Владимир Мухин - Любовное море

— Я даже не знаю, что делать, — продолжила свою речь Лена. — Может это покажется тебе странным. Но я почему-то решила тебе показать, так что прости, если что…

— Да что там у тебя такое! — Максим вскочил с дерева, ощущая, как чувство неприятного ожидания разрывает его на осколки.

— Только не кричи, пожалуйста. Но у меня здесь стих. Я его для тебя написала, как бы в память обо всем этом, — щеки девушки загорелись румянцем. Она посмотрела вниз, на вытоптанную траву.

— Стих… Ты так мялась из-за стиха? Я даже не знаю, — Макс взялся за голову.

— Но я просто думала, что не умею это делать. И у меня получилось плохо. Так что я вообще не хотела его показывать. И, наверное, зря сказала….

— Нет! Нет, ты что! Это же круто, любимая! Я даже не ожидал, что ты что-то такое сделаешь. По идее, это я должен был…

— Ну, ты же программист у нас.

Максим кивнул головой, как бы показывая, что литературным талантом он, мягко говоря, обделен.

— Ну, так мне это читать или лучше не стоит? — Смущенно заявила девушка, помахивая белоснежным листком.

— Читай, милая! Конечно, читай! Зачем ты вообще спрашиваешь?

Лена сначала хотела стать на поваленное дерево, чтобы оказаться на возвышении. Но потом ей показалось, что так она будет выглядеть, как трехлетний ребенок на стуле на новогоднем утреннике. Поэтому она развернула листок и начала читать, что называется, «без реверансов».

Стих, написанный накануне ночью девушкой, звучал так:

Когда она закончила, то ее дыхание было сбито, словно после стометровки. А на щеках еще больше горел румянец.

— Боже, да это круче, чем у Пушкина! Я просто в шоке, — воскликнул Максим. — Иди ко мне, моя самая любимая в мире поэтесса!

Он схватил девушку своими длинными руками, и они в тысячный раз принялись целоваться.

Когда солнце село, и ночь окутала город своим мрачным покрывалом, то молодые люди уже были около подъезда Лены и нежно прощались до следующего дня.

— Слушай, мне серьезно понравился твой стих. Он написан вроде как про море. Но на самом деле, там все про нас, — заявил парень, гладя возлюбленную по волосам.

— Ну, раз ты не специально меня хвалишь, и тебе и правда нравится, то можешь оставить стих себе. Будешь читать его без меня на ночь.

— Не надо об этом! — Коротко отрезал Макс. — А стих возьму, с большим удовольствием возьму!

Парень взял в руку бумажку и положил в нагрудный карман.

— Вот видишь? У самого сердца.

— Ой, еще скажи, что он от бандитской пули тебя спасет, как в кино!

— Ну, от пули, может быть, и нет, но часть тебя всегда будет со мной. А это для меня лучшее спасение…

— Ой, Макс, да ладно тебе! Не нагнетай пафоса.

Лена шлепнула своего кавалера в область груди ладонью. И он улыбнулся, делая вид, что никакого нагнетания нет.

Хотя эта его улыбка была полной противоположностью всем тем крикам отчаяния, которые пробудились в его душе, не давая ему мыслить нормально.

Вечер второй половины августа выдался холодным, мрачным и мокрым. Такое чувство, что он чувствовал настроение Макса, и как изощренный маньяк, хотел сделать еще больнее.

В этот вечер парень должен был последний раз увидеться с Леной. А потом расстаться с ней на десять дней. Он прекрасно понимал, что не все парни находятся рядом со своими девушками вечно.

Многие в его городе-поселке вообще уезжали в Москву и на Север (или как тут говорили на «Севера») на заработки. Тогда разлука длилась целым месяцами. И ничего. Никто от этого не умер. По крайне мере, почти никто…

Но ему было плевать на все это. Ему было плевать на тех толстых и накрашенных куриц, которые только и умеют, что рожать детей не по своей воле и тянуть с мужа деньги. Разлука с такими, это скорее избавление, чем тягость.

Но его Лена не была такой. Легкая, беззаботная, но в тоже время рассудительная и здравомыслящая. А чего стоило ее милое, нежное лицо? А ее белые, натурально-белые волосы? Да такую жемчужину нельзя оставлять ни на одну секунду, не говоря уже о безумно длительных десяти днях!

Чувствуя, что скоро все кончится, парень не выходил из дома весь день. Он даже не открывал окно, пытаясь отрешиться от всего мира. Незадолго до назначенного Леной времени, он вышел из своей «крепости» на кухню.

Там он выпил стакан холодной воды и только тогда заметил свою мать, которая по своему обыкновению крутилась в районе плиты.

— Ты будешь что-нибудь есть? — Задала дежурный вопрос она.

— Ну, мам, какой… Мне идти уже скоро…

— Ну, тогда как придёшь, поешь.

— Да. Рано или поздно я действительно поем.

Максим резко развернулся и хотел выскочить на улицу из этой темной квартиры, где все его раздражало и убивало. Но его мать не хотела отпускать сына так просто.

— Не переживай. Все будет нормально, — с долей понимания заявила она. — Никуда твоя девочка не денется. Ей тоже надо на подготовку съездить, чтобы потом хорошо поступить. Ты же мне сам говорил. А теперь злишься.

— Я не на кого не злюсь!

— Я все вижу, Максим. Успокойся. Будете с ней переписываться. Это же не конец света.

— Для меня это начало конца света! Эти чертовы подготовительные курсы, на которые она едет, этот временный разрыв. Во всех фильмах после всего такого что-то происходит! А ты мне говоришь, что надо просто успокоиться?

— Спокойствие — это всегда хорошо. Просто успокойся, и все сразу станет нормально.

Тетя Люда вытирала какую-то тарелку. И ее серьезные слова на фоне этого выглядели как-то нелепо.

Поговорив с матерью еще пару минут, Максим оделся и вышел на улицу. Он направился к дому Лены, чтобы проводить ее в путь, который она должна была проделать на машине своих родителей.

Кстати, во всей этой любовной, летней вакханалии Макс так и не познакомился с ее родителями… И возможно, что сейчас в суете этого отъезда ему предстояло сделать все-таки, такой важный жест.

Только его это нисколько не пугало. Его сейчас не пугало ничего, даже собственная смерть. Единственное, чего он боялся, так это того, что не сможет сдержать эмоций и расплачется, как трехлетний малыш прямо при Лениных родителях. Ему жутко этого не хотелось. Но он чувствовал, что это вполне может случиться.

Когда парень оказался на улице, то понял, что уже начало темнеть. Дождь срывался мелкими брызгами, как из огромного пульверизатора. А деревья тревожно шумели, будто у них был разум. И этот разум что-то тревожило.

Он пошел куда-то вдаль этого городского холода. Он шел быстрее обычного. Попутный ветер как бы подгонял его вперед, говоря: «Покончи с этим быстрее, не медли!».

Максим проскочил через так знакомые ему улочки, с досадой почувствовав, что собрал своими кроссовками половину луж, которые там находились.

При входе во двор девушки он увидел большую ветку, которую оторвало очередным порывом ветра от могучего дерева. Почему-то вид этого куска древесины, покрытого зеленью, вызвал в его душе некоторое смятение.

Но преодолевая все свалившееся на него чувства, он пошел дальше, надеясь на, то, что все будет нормально, несмотря на более чем скользкое предчувствие внутри.

На улице никого не было. Наверное, они еще не вышли из дома. И проводят все приготовления к отъезду внутри этой просторной съёмной или нет (Макс точно не знал) квартиры.

Но ничего. Он сейчас позвонит и уточнит, что к чему. Возможно, она выйдет немного раньше, чем её родители. И они будут полчаса или даже больше целоваться под ее окнами, вопреки непогоде, чтобы запомнить вкус этого поцелуя на то время, когда будут порознь.

Чувствуя неимоверную вибрацию внутри тела, парень достал свой мобильник и набрал так знакомый для него контакт. Пошел вызов, который ознаменовался расходящимися по экрану полосками.

Но вот дозвониться до девушки так и не удалось.

— Ничего страшного. Поставила на бесшумный. Я тоже часто так делаю, когда куда-то собираюсь и опаздываю, — подумал Макс.

Но при этом ее домофон также не хотел отвечать. Ее не было ни в одной соц. сети. Она будто специально скрывалась от кого-то или чего-то. И достать ее на данный момент, не представлялось возможным.

После нескольких минут пыток домофона и «сидения в телефоне», Максим оставил свои бессмысленные попытки. Несмотря на все коммуникации нашего времени, он был полностью бессилен. И ничего теперь не могло ему помочь.

Осознав тот факт, что с Леной не получится сейчас связаться, Макс почувствовал, как внутри что-то провалилось. Стало как-то необычно неловко, будто, он вышел на сцену с важным докладом и с него слетели штаны.

Черт, машина! Надо посмотреть, где их машина. Этот большой внедорожник, на котором они приехали. Он всегда стоял на одном месте.

Машины нет. Ее нет. Она пропала. Может быть, ее угнали? Навряд ли… Неужели произошло самое страшное? Нет. Не может быть. Этого явно не могло случиться!

Вдруг Максим увидел странную бабку, которая шла как раз к подъезду Лены. Такие бабки всегда его бесили своим недовольным видом, непонятной одеждой не по погоде и привычкой вести себя так, будто они создали эту тупую вселенную.

Но сейчас жирная старуха была как раз кстати.

— Здравствуйте. Извините, — заявил парень, подойдя к ней, а точнее, почти подбежав. — А вы не подскажете, Вятские из вашего подъезда уже уехали?