разрешил Полине ехать в Сибирь и приказал выдать пособие на дорогу, однако ребенка брать с собой запретил.

Простившись с дочерью, которую она оставила у Анны Ивановны Анненковой, Полина в декабре отправилась вслед за своим любимым. Мать Ивана Александровича снабдила ее в дорогу всем необходимым, в том числе и крупной суммой денег.

Полина неслась по бескрайним заснеженным просторам практически без остановок – она ехала день и ночь, а когда ямщики отказывались ехать ночью, произносила магическую фразу: «Дам на водку», одну из немногих, которые она выучилась говорить по-русски. Фраза действовала безотказно.

В своих «Воспоминаниях» Полина писала: «Когда губернатор Иркутска Цейдлер прочел мою подорожную, то не хотел верить, чтобы я, женщина, могла проехать от Москвы до Иркутска в восемнадцать дней, и когда я явилась к нему на другой день моего приезда в 12 часов, он спросил меня – не ошиблись ли в Москве числом на подорожной, так как я приехала даже скорее, чем ездят обыкновенно фельдъегеря».

Губернатор на некоторое время задержал Полину в Иркутске, уговаривая вернуться, но она была непреклонна и в конце февраля получила разрешение следовать дальше.

«Губернатор заранее предупреждал меня, что перед отъездом вещи мои будут все осматриваться, и когда узнал, что со мною есть ружье, то советовал его запрятать подальше, но главное, со мною было довольно много денег, о которых я, понятно, молчала; тогда мне пришло в голову зашить деньги в черную тафту и спрятать в волосы, чему весьма способствовали тогдашние прически; часы и цепочку я положила за образа, так что, когда явились три чиновника, все в крестах, осматривать мои вещи, то они ничего не нашли» (из «Воспоминаний»).

Когда Полина ехала через Сибирь, то была приятно удивлена тем радушием и гостеприимством, с которым ее встречали местные жители. «Везде нас принимали, как будто мы проезжали через родственные страны; везде кормили людей отлично, и когда я спрашивала, сколько должна за них заплатить, ничего не хотели брать, говоря: „Только Богу на свечку пожалуйте“», – вспоминала впоследствии Полина.

По прибытии Полины в Читу военный, которого прислал комендант Лепарский, отвел ее в подготовленную для нее квартиру. На следующий день комендант пожаловал к ней сам, сообщив, что им получено повеление Его Величества относительно ее свадьбы с заключенным Анненковым. Затем Лепарский прочитал вслух разные официальные бумаги, которые она должна была подписать. Из сказанного комендантом Полина поняла, что «не должна ни с кем сообщаться, никого не принимать к себе и никуда не ходить, не искать свиданий с осужденным, а иметь их только с разрешения коменданта, не чаще как через два дня на третий, ничего не передавать осужденным в острог, особенно вино и другие спиртные напитки».

Полина была согласна на все и, подписав бумаги, потребовала от Лепарского свидания с Анненковым. «Не напрасно же я проехала за шесть тысяч верст», – воскликнула она. Комендант успокоил ее, сказав, что даст распоряжение, чтобы привели Ивана.

Первое свидание с Анненковым в Сибири Полина описывала следующим образом:

«Только на третий день моего приезда привели ко мне Ивана Александровича. Невозможно описать нашего первого свидания, той безумной радости, которой мы предались после долгой разлуки, позабыв все горе и то ужасное положение, в котором находились. Я бросилась на колени и целовала его оковы».

Для Анненкова приезд Полины был истинным подарком судьбы. «Без нее он бы совершенно погиб», – писал декабрист И. Д. Якушкин.

Венчание Полины и Ивана состоялось 4 апреля 1828 года. «Это была любопытная и, может быть, единственная свадьба в мире, – вспоминал Н. В. Басаргин. – На время венчания с Анненкова сняли железа и сейчас же по окончании обряда опять надели и увели обратно в тюрьму».

Итак, Полина, дважды отказавшись венчаться с самым богатым женихом Москвы, стала женой ссыльнокаторжного. Она была счастлива, соединив судьбу с любимым человеком, и с гордостью носила новое имя – Прасковья Егоровна Анненкова.

С прибытием Полины жизнь Ивана Анненкова изменилась радикально: забота, внимание и безграничная любовь давали ему силы переносить все тяготы каторжной жизни. И хотя свидания их были редки, он знал, что его жена рядом, и теперь уже навсегда.

С утра до вечера Полина хлопотала по хозяйству. Она сама готовила, следила за чистотой в доме и даже посадила огород, чем существенно улучшила скудный рацион заключенных.

При этом она не теряла врожденного изящества, веселья и доброты. По мере своих возможностей она помогала всем: учила жен декабристов готовить и вести хозяйство. По вечерам ее новые подруги приходили к ней в гости.

Полина заражала всех своим весельем и оптимизмом, рядом с ней было легко и уютно.

Вот что она написала об этом времени в своих «Воспоминаниях»: «Надо сказать, что много было поэзии в нашей жизни. Если много было лишений, труда и великого горя, зато много было и отрадного. Все было общее – печали и радости, все разделялось, во всем друг другу сочувствовали. Всех связывала тесная дружба, а дружба помогала переносить неприятности и помогала забывать многое».

В марте 1829 года у Анненковых родилась вторая дочь, которую назвали в честь бабушки Анной.

В 1830 году Ивана перевели в Петровский завод, и теперь супруги стали видеться намного чаще. Полина купила небольшой домик и обзавелась хозяйством. Через год в семье Анненковых родился сын Владимир (всего Полина рожала 18 раз, однако выжили только шесть детей).

Когда Ивана переводили в село Бельское Иркутской губернии, а затем в Туринск, Полина с детьми повсюду следовала за ним, несмотря на то что все переезды были сопряжены с большими материальными трудностями – нужны были деньги на дорогу и на обустройство на новом месте.

В отличие от других семей декабристов, которым щедро помогали родственники, Анненковы жили только на проценты с капитала в 60 тысяч рублей. Эти деньги находились при Иване во время его ареста и, естественно, были конфискованы, но милостью императора Николая Павловича были отданы Полине Гебль. Государь проникся к этой смелой женщине искренней симпатией и, говоря о ней, употреблял следующее выражение: «Та, что не усомнилась в моем сердце».

В 1839 году Ивану Александровичу по ходатайству его матери было разрешено поступить на гражданскую службу, что несколько облегчило материальное положение многодетной семьи. Через два года семье Анненковых было разрешено переехать в Тобольск, где они и прожили 15 лет до амнистии 1856 года. После амнистии семья перебралась в Нижний Новгород. Вскоре город посетил Александр Дюма, путешествующий по России. Нижегородский губернатор устроил в честь знаменитого писателя званый вечер, заранее предупредив, что его ждет сюрприз.

В своей книге «Путевые впечатления. В России» Дюма писал: «Не успел я занять место, как дверь отворилась, и лакей доложил: „Граф и графиня Анненковы“. Эти два имени заставили меня вздрогнуть, вызвав во мне какое-то смутное воспоминание. „Александр Дюма“, – обратился губернатор Муравьев к ним. Затем, обращаясь ко мне, сказал: „Граф и графиня Анненковы, герой и героиня вашего романа „Учитель фехтования““. У меня вырвался крик удивления, и я очутился в объятиях супругов».

Через несколько дней Дюма приехал в дом Анненковых. За несколько часов общения с постаревшими прототипами своих героев он узнал много интересного о сибирской жизни декабристов: о 30 годах суровых испытаний, каторжных работ и унижения, о венчании Ивана и Полины в Михаило-Архангельской острожной церкви, о смерти детей и о неугасающей любви этих уже немолодых людей. Он узнал, что именно любовь и верность помогли преодолеть им все испытания, выпавшие на их долю.

В Нижнем Новгороде Анненковы прожили еще почти 20 лет. Иван Александрович служил чиновником при губернаторе, был членом комитета по улучшению быта крестьян, участвовал в подготовке реформ, работал в земстве и избирался в мировые судьи.

Пять сроков подряд нижегородское дворянство избирало Ивана Александровича Анненкова своим предводителем. Полина тоже занималась общественной деятельностью, она была избрана попечительницей нижегородского женского Мариинского училища, а затем по просьбе М. И. Семевского, издателя «Русской старины», писала воспоминания.

Так и не освоив письменного русского языка, она диктовала их своей старшей дочери Ольге. Впервые ее воспоминания были опубликованы в 1888 году, затем неоднократно переиздавались.

Но главным в ее жизни всегда оставался муж – ее любимый Иван Александрович. До последних дней своих она ухаживала за ним, как за ребенком, и до самой смерти не снимала с руки браслета, отлитого Николаем Бестужевым из кандалов ее мужа.

В 1876 году Полина умерла. Иван Александрович очень тяжело переживал смерть жены. «После смерти бабушки дед впал в болезненное состояние и последнее время своей жизни страдал черной меланхолией», – вспоминала внучка Анненковых М. В. Брызгалова. Через год и четыре месяца после смерти Полины скончался ее муж. Он был похоронен в нижегородском Крестовоздвиженском женском монастыре, рядом со своей женой, так горячо его всю жизнь любившей и бывшей ему самым верным и преданным другом.

Екатерина Геккерн-Дантес. «В одном тебе все мое счастье!»

Имя Екатерины Николаевны Геккерн-Дантес прославилось по велению злого рока. Только за то, что она была женой барона Дантеса, от руки которого погиб А. С. Пушкин, за всю жизнь ей прошлось испытать немало горя и лишений и носить позорное клеймо жены убийцы.

Девочки в семье Гончаровых воспитывались строго. Детство их прошло в обширной помещичьей усадьбе с огромным парком, оранжереями, прудами и знаменитым конным заводом. Специально приглашенные учителя обучали девочек французскому языку и танцам, истории и изящной словесности. Однако мать все равно была недовольна успехами дочерей и могла отхлестать их по щекам даже за малейшую провинность. Наталия Ивановна Гончарова, урожденная Загряжская, после скоропалительного замужества с Николаем Гончаровым, владельцем бумажной фабрики, неожиданно для всех была отправлена в Калужскую губернию. При дворе ходили слухи, что опала связана с интересом фаворита императрицы Алексея Охотникова к Наталии Ивановне. Однако все это были лишь людские домыслы.