— с ликованием повторила она про себя) ее на постель, чтобы медленно начать все сначала.

Сара подавила в себе желание испепелить его взглядом.

— Ты хочешь сказать, что ни одна из них не сравнится со мной пылкостью?

Все мои прежние любовники бывали польщены, когда им удавалось довести меня до исступления.

— Выходит, я должен радоваться, что уношу на спине знаки твоей разнузданной страсти, которую так легко разжечь? Бедный Карло!

Действительно, бедный Карло! Но как он посмел в такую минуту упомянуть имя брата, с которым, согласно легенде, она все еще была помолвлена и в которого безумно влюблена!

Сара открыла глаза и встретила угрожающий взгляд Марко. У нее душа ушла в пятки, но она как ни в чем не бывало произнесла:

— Карло приходит от этого в восторг. И уж, конечно, умеет играть на мне гораздо лучше других. Поэтому-то я и выбрала его из всех, без сожаления пожертвовав остальными.

С какой великолепной наглостью смотрели на него эти лживые зеленые глаза, в то время как губы делали чудовищные признания! Ему стоило невероятных усилий не задушить ее на месте. Он ограничился тем, что изо всех сил тряхнул ее и увидел, что она испугалась.

— Карло! — процедил он сквозь зубы. — Боюсь, что тебе придется проститься с мечтой о замужестве. И вообще забыть о нем… и обо всех остальных, если на то пошло! Я знаю, какой развратной сучкой ты была — и остаешься в душе, но позволь предупредить, что я намерен держать тебя здесь в качестве наложницы до тех пор, пока ты мне не осточертеешь. До этого времени ты не ляжешь ни с кем другим, а будешь ублажать меня так и тогда, когда мне вздумается, ясно?

В приступе ярости Сара вонзила ему в лицо свои острые ногти, так что показалась кровь.

— Ни за что, черт бы тебя побрал!

В следующее мгновение ее ослепила острая боль: в глазах запрыгали огненные точки. Она не сразу поняла, что Марко с размаху ударил ее по лицу.

— Не следует забывать, что в моих жилах течет кровь предков-мавров. И вообще, дорогая, не выпускай джина из бутылки, если не уверена, что справишься с последствиями.

Плохо соображая от боли, Сара сердито замотала головой и, глотая слезы, произнесла:

— Ты не заставишь меня! Я тебе не рабыня!

— Будешь рабыней, будешь всем, чем я захочу! А если ты меня доведешь, я не постесняюсь, как мои предшественники, привязать тебя, распятую, к кровати и терзать твое белое тело, как заблагорассудится. Может быть, этого ты и добиваешься? — он понизил голос до вкрадчивого шепота, от которого у Сары кровь стыла в жилах. От него всего можно ожидать!

Она разрыдалась.

— Нет! Я постараюсь, чтобы все узнали… слуги… что ты силой удерживаешь у себя любовницу. Я пожалуюсь Карло, он возненавидит тебя. Всем расскажу… газетчикам… Интерполу! Я… я…

— Ничего ты не сделаешь и сама прекрасно это знаешь. Плотоядная маленькая лицемерка! — Рыдая, она извивалась в его руках. — Ты будешь в восторге от этого плена и в конце концов сама станешь умолять, чтобы я позволил тебе остаться.

— Ненавижу тебя! Никогда не перестану ненавидеть!

— Да? Так «докажи это, маленькая лгунья! Докажи нам обоим: себе и мне! Сара издала вопль отчаяния, но Марко уже перешел от ярости к притворной нежности, покрывая ее поцелуями, обезоруживая ее своим чувственным ртом и интимнейшими ласками рук, уверенно блуждавших по ее дрожащему телу.

— Ах, сага! Почему ты вынуждаешь меня терять человеческий облик? Прости, что я ударил тебя и заставил плакать! Как мне загладить свою вину? Может быть…

Он прижал свои губы к ее рту. И когда только он успел превратиться из дикого зверя в нежного любовника? Сара не хотела этих ласк, этих поцелуев.

Но ее протесты не имели никакого значения. Как ни борись, он все равно одолеет.

— Сага… Сапззшй… вот так… Хочешь, покажу, как страстно я тебя жажду? Не зажимайся так!

— Нет! Нет! — но ее возражения смолкли, когда он стал ласкать губами и языком все ее тело. Время от времени его рот, посасывая и покусывая, останавливался на самых интимных участках. Сара утратила способность думать.

Она стонала, извиваясь под ним… всецело принадлежала ему. Это была немыслимая пытка и немыслимое наслаждение. Его рот делал с ней все, что угодно, пока она, наконец, не вцепилась ему в волосы, почувствовав у себя внутри его язык. Небольшая бородка щекотала самые чувствительные точки. Вся в его власти, Сара выгнулась дугой. Последовали неслыханные конвульсии, и она закричала, не подозревая об этом, в пароксизме страсти и утоления.

Потом она тихо лежала, чувствуя такую слабость, словно была в глубоком обмороке и теперь медленно приходила в чувство, не слишком охотно возвращаясь к себе самой, такой, какой ее сделал этот человек. Впрочем, она была так опустошена, что это уже не имело значения. В голове у Сары носились обрывки воспоминаний. Прежде всего то, как он накрыл ее своим телом, и вошел в нее, и начал что-то лихорадочно шептать: одни слова она понимала, другие нет. Потом он еще глубже нырнул в нее и стал двигаться — быстрее, быстрее, пока вдруг не спрятал лицо в ее спутанных волосах и она не услышала короткий вздох: «О Боже!» — и не почувствовала, как он растет и пульсирует у нее внутри. Последним, что она помнила, было то, как он ушел, заботливо укрыв ее простыней.

— Я скоро вернусь, моя маленькая рабыня. Будь хорошей девочкой, прошу тебя.

Он ушел, потому что имел на это право, а для Сары началось ожидание. У нее не осталось сил, чтобы четко сформулировать свои мысли. Щека распухла и ныла — Сара с новой силой почувствовала это, когда повернулась на другой бок. Не думать! Пока еще рано напрягать свой бедный мозг. Сара позволила себе погрузиться в забытье.

Почему бы не уснуть навсегда? Слишком много произошло такого, о чем она предпочитала не вспоминать при ясном свете дня. Свет? Комната была заполнена светом, солнечные лучи дарили Саре свое тепло.

— Простите, что бужу вас, синьорина. Но герцог просил принести вам завтрак перед тем, как возьмет вас на прогулку. — Серафина бросила многозначительный взгляд на залитую солнцем террасу, а Сара, сев на постели, потянула на себя простыню, чтобы скрыть наготу. — Сядьте прямо, синьорина, я поправлю подушки и поставлю поднос.

— Наверное, я проспала весь вечер и всю ночь, — пробормотала Сара. У нее все болело — в некоторых местах.

— Вы долго спали, — подтвердила Серафина. — И ничего не ели со вчерашнего утра. Кушайте, пожалуйста, а я пока напущу воды в ванну.

Интересно, что развязало язык обычно немногословной Серафине? И что она обо всем этом думает? А впрочем, это неважно. Слова герцога здесь имеют силу закона: он отдает приказания, и все без промедления бросаются исполнять их.

— У меня нет костюма для верховой езды, — мрачно ответила Сара, поднося ко рту чашку с дымящимся кофе. Хотелось бы ей знать: что он сделает, если столкнется с открытым неповиновением?

— Герцог просил сказать, что не нужно особенного костюма. Сойдут любые брюки. Разрешите, синьорина?

Конечно, вздохнула Сара, Серафина тут ни при чем. Но она сама покажет герцогу! При ясном свете дня его угрозы казались смехотворными. В конце концов он не пират, не варвар, а эта залитая солнцем комната не похожа ни на сераль, ни на застенок.

Сара осторожно дотронулась до синяка на щеке. Скотина! Ведь она женщина, как же он посмел так злобно ударить ее только за то, что она отплатила ему той же монетой? Рабыня, как же! Ха! Пусть найдет другую, более податливую особу, которая станет играть в его безумные игры. Сара порылась в памяти, отыскивая подходящее слово. Вот — извращения! Ей вспомнились слова, которые Марко шептал ей, когда… Ну, конечно, он хочет, чтобы она делала омерзительные, непристойные вещи, о которых даже думать противно в этом ясном, отрезвляющем свете дня.

Глава 29

Сара наскоро приняла ванну: на этот раз ей некогда было нежиться в благоухающей шампунями воде… Серафина стояла рядом, на случай, если что-нибудь понадобится. Потом Сара влезла в тщательно отглаженные джинсы, отчаянно надеясь, что не успела поправиться: брюки и без того были довольно тесными; она купила их только по настоятельной просьбе Дилайт.

— Я бы сама пошла с тобой в магазин, но… В общем, купи что-нибудь облегающее. Чем сексуальнее, тем лучше. Ладушки? Ради меня, ради моего имиджа! Хорошо, что свободные штаны вышли из моды, — трещала она по телефону. «Тоже мне конспирация! — ворчала про себя Сара. — Игра в эпоху плаща и кинжала!» Могла ли она предположить, что опасения сестры имели под собой прочное основание?

Знала бы Дилайт, что из всего этого вышло!

Пожалуй, она не поверила бы своим ушам, если бы услыхала, что ее пуританке-сестре выпадет на долю настоящее приключение — быть похищенной самим герцогом! И что она потеряла? Только несчастную девственность, которая ей и так порядком надоела. И вообще, все не так уж плохо. Он так нежен… когда пьян!

Недовольная собой, Сара подошла к зеркалу, на ходу застегивая ремень.

Пошел он к черту! Она еще посчитается со своим мучителем — тем или иным способом! Как это называется в Италии? Вендетта, вот как!

А что, она неплохо смотрится! Линялые голубые джинсы обтягивают бедра, однако не мешают движениям. Алая шелковая блузка выделяет именно то, что нужно. Сара отважно расстегнула еще одну пуговку. Вот так! При желании она может по гроб жизни корчить из себя Дилайт. Дилайт с практическим умом Сары и ее железной логикой. Ей начало казаться, будто, если она спокойно, взвешенно обратится к Марко, без упреков и обвинений (он-таки вел себя, как порядочная свинья!), — просто растолкует, что теперь, когда он добился своего и положил ее на обе лопатки (не один раз), он вполне может отпустить ее. Если сочтет своим долгом вознаградить ее, что ж, она согласна на гоночную модель «ламборини» — естественно, первоклассную, как все, чем она себя окружает, включая ее самое… Неужели он не оценит эту маленькую лесть?