— Верно, — кивнула Амелия.

— Не понимаю… — Зоя нахмурилась.

Брови Отиса трагически сошлись на переносице.

— Думаю, очень разумная мысль, дорогая.

Ифигиния вдруг увидела, что глаза его зажглись каким-то новым, совершенно особенным светом. Она улыбнулась.

— Если вы с Отисом поженитесь, он станет приемным отцом Марианны. Она сможет назвать его отцом, и никому это не покажется странным. Он сможет открыто относиться к ней как к дочери, и люди едва ли заподозрят, что это нежность настоящего отца.

— В чем, кстати, тоже нет ничего странного, — заметила Амелия. — Более того, узаконив ваши отношения, вы сразу уладите дела, связанные и с деньгами Гатри, и с наследством Отиса.

— Точно, — кивнула Ифигиния. — Марианна станет богатой наследницей.

— И никому уже не придет в голову сомневаться, — пробормотал Отис. — Совершенно естественно, что я захочу сделать наследницей приемную дочь!

— Господи! — Зоя быстро оценила открывающиеся возможности. — Да она тогда сама сможет выбирать себе мужа!

Отис взял ее руку, поднес к губам:

— А я получу величайшее счастье не только без скандала называть дочерью собственную дочь, но и назвать тебя, любовь моя, своей женой.

— Ах, Отис! — подняла на него глаза леди Гатри. — Ты всегда был так добр ко мне. Только твое присутствие помогало мне терпеть жизнь с Гатри.

— Ты подарила мне наивысшее счастье, — ответил тот. — И если захочешь оставить неизменными наши отношения, я сочту это за великую честь. Но знай, ничто на свете не сравнится для меня с правом назвать тебя своей женой.

Глаза Зои засверкали.

— Как могу я отказать тебе? Я думала, что никогда больше не выйду замуж после того, как освободилась от Гатри. Но ведь ты единственный мужчина, которого я любила в своей жизни. Ты отец моей дочери. Мой лучший, самый преданный друг.

— Я сегодня же выхлопочу специальное разрешение на брак! — ликующе воскликнул Отис. — Уже вечером мы сможем обвенчаться!

— Я почему-то уверена, что Марианна будет счастлива, — заметила Амелия.

Ифигиния ткнула ручкой в листок бумаги:

— А вымогатель лишится еще одного лакомого кусочка. Я начинаю убеждаться, что Мастерс и здесь оказался прав. Он всегда говорил, лучший выход — перехитрить злоумышленника, раскрыв свои секреты.

— И он был абсолютно прав, — подтвердила кузина.

— Но он злоупотребляет своей вечной правотой, — буркнула Ифигиния. — И хуже всего то, что Маркус прекрасно это знает и не стесняется заявлять во всеуслышание. Клянусь, порой я просто бешусь.

— Не потому ли, что ты привыкла сама быть во всем правой? — ехидно заметила Амелия.

Ифигиния хмуро вспомнила свой план разоблачения вымогателя путем поиска владельца печати с фениксом и черного воска.

— Никогда еще не встречала мужчину, который оказывался бы прав чаще, чем я. Это ужасно действует на нервы.

…Но еще больше действовала на нервы мысль, что она влюбилась в мужчину, знающего все на свете, кроме одного — как снова полюбить.


— У Мастерса есть новая версия, Ифигиния? Кто же, по его мнению, намерен выдать на суд света чужие тайны? — спросила Амелия, когда они поднимались по лестнице в контору Адама.

— Он пока не знает, кто этот негодяй. Но самое любопытное его предположение, что миссис Вичерлей не была вымогательницей.

Амелия изумленно посмотрела на кузину:

— Правда? Но если не она, то кто?

— Я же сказала, Маркус пока не нашел нового подозреваемого, просто у него появились сомнения относительно миссис Вичерлей. — Поднявшись на площадку, Ифигиния двинулась по коридору к двери Адама.

— Ну, а ты-то сама как считаешь?

— Ума не приложу, что и Думать о последних событиях. Я до сих пор верю в черный воск и печать с фениксом, как и в то, что пославший письмо тете знал о планах Мастерса провести месяц за городом.

— Я представляю, как тяжело тебе отказаться от своей гипотезы. Но Мастерс скоро решит и эту проблему.

Ифигиния недовольно сморщила носик:

— Боже ты мой, скажите, какая вера в его талант и мощный интеллект! А ведь ты совсем недавно прилагала столько сил, стараясь оградить меня от него.

— Я до сих пор боюсь, что он разобьет твое сердце, но тем не менее именно он может найти разгадку.

— Ты всегда была невероятно практичной, Амелия. Это одно из самых ценных твоих качеств.

Они остановились перед узкой дверью. Ифигиния подняла было руку, чтобы постучать, но вдруг заметила, что дверь приоткрыта и через щель доносится срывающийся от ярости хриплый мужской голос:

— Я требую встречи с руководством фонда, слышишь, Мэнваринг?

Ифигиния тихонько отворила дверь. Здоровенный коренастый мужчина с перекошенным от гнева лицом угрожающе навис над столом Адама. Сам Адам сидел спокойно, с выражением холодной брезгливости на лице. Мужчины не заметили замерших в дверях кузин.

— Я уже говорил вам, что это невозможно, — отвечал Адам.

— А я настаиваю! — заорал незнакомец и с такой силой грохнул толстым кулаком по столу, что затряслись стоящие на нем коробочка с воском и перья в стаканчике. — Я требую, чтобы мне позволили лично переговорить с хозяевами! Меня не устраивает их ответ.

Ифигиния услышала, как Амелия тихо испуганно вскрикнула.

— Амелия? — дотронулась она до рукава кузины. — С тобой все в порядке?

Амелия не отвечала. Она стояла неподвижно, не сводя глаз с мужчины, стучащего кулаком по столу Адама.

— А я уже говорил вам, что хозяева фонда не заинтересованы в вашем участии, Додгсон. — Мэнваринг поднялся, челюсти его были стиснуты, как у бульдога. — И я также объяснил вам почему.

— Ложь! Все это ложь, придуманная какой-нибудь дрянью гувернанткой! — взвыл Додгсон. — Ни на секунду не поверю, что солидные люди могли всерьез отнестись к выдумкам подобной особы!

Амелия шагнула вперед. Плечики ее были гордо расправлены.

— Нет, не выдумки. Вы грязный, порочный человек, Додгсон. И мы с вами оба знаем это.

Мужчина стремительно обернулся:

— Кто вы, черт возьми, такая?!

— Не узнаете? Я Амелия Фарлей. Когда-то я работала гувернанткой, но теперь у меня совершенно иное положение.

Додгсон ошеломленно выпучил глаза — он узнал Амелию. Разинув рот, он уставился на нее:

— Ты… Так это ты донесла хозяевам на меня?! И кто мог поверить тебе?

— Мисс Фарлей — одна из хозяек фонда, — с мрачным удовольствием пояснил Адам.

— Не понимаю… — Додгсон ошарашенно поворачивал лицо с тяжелой бульдожьей челюстью от Адама к Амелии и обратно. — Но это невозможно…

— Нет, Додгсон, — ровно ответил Адам. — Это более чем возможно. И вы никогда не станете нашим вкладчиком.

— Из-за какой-то клеветы… смазливенькой шлюшки? — взвизгнул Додгсон. — Вы не можете говорить всерьез!

Адам рванулся через стол, размахнулся и со всей силы ударил кулаком прямо по безмятежной физиономии Додгсона. Тот взвыл от боли, изумления и ярости. Шатаясь, припал к стене, прижимая руки к разбитому носу. Адам, все еще сжимая кулаки, подошел к нему:

— Я не позволю неуважительно отзываться о даме в моем кабинете.

— Будьте вы прокляты! — Додгсон с ужасом смотрел на свои перепачканные кровью ладони. — Будьте вы все прокляты… Это просто кошмар… Я разорен по прихоти девчонки-гувернантки, которая должна быть только счастлива, что благородный мужчина одарил ее своим вниманием!

— У меня для вас еще одна новость, Додгсон, — спокойно заявил Адам. — Вам грозит не только финансовый крах. Завтра на рассвете вы встретитесь со мной в парке. Назовите своих секундантов.

Амелия задохнулась. Костяшки ее пальцев, судорожно вцепившихся в ручку зонтика, мертвенно побелели. Ифигиния подошла ближе к кузине.

— Секундантов? — непонимающе переспросил Додгсон. — Вы намерены стреляться из-за этой вздорной девчонки?! Это немыслимо.

— Я буду ждать вас на рассвете, — повторил Адам. — В противном случае весь Лондон узнает, что вы трус.

— Если вы еще не выбрали своих секундантов, Мэнваринг, — спокойно прозвучал от дверей голос Маркуса, — то почту за честь стать одним из них.

— Маркус! — быстро обернулась Ифигиния. Небывалое облегчение охватило ее при виде графа. Огромная фигура Маркуса загромоздила весь дверной проем. Его широкие плечи почти упирались в косяки. Он был так высок, что даже снял свою серую, с загнутыми полями шляпу.

Взгляд Маркуса был полон привычного бесстрашия, лишь зловещие огоньки вспыхивали в его прищуренных янтарных глазах.

Адам решительно поклонился:

— Благодарю вас, милорд. Принимаю ваше предложение.

— Мастерс? — Додгсон посмотрел сначала на графа, потом снова на Адама. — Вы что, оба сошли с ума?

— Нет, — просто ответил Маркус. — Но боюсь, мы скоро устанем от вашего присутствия. Вам лучше удалиться.

— Отличная мысль, — обронила Амелия. — Мы с нашими друзьями должны кое-что обсудить.

Додгсон обернулся к ней, лицо его исказила гримаса отчаяния.

— Амелия, ради всего святого, ты не можешь так поступить со мной! Слишком многое поставлено на карту! Пожалуйста, умоляю, моя дорогая, забудем о прошлом!

— Убирайтесь вон! — приказал Адам. Амелия взглянула на Додгсона:

— Вы слышали, что сказал мистер Мэнваринг? Немедленно убирайтесь вон. Мне дурно при одном взгляде на вас.

— Амелия! — Он подскочил к ней, схватил за руки. — Я не могу поверить в то, что ты так жестока! Ведь когда-то ты была такой милой, очаровательной, доверчивой девочкой!

— Не прикасайтесь ко мне! — в ужасе отшатнулась Амелия. — Не смейте прикасаться ко мне, Додгсон!

— Вы слышали, что сказала мисс Фарлей? — Адам остановился за спиной Додгсона, сгреб его за воротник и потащил к двери.

Маркус вежливо посторонился.

Адам вышвырнул гостя в коридор и захлопнул за ним дверь. Потом повернулся и посмотрел на Амелию:

— Я очень сожалею, что вам пришлось столкнуться с этим подонком, мисс Фарлей. Клянусь, это было в первый и последний раз.