Джейн Кренц - Любовница

— Я пока точно не знаю. Сейчас я просто изучаю эти фрагменты и делаю эскизы.

— Вы изучаете их?

Он не отрываясь смотрел на белые юбки Ифигинии, ниспадавшие вдоль обнаженного бедра мраморного центуриона, и почти физически ощущал прикосновение легкого шелка к своей коже.

— Вообще-то я хочу издать фундаментальный каталог, где будут представлены основные темы и архитектурные образцы античности. Моя книга станет наглядным пособием для воссоздания античного интерьера дома и соответствующего украшения его фасада, — с увлечением говорила Ифигиния. Ее зеленые глаза сияли воодушевлением. Не отдавая себе отчета в том, какое впечатление производит, она теснее прижалась бедром к статуе.

— Понимаю.

Возбуждение становилось почти невыносимым. В отчаянной попытке успокоиться Маркус распустил галстук и глубоко вздохнул… Голову туманил аромат розовых духов Ифигинии.

— Большинство проектов, выдаваемых за точные копии классических образцов, являются грубейшим искажением оригинала или же вообще не имеют с ним ничего общего.

— Я замечал.

— Неужели? — Она признательно взглянула на своего собеседника.

— Да.

Его взгляд скользил по нежной округлости ее бедра, там, где ее горячее тело касалось холодного мрамора. Кажется, много лет Маркус не был так близок к тому, чтобы окончательно потерять власть над собой.

— Моя книга будет содержать подлинные изображения и эскизы оригинальных античных образцов — вроде тех, какие вы видите здесь. — Ифигиния грациозно указала на заполнявшие комнату экспонаты. — Тогда люди, стремящиеся следовать моде и оформить свой дом в классическом стиле, будут твердо уверены, что архитекторы и декораторы точно следуют заказанному ими классическому образцу — греческому, римскому, египетскому или этрусскому.

— У вас весьма честолюбивые планы, миссис Брайт.

— Я знаю. Не могу дождаться их осуществления! Весь прошлый год я посвятила сбору и изучению материала, так что представьте, с каким нетерпением я жду начала работы над каталогом!

— Несомненно. — Он смотрел на нежную молочно-белую при свете лампы кожу Ифигинии… Ему захотелось погладить ее.

Маркус шагнул навстречу Ифигинии.

— Но прежде всего дело. — Ифигиния решительно отстранилась от центуриона. — Прежде чем заняться книгой, я должна покончить с негодяем, шантажировавшим тетю. Вы в самом деле уверены, что у вас не будет неприятностей из-за моей игры?

— Как раз напротив. Я абсолютно уверен, что у меня будут сплошные неприятности. — Маркус приблизился и положил свои грубые руки на обнаженные плечи Ифигинии. Ее кожа была сказочно мягкой и теплой.

Ифигиния не попыталась отстраниться. Более того, она казалась загипнотизированной этим прикосновением.

— Маркус?.. Я хотела сказать — милорд! — Она коснулась нижней губы кончиком своего маленького розового язычка. — Я не хочу, чтобы у вас были неприятности из-за меня, милорд. — Ее голос взволнованно сорвался. Темными бездонными омутами смотрели на него огромные зеленые глаза.

— Я весь в вашем распоряжении, миссис Брайт.

— Вы очень добры ко мне, сэр. Могу я поинтересоваться причиной такой любезности — ведь вы не верите ни единому моему слову?

— Так случилось, что сейчас мне как раз нужна любовница.

Он приблизил свои губы к губам Ифигинии и приник к ним долгим поцелуем, о котором мечтал с той самой минуты, когда впервые увидел эту женщину в бальной зале Фенвиков.

Ифигиния стояла словно громом пораженная. Вряд ли она удивилась бы больше, если бы прекрасный мраморный центурион внезапно ожил и заключил ее в свои объятия.

Настолько не ожидала она ощутить губы Маркуса на своих губах, что на какой-то миг безвольно застыла.

Маркус целовал ее. Его сильные, властные руки лежали на ее обнаженных плечах, и от его прикосновения волны возбуждения пробегали вниз по ее спине.

Знаменитый граф Мастерс, жизнь и привычки которого она досконально изучила, которым так искренне восхищалась и который вот уже целый месяц каждую ночь являлся ей во сне, сейчас целовал ее здесь, в ее собственной библиотеке.

Маркус занимал все ее мысли с тех самых пор, как Ифигиния вернулась в Лондон. Много дней она изучала все об этом человеке, чтобы суметь перевоплотиться в такую женщину, с какой он действительно мог бы заниматься любовью.

Она тщательно собирала все сплетни, слухи, легенды, а также факты из жизни графа, черпая их из любого доступного источника. Она прочла все его статьи, какие только смогла отыскать. Долгие часы провела она, складывая воедино мельчайшие черточки личности Мастерса, чтобы яснее представить его себе и наполнить кровью и плотью его образ…

Вот тогда-то и родилась в ее душе эта тайна, которой она не могла поделиться ни с кем, даже с Амелией, даже с тетей Зоей.

Поздними ночами, после долгих изматывающих вечеров игры и притворства, Ифигиния лежала без сна, представляя себе, что должна испытывать настоящая любовница Мастерса — женщина, с которой он ложился в постель, которую любил.

Женщина, которую он любил.

Ифигиния уже давно решила для себя, что не относится к женщинам, способным испытать всепоглощающую страсть или внушить ее мужчине. Она свыклась с этой мыслью, смирилась с ней. «Что ж, я слишком уравновешенна, слишком практична и слишком умна для того, чтобы по уши влюбиться», — не уставала повторять себе Ифигиния.

И в то же время, как бы в насмешку над результатами самопознания, она плела кружево волнующих фантазий вокруг фигуры графа Мастерса. Это казалось вполне безобидным занятием — поскольку Мастерс был, несомненно, мертв.

Но сегодня вечером герой ее снов вдруг шагнул из мечты в реальность. И жизнь оказалась в тысячу раз прекраснее самого радужного, сна.

— Вы очень необычная женщина, Ифигиния. Совсем не, такая, какой я вас представлял. — Глухой голос Маркуса был полон глубокой чувственности. — Но именно вас я хотел увидеть сегодня.

Она не могла ответить. И не только потому, что он снова закрыл ее рот поцелуем, но и потому, что тело ее трепетало с головы до кончиков пальцев. Маркус прижимал ее к себе все теснее, поначалу нежное объятие становилось все более и более настойчивым. Руки графа все крепче обхватывали ее обнаженные плечи.

Ифигиния со вздохом приоткрыла губы. Язык Маркуса не замедлил воспользоваться ее приглашением.

От первоначальной скованности не осталось и следа — она испарилась, и ей на смену пришли тепло и странная податливость. Волнующий жар затопил нижнюю часть тела.

Это было восхитительно.

Сладострастный стон сорвался с губ Ифигинии — и казалось, этот стон понравился Мастерсу. Пальцы его еще сильнее стиснули ее плечи. Новая волна чувственной дрожи захватила тело Ифигинии. Она подняла руки и сжала концы его длинного белого галстука.

— Это поразительно, милорд…

— В самом деле, не правда ли?

Он поцеловал ее губы и кончик носа.

— Клянусь, что поражен не меньше вашего.

— Милорд…

— Меня зовут Маркус.

— О Маркус! — Сгорая от возбуждения, она распустила его галстук и обвила руками шею графа.

При этом движении тело ее еще теснее приникло к телу Маркуса. Грудь прижалась к широкой стене его груди. Ифигиния ощутила пугающую твердость мужской плоти под узкими бриджами Мастерса… Его пальцы страстно ласкали ее шею. Ифигиния тихонько вскрикнула от удовольствия, почувствовав, как мгновенно увлажнилось между ее ногами. Откинув голову на руку графа, она подставила шею его поцелуям.

— Маркус… Боже мой! — Ее пальцы зарылись в его волосы. Водоворот чувств захлестнул Ифигинию, казалось, она сейчас потеряет сознание.

— Уверен, вы станете самой лучшей любовницей, моя сладкая. — Маркус отступил к широкому золотисто-зеленому дивану, увлекая за собой Ифигинию. Послышался глухой стук — граф снова наткнулся ногой на обломок мрамора.

— Черт побери!

— О Господи! — Ифигиния отступила. — Будьте же осторожны, милорд! Вы поранитесь!

— Боюсь, вы абсолютно правы. Что ж, за все хорошее надо платить. — Маркус обошел коварный мрамор и упал на диван.

Свесив одну ногу на пол, он мягко притянул к себе Ифигинию. Она вытянулась вдоль его сильного мускулистого тела и устроилась меж бедер. Ее пышные воздушные юбки, возмущенно потрепетав, с покорным шелестом укрыли ноги Мастерса.

Жар, исходивший от мужского тела, грозил спалить Ифигинию. Никогда еще она не испытывала ничего подобного. Маркус взял ее лицо в свои большие ладони и приблизил губы к ее губам.

И вдруг испуганный крик, раздавшийся откуда-то со стороны двери, разрушил чары волнующей близости:

— Ифигиния!!! Что здесь происходит?!

Завороженная поцелуями Мастерса, Ифигиния не сразу смогла поднять голову.

— Амелия?

— Проклятие! — прорычал Маркус. — Что еще за чертовщина?

— Немедленно отпусти ее, мерзавец! Слышишь меня?! Ради всего святого, отпусти ее!

— Амелия, подожди. Успокойся. — Ифигиния приподнялась на локте и повернула голову к темному дверному проему. Там, теряясь в мрачном нагромождении мебели и мраморных статуй, стояла растрепанная Амелия в наспех наброшенном на плечи ситцевом халатике. — Амелия, со мной все хорошо. — Ифигиния попыталась сесть.

Кузина помедлила секунду — ровно столько потребовалось ей, чтобы решительно выхватить кочергу из камина. Угрожающе наставив ее на Мастерса, она снова закричала:

— А теперь отпусти ее, подонок! Отпусти, или я проломлю тебе череп! Клянусь, моя рука не дрогнет!

Одним быстрым, точно рассчитанным движением Маркус отстранил Ифигинию, перекатился на край дивана и вскочил на ноги. Молниеносный бросок — и кочерга оказалась в его руках, прежде чем Амелия успела сообразить, что произошло. Пронзительный крик, исторгшийся из ее груди, был полон отчаяния.

— Амелия, да успокойся же ты наконец! — Ифигиния вскочила, подбежала к кузине, обняла ее. — Успокойся, дорогая. Со мной ничего не случилось. Он не хотел обидеть меня, клянусь!