Состязание в стрельбе из пистолета очень скоро свелось к поединку между сводными братьями: Конистаном и Дунканом. Чтобы понаблюдать за ходом соревнования, гости расположились на краю поля по обе стороны от соперников. Дамы сидели под навесами, защищавшими их от ослепительного июльского солнца, а господа (те, что уже отстрелялись и выбыли из игры) с радостью утешились возможностью провести последние минуты Испытания в Меткости рядом со своими избранницами.

Такой распорядок, очевидно, всем пришелся по душе, и звуки выстрелов, раздававшиеся через равные промежутки времени, когда Дункан и Конистан по очереди прицеливались в расположенные на расстоянии тридцати ярдов мишени, не прерывали беспечного разговора, сопровождаемого веселым смехом.

Эммелайн прохаживалась среди гостей, напоминая слугам, чтобы они вовремя наполняли лимонадом стаканы юных леди, пивом кружки джентльменов и не забывали о миндальном ликере для замужних дам, однако ее внимание было скорее показным, нежели искренним. Всякий раз, когда на стрельбище звучал выстрел, она не могла удержаться, чтобы не взглянуть на соперников. Они стояли в десяти футах один от другого, храня строгое молчание. Да, они были братьями, но спортивный азарт был заложен в них еще в детстве, и никакие братские чувства не заставили бы их в эту минуту обменяться хотя бы улыбками.

Приложив ладонь козырьком ко лбу, чтобы защитить глаза от солнца, Эммелайн еще раз взглянула на соперников и заметила, что двое слуг передвигают мишени еще на три ярда дальше, возвещая таким образом второй раунд поединка. Сердце у нее заколотилось где-то прямо в горле, а потом словно провалилось куда-то в бездну, дыхание стеснилось, виски ломило от пульсирующей крови. Она не могла отвести взгляда от высокой фигуры Конистана. Он выглядел безупречно в бежевых лосинах, красновато-коричневом камзоле для верховой езды и высоких кожаных сапогах, блестевших на ярком солнце. Длинные пряди волос у него на затылке развевались на ветру.

Как сильно он изменился, в который раз подумала Эммелайн. Каждый новый день выявлял новую черту его характера, доселе скрытую от нее. После поездки в цыганский табор миновало четыре дня, и с каждым часом она все больше убеждалась, что лорд Конистан был тем единственным человеком, который мог сделать ее счастливой.

И все же, в то самое время, когда она танцевала с ним, смеялась, беседовала в легкой дружеской манере, обретенной за последние несколько дней, в ее душе росло понимание того, что им навсегда суждено остаться только друзьями. Она намекнула ему на это в понедельник, протанцевав с ним еще один изумительный вальс, но Конистан в ответ просто прижал к губам ее пальцы и сказал, что счастлив слышать, как она называет его другом, однако надеется со временем стать для нее чем-то большим. Когда же она принялась настаивать, что их отношения должны остаться чисто платоническими, он велел ей никогда больше не упоминать об этом, а не то он расцелует ее прямо посреди бального зала.

Пораженная до того, что у нее перехватило дух, Эммелайн воскликнула:

— Вы не посмеете!

— Еще как посмею, если вы будете болтать подобные глупости! Честно говоря, последние два дня, даже больше, я только об этом и мечтаю. Сжальтесь надо мной! Ну назовите меня хотя бы своим любимым другом! Ну, давайте, скажите же это! Я по гроб жизни буду перед вами в долгу!

Эммелайн нервно рассмеялась и оттолкнула его, но не посмела вновь завести разговор на столь рискованную тему, догадавшись по опасному блеску в его глазах, что он способен в точности выполнить свою угрозу и тем самым повергнуть в ужас бедную миссис Керкбрайд, которая и без того уже посматривала на них косо, потому что Конистан осмелился поцеловать ее пальцы. Эммелайн больше не сомневалась, что он ухаживает за нею всерьез и что его намерения именно таковы, какими ей хотелось бы их видеть, если бы только ее собственная судьба сложилась иначе!

Вот и сейчас она смотрела на него, рассеянно потягивая лимонад. Стоя очень прямо, он навел пистолет на цель и спустил курок. Последовавший за этим хлопок заставил Эммелайн вздрогнуть: хотя она и ожидала выстрела, ее нервы были слишком сильно натянуты.

У Конистана было множество недостатков, и Эммелайн знала, что сколько бы виконт ни старался смягчить свои манеры, он навсегда останется человеком по природе своей несколько высокомерным и не слишком склонным считаться с переживаниями и затруднениями других людей. И все же, как ей удалось узнать, он был добр, внимателен и щедр по отношению к своим сводным братьям и сестрам, заботился о них, не жалея времени и не скупясь на расходы. К тому же он проявил себя как превосходный организатор. Последний турнир оказался единственным, во время которого не произошло ни одного серьезного несчастного случая, вызванного, как это обычно бывало, излишней горячностью и нетерпеливостью участников состязаний. Конистан об этом позаботился.

Эммелайн считала дни. Осталось всего семь. Еще неделя, и она попрощается с ним, пообещав, что, возможно, им удастся лучше узнать друг друга в течение следующего лондонского сезона. А потом она просто исчезнет. Ей всегда хотелось отправиться в путешествие, а ее состояние вполне позволяло нанять соответствующую свиту, чтобы пересечь Ла-Манш и провести следующие пять лет, наслаждаясь новыми странами, столицами, городами, деревнями, людьми. Так почему же, спросила она себя, ее горло перехвачено таким спазмом, что даже глоток лимонада дается ей с великим трудом? Почему слезы подступают к глазам? Не влюблена же она в него на самом деле! Она слишком мало его знала и только-только научилась его уважать. Нет, о любви и речи быть не может. Тем не менее по какой-то непонятной причине для нее вдруг стала непереносимой сама мысль о том, что в следующую среду придется распрощаться с ним навсегда!

Погруженная в эти невеселые размышления, Эммелайн даже не заметила, как отгремел последний выстрел, и только увидев, как Брант Девок и Чарльз Силлот несут на плечах Дункана, сообразила, что победа осталась за ним.

Дункан победил! Каким ликованием наполнилось вдруг ее сердце! Все ее замыслы воплощались словно по волшебству! Эммелайн бросилась навстречу Грэйс и обняла ее.

— Ты станешь Королевой, а Дункан победит в турнире! — прошептала она в восторге. — Ваши имена будут вышиты на центральном полотне покрывала, и вы поженитесь! О, Грэйс, все идет, как задумано!

Она даже не заметила, что плачет, и догадалась об этом, лишь оторвав лицо от плеча Грэйс и увидев следы слез у нее на рукаве.

— Пресвятая Дева! — ужаснулась Эммелайн. — Если я испортила шедевр миссис Уэзерол, она с меня голову снимет!

Грэйс только рассмеялась в ответ и сказала, что платье, пусть даже самое красивое, ее совершенно не волнует. Впрочем, она согласилась, что все идет отлично. Довольная таким ответом, Эммелайн вернулась к своим обязанностям. Надо было отдать необходимые распоряжения слугам, а также объявить гостям о распорядке подготовки к конному турниру с копьями, причем для победителей предыдущих состязаний — Конистана, Соуэрби, Девока и, конечно же, Лэнгдейла — предстояло выковать рыцарские доспехи.

Грэйс понимала, что произошедшая между ними сцена, несомненно, вызовет пересуды. Зато ей удалось скрыть от посторонних глаз безмерную радость, охватившую ее при известии о том, что ее дорогой Дункан выиграл состязание в стрельбе. Ее распирало от гордости за него, казалось, ее сердце вот-вот разорвется. Но тут она спохватилась, что ее ждет неотложное дело. Надо было немедленно поговорить с Китти Мортон!

Китти была занята поисками носового платка, который вернул ей Чарльз Силлот. Она куда-то сунула его и теперь никак не могла отыскать. Когда таинственная пропажа наконец обнаружилась под подушкой, лежавшей на сиденье ее стула, Грэйс удалось овладеть вниманием Китти. Не тратя слов понапрасну, она кратко объяснила подруге, что, по ее убеждению, Королевой нынешнего Турнира должна стать сама у Эммелайн.

— Только подумай, она дарит всем нам столько радости, удовольствия, веселья и ничего не просит взамен!

— Но Грэйс, — возразила Китти, склонив набок прелестную головку в шляпке с полями козырьком, украшенной букетиком сухих цветов из сада Эммелайн, — я думала, что ты должна стать Королевой! Вот уже несколько недель все только об этом и говорят!

— Да, но мне этого не нужно, — принялась растолковывать Грэйс. — Эммелайн так много для меня сделала, что мне дня не хватит, чтобы обо всем рассказать! Ну прошу тебя, Китти, пожалуйста, когда будут выбирать Королеву, проголосуй за Эм!

— Ну ладно! Ты была мне хорошей подругой… Честно говоря, мне очень хотелось увидеть тебя в короне! Ты уверена, что тебе именно этого хочется? Я точно знаю, что все собираются голосовать за тебя!

Взяв Китти под руку, Грэйс повела ее к дому. Она долго перечисляла подруге все, что сделала для нее Эммелайн: наряды, прическу, словом, рассказала обо всем, за исключением своей тайной помолвки с Дунканом, хотя этим она тоже в значительной степени была обязана Эммелайн.

К тому времени, как они достигли парка, Грэйс удалось убедить Китти в своей правоте, и та обещала, что постарается уговорить как можно больше других девушек проголосовать за Эммелайн и сделать ее Королевой Турнира. Грэйс сердечно поблагодарила подругу и отправилась на поиски Мэри Керкбрайд.

35

Эммелайн знала, что поступает очень дурно, но ничего не могла с собой поделать. Она направлялась к конюшне, откуда вот уже в течение двух дней непрерывно доносился лязг металла и стук молота о наковальню: Девока, Соуэрби, Лэнгдейла и Конистана заковывали в броню. Предыдущим вечером, услыхав, как джентльмены переговариваются перед обедом, пока Мэри и Элайза разыгрывали свои дуэты, Эммелайн ощутила такое любопытство, что на следующий день решила заглянуть в святая святых, то есть в конюшню, чтобы своими глазами увидеть рыцарские латы.

Ну, разумеется, под самым невинным предлогом! Дело было в том, что в распорядке мероприятий на нынешний вечер произошло небольшое изменение. Театральная труппа из Эмблсайда, предоставившая актеров для прелюдии к Танцу с Перчатками, любезно согласилась разыграть перед гостями Фэйрфеллз «Укрощение строптивой», конечно, за скромное вознаграждение.