Повернувшись к нему спиной, Эммелайн принялась изучать листья водосбора и потому не сразу заметила, какой гнев обуял Конистана при этих словах. Но она почувствовала, как его рука ухватила ее за локоть, словно тисками.

— Вы своего не добьетесь, дорогая моя мисс Пенрит, — прошипел он. — Вы скрестили клинки не с желторотым юнцом, слишком неопытным, чтобы справиться со вздорными прихотями глупой девчонки. Я уже выезжал в свет, когда вы еще только начинали учиться рукоделию.

Эммелайн уставилась на него с деланным недоверием.

— Надо же! Мне и в голову не приходило, что вы — такая древность, милорд, — бросила она в ответ. Если он собирался ее запугать, что ж, стрела пролетела мимо цели. — Представьте, мне было всего пять, когда я впервые продела нитку в иголку, — продолжала Эммелайн, — поскольку искусство вышивания привлекало меня с самых ранних лет. А теперь мне уже двадцать пять, и это означает, что ваша милость полирует бронзу в своем городском доме вот уже двадцать лет! Стало быть, по самым скромным подсчетам, если предположить, что вам вряд ли удалось стать любимцем великосветских гостиных еще до того, как вы достигли совершеннолетия, выходит, вам сейчас уже за сорок!

Ошеломленное выражение, появившееся на его лице, доставило Эммелайн несказанное удовольствие. Она даже не удивилась, когда виконт с печальной улыбкой выпустил ее руку, и решила нанести еще один удар.

— Подумать только! Ни одного седого волоса! Время оказалось милостивым к вам, милорд, и если бы я могла…

— Перестаньте, мисс Пенрит, — прервал ее Конистан. — Вы и так уже выбили у меня почву из-под ног. Не стоит продолжать.

— Удар засчитан? Вот за это я вас особенно ценю. Мне бы хотелось, чтобы мы стали настоящими друзьями. Хотя бы на время. Не хотите заключить перемирие?

— Не уверен, что это верный шаг. Дело в том, что я вам не очень-то доверяю.

Немыслимо дерзкая проказа пришла ей на ум, и она заговорила с самым что ни на есть невинным видом:

— Мне было бы гораздо легче простить вам преждевременный приезд, если бы вы хоть иногда, для разнообразия, обращались со мною повежливее! Идемте, позвольте мне показать вам ваши апартаменты. Скоро уже матушка позовет нас к чаю.

Конистан искоса взглянул на нее и покачал головой.

— Что-то мне не нравится этот изумрудный блеск в ваших глазах! А если хотите назвать меня своим другом, простите, но ничего не выйдет, пока вы не откажетесь от коварных замыслов в отношении моего брата.

— Ах, какая досада! — насмешливо покачала головой Эммелайн, взяв виконта под руку и направляясь к конюшне. — А я-то надеялась, что мы с вами станем закадычными друзьями! Увы, нам, как видно, суждено остаться врагами на всю жизнь.

Она продолжала беспечно щебетать в надежде, что ее болтовня отвлечет его внимание от места, к которому они направлялись, поскольку она вела его не назад к дому, а к большому амбарному строению, где располагались конюшни.

Если он и поглядывал на нее с подозрением, пока они приближались к каменной ограде, возведенной вокруг загона и защищавшей лошадей от суровых зимних ветров, то вслух ничего не сказал.

Амбар, когда-то в прошлом служивший помещением для слуг, представлял собой вытянутое двухэтажное строение, в которое свет попадал через небольшие квадратные окошки, прорубленные с обеих сторон. Конюхи трудились, не покладая рук, чтобы подготовить стойла к предстоящему нашествию молодых щеголей на чистокровных рысаках.

Сеновал был до самых потолочных стропил забит сеном, а в двух дальних стойлах уже чавкала желанным кормом выхоленная пара серых коней Конистана.

Скотби, главный конюх, вышел поприветствовать визитеров, как только ему доложили о появлении молодой хозяйки. Эммелайн, ни минуты не колеблясь, представила Конистана человеку, которому предстояло заботиться о его лошадях в течение месяца. Виконт осмотрел рысаков от раздувающихся ноздрей до топочущих копыт и с явным одобрением заметил:

— Вы заслуживаете похвалы, Скотби. Оба лоснятся, как шелк. Ни пятнышка грязи! Отличный уход.

Мистер Скотби поклонился и, поблагодарив его милость за добрые слова, в свою очередь, заметил, что лошади виконта подобраны на славу, волосок к волоску, и что ему, Скотби, за всю жизнь не приходилось видеть таких великолепных рысаков.

Эммелайн позволила мужчинам подробно обсудить стати обеих лошадей, но, как только в обмене мнениями возникла первая же маленькая пауза, она воспользовалась ею, чтобы быстро провести Конистана мимо главного конюха, при этом проговорив нарочито громко, чтобы ее расслышали все работники конюшни:

— А теперь, милорд, позвольте показать вам вашу спальню.

Суета в конюшне мгновенно затихла, и под сводчатым потолком громадного амбара установилась мертвая тишина. Эммелайн осталась чрезвычайно довольна результатом.

— Мою спальню? — переспросил виконт. Он был явно удивлен, но все еще хранил на лице насмешливую улыбку.

— Ну, разумеется, — ласково улыбнулась Эммелайн. — Разве вы позабыли собственные слова на балу у миссис Уитригг в Лондоне? Ну так я вам напомню. Вы поклялись, что готовы спать в конюшне, если нам не хватит комнат для гостей. — Она беспомощно развела руками. — Мне ужасно жаль, лорд Конистан, но ничего иного не остается, как определить вас на постой в сарае за конюшней.

Только окриками и пинками, да и то не сразу, старшим конюхам удалось вернуть своих потрясенных помощников к работе. Сам Скотби даже прошелся между стойлами и пару раз хлопнул в ладоши, чтобы навести порядок.

Эммелайн потребовала, чтобы Скотби проводил их к вышеупомянутому сараю, и ему, — хоть и с большой неохотой, хмурясь и исподтишка бросая на молодую хозяйку неодобрительные взгляды, — пришлось подчиниться. Эммелайн, от души веселясь, сделала вид, что ничего не замечает. Зато она не без удовольствия отметила, как вытянулось лицо виконта, пока она выводила его из конюшни, всю дорогу извиняясь за то, что его апартаменты еще не готовы, но скоро, как только Скотби притащит туда толстый соломенный тюфяк, пару шерстяных одеял и кувшин воды, все будет в порядке, и

Эммелайн давно не приходилось заглядывать в сарай за конюшней, и теперь, попав туда, она обрадовалась царившему в нем запустению. Одна из стен частично обвалилась, и неудивительно, ведь в сарае хранились только несколько старых, растрескавшихся хомутов да сломанный плуг. Единственным признаком жизни была паутина, сплетенная не меньше, чем двумя десятками пауков.

— Надеюсь, вам понравится приобщение к деревенской простоте, милорд. Взгляните, как романтично лучи солнца проникают сквозь щели. Очень живописно, не правда ли?

Последнее замечание заставило Конистана поднять бровь, хотя выражение его лица оста-лось по-прежнему невозмутимым. Она пытливо заглянула в его глаза, стараясь поточнее опреде-лить, что он думает обо всем этом, но лишь едва заметная искра, промелькнувшая в них, доказы-вала, что ее очередной выпад все-таки попал в цель.

Эммелайн была весьма довольна собой. Пусть он сколько угодно притворяется равнодушным и скрывает свои истинные чувства: она прекрасно знала, что его гордость больно задета. Однако вспомнив, как он на глазах у всех своих друзей едва ли не силой заставил ее пригласить себя на турнир, она, ни секунды не раздумывая, добавила:

— Если вам еще что-нибудь понадобится, без промедления обращайтесь к Скотби.

Девушка знала, что не следовало этого делать, но не могла удержаться от искушения и, повернувшись на каблуках, тотчас покинула застывшего с открытым ртом главного конюха и гневно сверкающего серыми глазами виконта.


— О, милорд! — возопил Скотби, как только Эммелайн скрылась за углом сарая. — Ради Бога, извините! Уж не знаю, что у нашей хозяйки на уме, какая муха ее укусила! Сэр Джайлз с ней разберется, это уж как пить дать, уж он ей спуску не даст, во фрунт поставит, как любого из своих пехотинцев! А что до хозяйки, она, похоже, белены объелась ни с того, ни с сего. Может, и вправду траву какую-то дурную сорвала в своем саду… вроде как ядовитую? Но вы не беспокойтесь, сэр! Сейчас я позову хозяина…

— Вздор! — прервал его излияния Конистан.

В груди его неудержимой волной поднималось веселье. Честное слово, он в жизни не встречал женщины, подобной Эммелайн Пенрит. Она была просто невыносима! Какая еще из знакомых ему дам посмела бы нанести подобное оскорбление его достоинству? И в то же время он не мог просто махнуть на все рукой.

Раз Эммелайн сказала, что определит его на постой в сарае за конюшней, значит, так тому и быть! Надо будет лишь кое-что добавить к тем «удобствам», что она ему предложила. Конистан ни минуты не сомневался, что она всего лишь разыгрывает его, старается поддеть. Ну что ж, он с удовольствием ответит на этот ложный выпад! Надо будет поймать ее на слове. Вот почему он обратился к главному конюху с такими словами:

— Ничего не говорите сэру Джайлзу. Это дело касается только меня и мисс Пенрит.

Скотби начал было возражать, но Конистан надменно поднял бровь, и слова протеста замерли на устах у главного конюха.

— А теперь, — продолжал Конистан, — запомните все, что мне понадобится, и постарайтесь достать все это поскорее. Во-первых, кровать с деревянной рамой. Наверняка на чердаке найдется какая-нибудь расшатанная старая кровать. Во-вторых, чтобы это… э-э-э… с позволения сказать, помещение было очищено от хлама… и живности, — добавил он, увидев мышь, прошмыгнувшую среди груды досок, наваленных позади плуга.

Мистер Скотби слушал с нарастающим ужасом, пока высокий гость перечислял довольно длинный список вещей, необходимых ему для обеспечения минимальных потребностей, пока он будет приобщаться к деревенской простоте в сарае позади конюшни. Бедный конюх был не в силах даже сосредоточить внимание на отдаваемых виконтом приказах, до него едва дошла сама суть дела: по каким-то ему одному известным причинам Конистан решил воспринять слова мисс Пенрит всерьез и действительно превратить сарай за конюшней в жилое помещение, в свою квартиру на время пребывания в Фэйрфеллз. Скотби был несказанно потрясен и сконфужен, однако понял, что спорить с его милос-тью ему и не к лицу, да и не под силу. Стоило ему только намекнуть, что у мисс Пенрит не все в порядке с головой, как Конистан метнул в него грозный взгляд, надменно приподняв царственную бровь, и этого оказалось довольно, чтобы бедный Скотби прикусил язык, понимая, что не стоит даже и пытаться как-то исправить положение.