— Как бы то ни было, мне пришлось потуже завязать пояс халата и выйти на тропинку прямо в сафьяновых домашних туфлях. И что я вижу? Овцу с черной мордочкой, не замечающую моего приближения и в счастливом неведении почесывающую бок о стену моего сарая!

Эммелайн расхохоталась.

— Я совсем забыла, что они любят это делать. Что до вас, то мне вас искренне жаль. Удалось ли вам вновь забыться в объятьях Морфея, обнаружив, что к вашей постели не крадутся воры, убийцы или невинные девушки? Только не говорите мне, что от разочарования вы больше не сомкнули глаз с самого рассвета!

Он склонился к ней поближе и прошептал:

— Я уже совсем было заснул, когда вдруг вспомнил о вас. Остатки сна покинули меня в тот же миг, мою душу посетило прекрасное виденье: мне почудились ваши золотые локоны, волнами разбросанные по подушке. Уверяю вас, после этого я не смог бы заснуть, даже если бы захотел!

Эммелайн строго взглянула на виконта. Не могло быть ни тени сомнения в том, что он, по каким-то ему одному известным причинам, пытается с нею заигрывать. Неужели он намеревается завоевать ее сердце при помощи подобного вздора?

Вскинув ресницы, она ответила:

— Не понимаю, что вы имеете в виду, милорд. Во-первых, ложась спать, я прячу волосы под чепец, иначе их утром не расчесать, а во-вторых, осмелюсь высказать одно предположение: скорее всего, вернувшись в свою теплую постель, вы захрапели, как только ваша голова коснулась подушки. Мне ни разу в жизни не доводилось встречать джентльмена, который лишился бы сна из-за дамы. Это мы, женщины, будучи более впечатлительными, могли бы потерять сон, но мужчина — никогда? Особенно такой человек, как вы?

Она с радостью отметила, как гримаса досады искривила его губы. Конистан покачнулся на месте, ухватившись рукой за живот, и простонал:

— О, вы проткнули меня насквозь своим палашом!

Эммелайн захихикала,

— В следующий раз постарайтесь придумать что-нибудь поумнее. Я с удовольствием готова пофлиртовать с вами, милорд, но в своих ухаживаниях вы должны в меру сил избегать банальностей, таких, к примеру, как мои золотые волосы, разбросанные по подушке, и других подобных глупостей!

Услыхав вдалеке звук приближающегося экипажа, Эммелайн поняла, что это должен быть Дункан. Предупредив Конистана, чтобы он больше не морочил ей голову своим флиртом, пока не придумает чего-нибудь более остроумного, она поспешила отослать его прочь, сославшись на то, что в гостиной подан чай, а леди Пенрит со вчерашнего дня наверняка уже успела соскучиться без его милого общества.

После того, как Конистан скрылся в доме, Эммелайн выждала минуту, а затем приказала двум лакеям и груму сопровождать себя к воротам. Дункан вскоре появился в аккуратном тильбюри, в который была запряжена цугом прекрасная пара вороных коней. Когда грум вскочил на подножку его экипажа, Дункан торопливо объяснил, что передняя лошадь, как ему кажется, вот-вот потеряет подкову, и попросил старшего конюха осмотреть копыто.

— Вы очень добры, — любезно сказал он на прощанье, передавая поводья груму и легко спрыгивая на гравий аллеи. Прежде, чем подойти к Эммелайн, младший брат Конистана проследил, как грум подхватил вожжи, а потом принялся с озабоченным видом разглядывать вожака своей пары вороных. Наконец, сокрушенно покачав головой, он подошел, чтобы приветствовать хозяйку дома.

Эммелайн тепло улыбнулась ему и заверила, что мистеру Скотби, прослужившему на конюшне сэра Джайлза много лет, смело можно доверить любых лошадей.

— Мне всегда казалось, что он добрее к лошадям, чем к нашим конюхам, — усмехнулась она. — Ну а как у вас вообще обстоят дела, Дункан? Соуэрби потерял колесо возле Эмблсайда. Надеюсь, ваше путешествие проходило более благополучно?

Она заметила, что он еще больше нахмурился, меж бровей пролегла морщинка. Голубоглазый, со светло-каштановыми волосами, Дункан был одного роста с Конистаном и столь же хорош собой, хотя его красоту можно было бы назвать менее броской и более поэтичной.

— Вплоть до последнего отрезка дороги, — ответил он, — я благодарил Бога за столь приятную поездку. Но потом, как только миновали деревню, одна из лошадей захромала.

— Скотби обо всем позаботится. А теперь прошу пожаловать в дом. Блайндерз проводит вас в вашу комнату. Вы, должно быть, устали и захотите подкрепиться. Если желаете, я пошлю вам наверх немного шерри.

Она попыталась направить его к двери, но он легким жестом остановил ее, снял шляпу и, и озабоченно потирая лоб, сказал:

— Прошу вас, Эммелайн. Я хотел с вами переговорить, и сейчас, мне кажется, как раз подходящий момент. Полагаю, что вскоре вам придется заниматься по крайней мере сотней дел одновременно, и у вас вряд ли найдется свободная минутка для разговора со мной. Но мне непременно нужно с вами поговорить! Для меня это крайне важно!

Эммелайн догадалась, что он хочет поговорить о Грэйс, и решила от этого уклониться. Пусть сперва увидит ее подругу преображенной ловкими руками ее горничной и стараниями миссис Уэзерол! Она живо возразила, что очень занята уже сейчас, но бедный Дункан смотрел на нее таким умоляющим взглядом, прося выслушать его, что ей пришлось признать: нельзя оставить его просьбу без внимания, не нарушая законов гостеприимства, да и простое сочувствие обязывало ее к этому.

— Ну разумеется! — улыбнулась Эммелайн. — Прошу вас, скажите, что вас тревожит.

— Я думаю, вы и сами догадываетесь об этом, — принялся объяснить Дункан. — Боюсь, вы пробудили в сердце мисс Баттермир надежды, осуществить которые я не в силах. Мне дали понять, что вы хотели бы нас поженить еще до окончания этого месяца! Как вам могла прийти в голову такая мысль? Мы с нею почти не знакомы, и единственное, что я знаю о ней, так это то, что она — прелестное дитя с добрым нравом и чудесным цветом лица!

— Какой несусветный вздор! — с наигранной беспечностью воскликнула Эммелайн, стараясь обратить все в шутку. Она взяла его под руку и повела вверх по ступенькам. — Неужели вы думаете, что я обладаю сверхъестественными способностями? Готова признать, что вы кажетесь мне отличной парой для такой милой и доброй девушки, как Грэйс, но помимо этого, — клянусь! — единственное, что я намеревалась сделать, так это дать вам возможность получше узнать ее. Больше я ни на что не претендую. Дункан, вы сам — хозяин собственной судьбы, вы, а не я и даже не Конистан, хотя он ваш опекун. От всей души прошу меня простить, если я вас обидела или причинила вам неудобство. — Ободряюще сжав его руку, она добавила:

— А теперь позвольте одному из моих лакеев проводить вас в ваши апартаменты. Я вас разместила в одной спальне с Чарльзом Силлотом, если вы не против. Вы ведь с ним друзья.

К концу ее речи выражение лица у Дункана смягчилось. Нельзя было сказать, что он вполне доволен жизнью, но, по крайней мере, он немного успокоился и даже улыбнулся, узнав, кто будет его товарищем по комнате.

— Я почему-то думал, что мне придется де лить комнату с Конистаном, — заметил он.

Эммелайн бросила на Дункана пытливый взгляд, уловив нотку облегчения в его голосе.

— Вовсе нет! — торопливо возразила она, едва сдерживаясь от смеха. — У лорда Конистана отдельные апартаменты.

— Чему вы смеетесь? — спросил юноша, сам невольно улыбаясь. Напряжение и тревога окончательно ушли из его голоса.

— Вот об этом вам придется спросить лично у своего дорогого братца. А еще лучше попросите его показать вам спальню, в которой он провел прошлую ночь. Она… несколько необычна, но он сам виноват — приехал на день раньше, чем его ждали.

— Конистан приехал уже вчера?

Эммелайн кивнула.

— Чтобы мне досадить, конечно. Уж если вы недовольны моими действиями, когда речь заходит о мисс Баттермир, представьте себе хоть на минуту, в какой неистовой ярости должен пребывать Конистан!

Она умолкла на мгновение, раздумывая про себя, насколько откровенной можно быть в разговоре с Дунканом. Заметив, как вновь нахмурилось его лицо, и имея все основания предполагать, что столь суровое выражение вызвано не ее интригами, а деспотичным вмешательством брата в его дела, Эммелайн решила говорить всю правду до конца.

— Вы, Дункан, по крайней мере, честны. Осуждая меня за мои замыслы в отношении вас, вы действуете от чистого сердца, потому что вы не влюблены в мисс Баттермир. Но вот ваш брат в своем неприятии этого брака исходит, увы, из резонов, не делающих ему чести: он презирает ее за низкое происхождение, за скромное положение в обществе. А этого я не могу ему простить. Кстати, в этом и состоит причина нашей с ним взаимной неприязни. Мы с ним вечно на ножах!

При этих словах на Эммелайн внезапно нахлынули непрошеные воспоминания о вчерашних поцелуях виконта. Стоило ей вспомнить прикосновение его губ к своим, как ее тотчас же охватил лихорадочный озноб. Она подавила его судорожным усилием воли и мысленно велела себе успокоиться. Хотя нежные объятия Конистана доставили ей невыразимое, даже какое-то болезненное наслаждение, она все-таки не могла переменить своего отношения к нему.

— У него есть свои причины для такого неподобающего поведения в отношении мисс Баттермир, — тихонько проговорил Дункан, обращаясь скорее к самому себе, чем к Эммелайн. Она не могла даже вообразить, что он имеет в виду. У нее просто в голове не укладывалось, какими такими вескими причинами Конистан мог бы оправдать свою неучтивость по отношению к Грэйс.

Ей хотелось тотчас же потребовать у Дункана разъяснений, но тут он в смятении провел и рукой по волосам и воскликнул:

— Вот чего я не могу оправдать, так это его деспотизма! Почему он не видит, что я должен сам выбирать свой путь? Я прекрасно понимаю, что его обращение с Грэйс… то есть, я хочу сказать, с мисс Баттермир, является подчас совершенно непростительным! Вечно он смотрит на нее сверху вниз этаким злобным, сердитым взглядом. Впрочем, это не важно! По крайней мере мы с вами пришли к единому мнению, и я прошу вас лишь об одном: поговорите с вашей подругой и объясните ей мои чувства.