Французы оккупировали дворы, чердаки и подвалы, где защитники пытались обрести убежище. На востоке французские кавалеристы гнали пруссаков по своим же полям. На подходах к Линю солдаты бились врукопашную, пытаясь отбить каждую улицу.

Блюхер отправился руководить обороной в западной части:

— Не позволяйте Бонапарту снова властвовать над вами! Вперед! Да поможет нам Господь! Вперед!

Полки повиновались и, вдохновившись, снова рвались в бой, Наполеон немедленно выслал подмогу. Огонь в Лине разгорался все сильнее и ярче.

К пяти часам Блюхер израсходовал все свои резервы. В шесть сражение разгорелось уже повсюду, солнце скрылось за штормовыми облаками, и начался ливень. В семь тридцать две сотни французских ружей открыли огонь по центру пруссаков, затем в бой ринулись собственные батальоны императорской гвардии.

Линь пал, словно разрушенный замок. Битва была проиграна. Отдельные отряды сопротивления продолжали биться, но среди огромного количества разбросанных по полю трупов людей и лошадей это выглядело чудовищно. Жак снова трудился рядом с деревней, помогая доносить туда раненых. В один момент ударной волной его свалило на землю, а когда он встал, то увидел, что вся его команда была мертва, кроме молодого человека из Эльзаса, у которого из груди торчал осколок шрапнели. Они укрылись под орудием. В воздухе стоял тяжелый запах паленого и крови. Солнце снова пыталось проглянуть сквозь тучи и осветить весь этот кошмар и дым.

Пруссаки были разгромлены; им необходимо укрыться от французов дотемна, но сил почти не осталось. Прямо у ног Жака молодой артиллерист издал протяжный стон и скончался. Жак огляделся. По земле, залитой кровью, к остаткам линии построений Блюхера начинали подходить уцелевшие. Французы неистово пытались добить их и кричали: «Да здравствует император!» Жак упал, и запах паленого словно наполнил его мозг.

Когда в полдень в Брюсселе стала слышна канонада далекого боя, толпы зевак стали собираться послушать и обсудить происходящее. София, не желавшая присоединиться к подобному развлечению, отправилась в гости к Мэри вместе с отцом и Гарри и осталась там даже на чай.

Эллвуд вернулся домой с несколькими новостями, полученными от полковника Каннинга; они могли слышать стрельбу, которая доносилась из Катр Бра, где Веллингтон сдерживал натиск. И хотя у него было недостаточно артиллерии и кавалерии, им как-то удавалось вести неравный бой. Датско-бельгийские войска приняли сражение, частично оттого, что принц Оранский отлично владел тактикой нападения.

Французская кавалерия обошла шестьдесят девятый дивизион, который потерял две полные команды. Должно быть, они ожидали вскоре увидеть раненых, прорывающихся в город. Тем временем никто в точности не знал, где находились пруссаки или что с ними могло произойти.

София, которая уже наслушалась достаточно, вернулась в отель. Позже, когда стемнело, она почитала Гарри в постели, адмирал отправился ужинать в одиночестве. Она не могла отдыхать, разговоры изнуряли ее, и ей не очень хотелось видеться с друзьями. Хотя она все-таки приняла короткий визит от Шарлотты Леннокс, у которой было много свежих новостей от полковника Гамильтона.

— В любом случае, он ведь вам не родственник? — спросила она.

София подняла голову, и перья на ее шляпке встрепенулись.

— Нет.

— Он — адъютант генерал-майора Барнса. Он очень хвалит наши войска, но также восхищается воинами Наполеона, считая, что он выбрал мудрейший путь между двумя армиями. Бонапарт бросил свой правый фланг на пруссаков.

— Что там творится? — спросила София слишком быстро, но Шарлотта не заметила.

— Понятия не имею. Но в Катр Бра проигравшие пали. Несчастный лорд Хей погиб, герцог Брансвикерса — тоже. Они оба разгромлены в пух и прах. А сам Веллингтон чуть было не попал в плен. Ему нужно было просто лететь от них галопом; он пробирался по поместьям, оккупированным шотландцами Гордона, и кричал, чтобы они вели себя тихо и привязали его лошадь к изгороди. Вот так-то! — она подняла голову на Софию, ее плюмаж снова затрепыхал, как у напуганной морской свинки: — Мне есть еще что сказать, но я не стану раздражать тебя этими разговорами. Знаю, что ты очень впечатлительна, но на самом деле ты, скорее всего, внутренне уже молишь меня о том, чтобы я замолчала.

Когда Шарлотта встала, София последовала ее примеру:

— Спасибо за то, что приехала. И за вчерашний бал. Полагаю, что он даровал передышку мужчинам — тебе следует этим гордиться.

Шарлотта внезапно крепко обняла ее:

— Это кажется невероятным! Ведь уже столько всего случилось с тех пор.


Для Себастьяна вынужденный бросок в Катр Бра был не столь радостным. Он спал только четыре часа, как вдруг проснулся в ночи от шума перестрелок между британскими и французскими линиями. Это была ложная тревога, и все в конце концов стихло, но покой был нарушен. Все камердинеры, казалось, вскочили и стали спешно готовить завтрак, так что и он сам, стараясь избавиться от дремоты, сел, наблюдая за языками пламени.

Солнце взошло, осветив ужасные сцены смерти, трупы людей и коней вперемешку, словно дань свирепой армии, истребившей такое огромное количество живых существ. Жестокое противостояние против сил маршала Нея. Чтобы чем-то заняться, Себастьян стал относить отдельные трупы к общим погребальным захоронениям. Сотни умерших за ночь уже были раздеты мародерами донага, некоторые были совершенно обнажены. Мертвые лошади уже начинали разлагаться под палящим солнцем. Он совершал обход, расстреливая тех, кто был смертельно ранен.

Никто не знал, что произошло с пруссаками, поэтому позже, уже днем, Веллингтон велел командиру бригады генералу-майору Вивиану подобрать потерпевшую сторону и вывести их на дорогу по направлению к реке Линь. Вивиан передал приказ своим войскам Десятого полка.

Вскоре они ушли, Себастьян постарался остаться не замеченным большей частью эскадрона и поспешно выехал.

— Седлай мою лошадь, — жестко проговорил он своему камердинеру. — Поторопись, мне необходимо догнать полк, и чем скорее, тем лучше.

Эскадрону оставалось только догадываться, от кого поступил приказ: от Веллингтона или Вивиана.

По пути он нагнал вторую команду и раздал им распоряжения на несколько часов вперед. Затем он отправился на восток, через шумный и многочисленный лагерь.

Он не пытался приблизиться к брюссельцам, пока полностью не убедился, что находится в полной безопасности и абсолютно незаметен. Лошадь его была энергичной и бодрой, так что он с легкостью мог нагнать группу, если бы это входило в его намерения. В висках его не переставала биться мысль, которая очень беспокоила его — он пытался оценить свои собственные поступки. Он знал лишь то, что полдень принес смерть тем, с кем еще утром он непринужденно общался. А разведка сама находилась на пороге встречи с отрядами Наполеона, стоило им лишь неосторожно показать свои лица. Он надеялся, что им окажут жаркий прием.

В то время он как раз приедет в Брюссель вместе с извинениями от Вивиана. Пока он мчался по дороге в направлении Генаппа, он осознал, что Веллингтон собирался дать обратный ход, иначе он рисковал быть атакованным и выбитым Бонапартом вместе со своим флангом. Тогда ему пришлось бы иметь дело с Наполеоном, с одной стороны, и Неем — с другой. Армии придется остановиться рядом с Брюсселем, или же она окажется отрезанной от города и прилегающей полосы. Улыбка сверкнула под усами Себастьяна: кавалеристам, прошагавшим пятьдесят миль в направлении Катр Бра, и артиллеристам, которым выпустили кишки еще прошлой ночью, скоро придется повернуть обратно и возвратиться восвояси, а Ней практически будет наступать им на пятки.


Жак проснулся с восходом солнца. Он помнил только то, как уже на исходе ночи чувствовал себя слишком слабым и изможденным, чтобы двигаться. Должно быть, он провалился в сон, хотя и лежал в совершенно неестественной позе, фактически на телах умерших солдат. Ему пришлось потрудиться, чтобы откатиться вбок, а потом он напряг спину и, в конце концов, сумел приподнять голову. Рана его была свежая, а голова разрывалась от нестерпимой боли, но кровь уже застыла.

Молодой человек из Эльзаса находился от него всего в трех шагах, неподвижно вытянувшись в тени огромной пушки. Жак подполз к нему и проверил пульс — он не прощупывался. Лицо юноши казалось восковым, глаза закатились. Жак прикрыл их. В руках солдата остался окровавленный нож. Жак взял его, отер о ткань своих бриджей и убрал. Молодой человек, должно быть, пытался отбиться им от грабителей, все умершие были в военной форме, но Жак не сомневался, что мальчик успел ранить кого-то из негодяев, прежде чем скончался.

Оставаясь верным самому себе и закону, Жак оглядел поля, расстилавшиеся внизу. Земля была покрыта мертвыми — в красных и синих мундирах вперемешку, то тут, то там гротескные свалки: люди на лошадях, лошади на людях. Французские солдаты пересекали поле сражения, умерших собирали в отдельные группы. Жаку необходимо было действовать. Пушка теперь стала французским боевым трофеем, но охрану к ней еще не приставили.

Все просто, ему только нужно было притвориться, что он грабитель. Он был залит кровью, но каждый неистовый вор, вероятно, рано и поздно заканчивал так же. Если только ему удастся таким образом добраться из деревни до Линя незамеченным.

Он понял, что в состоянии идти, и план сработал. Каждые двадцать метров или около того он наклонялся над мертвыми телами, притворяясь, что вынимает что-то — золото из карманов, потерянные пуговицы. Он вспомнил матроса на военном корабле, который доставил их в Гринвич. Тогда Жак протянул ему оторванную пуговицу со словами: «Это тебе на память. Дай же Бог, чтобы эти времена больше никогда не повторились».

Некоторые убитые были не старше того мальчишки.

Наконец-то он оказался рядом с деревней. Ему еще предстояла длинная дорога к тому месту, где он оставил Мезрура. Пруссаки, должно быть, расположились где-то в районе Сомбреффа или в его окрестностях. Хардинг, если он был еще жив, должно быть, думал, что Жак уже пал. Если он доберется до Мезрура, он доберется и до Ватерлоо. Пришло время выходить на охоту.