— Я вижу их! — Гарри забрался на стул, прыгая вверх-вниз и качаясь из стороны в сторону.

Жак взял его за плечо, чтобы он стоял спокойно.

— Какие на ней цвета?

— Красный и белый. Видишь? В середине. Ты видишь, мама? Дедушка, Шерезада скачет!

София от волнения еле могла говорить:

— Да, дорогой.

Подошел ее отец, и она сделала попытку встать.

— Нет, — сказал Жак. Он подозвал официанта и дал ей в руку бокал вина. — Оставайся там и слушай комментарии своего сына.

Летящие лошади скрылись из виду, скрытые плотной толпой зрителей. Жак велел Гарри слезть со стула, отвел его к месту как раз за шатром и посадил себе на плечи. Он и сам теперь видел скачки, лошади растянулись вереницей, летя как ветер по беговой дорожке. Он разрешил мальчику рассказывать Софии обо всем, что происходит, в то время как сам, не обращая внимания на адмирала, смотрел на нее.

София была в белом платье, и напоминала нежную лилию. Обычно игра эмоций на ее лице придавала ему контрастный цвет, но сегодня она была почти так же бледна, как ее платье. Если бы только он мог стать перед ней на колени, как он делал это в конюшнях Клифтона и взять ее на руки. Больше никогда. Гарри прокомментировал:

— Они разделились на две группы. У кого пурпурный цвет, мама?

— У Персефоны.

— Она впереди. На корпус.

Жак улыбнулся точности мальчика, но София не улыбнулась в ответ. Она опустила взгляд на свои руки, зажатые между коленей.

Персефона была фаворитом два к одному, потомком Годольфина Амаха, ее владельцем являлся лорд Горли. Жак надеялся, что лорда и леди Горли не было среди людей, которые оказали холодный прием Меткалфам на огороженной площадке. Вторым фаворитом, как сказал ему Митчелл, была Мисс Шанс. Жак знал, что она была другим потомком Годольфина, а ее владельцем считался лондонский синдикат, который, по слухам, сделал на нее огромную ставку. Жак мог питать отвращение к скачкам, но он имел подробную информацию о каждой кобыле, которая могла выиграть; его источниками были обученные эксперты из полков в брайтонском лагере.

Лошади заполнили начало поворота.

Гарри крикнул, что все поле еще было скрыто от лидеров, и Жак заметил, как лицо Софии немного оживилось. Большинство трехлеток, как Шехерезада, никогда раньше не участвовали в скачках, поэтому гораздо больше было известно об их родословных и тренировке, чем кто-либо мог знать об их потенциале. Шехерезада, исключительно на основании репутации Меткалфов, бежала пять к одному.

Было трудно разобрать, что происходит на повороте, поэтому Гарри от волнения подпрыгивал на плечах у Жака. Затем в конце поля произошло неожиданное замешательство: лошадь упала, а другая побежала в сторону от беговой дорожки и дальше в поля. Жокей, сидящий на ее спине, боролся, чтобы удержаться в седле.

— Падение! Они убегают!

— О небо! — София вскочила на ноги.

Жак удерживал взгляд на свалке лошадей.

— Все в порядке. Кобыла поднялась, и парень тоже. Желтый шелк. Та, что убежала с дорожки, — Персефона. Она уже снята со скачек.

— Шехерезада! — Она сжала его руку.

— Я не вижу ее.

— Я вижу! — прокричал Гарри. — Смотри!

Все трое поспешили вперед, оставляя адмирала неподвижно стоять в тени шатра. Теперь они видели беговую дорожку на расстоянии от групп людей. Шум вокруг них был оглушающим, но никто из них не слышал его. Они были поглощены одним из самых блистательных зрелищ на английских скачках. Когда кобылы протопали вокруг поворота, Шехерезада была впереди.

— Боже!

Жак почувствовал, что мальчик успокоился, затем быстро посмотрел на Софию.

— Это слишком быстро?

— Я не знаю. Но я думаю, у нее хватит запаса сил, иначе я не привезла бы ее сюда.

— Ну и кураж!

Это было мучительно. С этого угла лидерство Шехерезады в группе позади нее казалось не больше, чем на полкорпуса. Снаружи, немного отстав и выжидая свое время, шла Мисс Шанс. Жак поиграл со смешным именем в своей голове: Мисс Шанс от мезальянса и мэлидикшен — клеветы. Затем стук копыт отвлек его.

Шехерезада по-прежнему была впереди. Гарри становился необузданным, почти откручивая голову Жака.

София закрыла лицо руками.

— Я не могу смотреть на это.

— Ты должна. Это твои скачки.

Он положил свою руку ей на плечо, затем убрал, его сердце разрывалось.

Теперь он ясно видел кобылу, читал все ее тело. Лошадь тяжело скакала по направлению к ним, ноздри ее расширились от паники и возбуждения, ее глаза почти ослепли от усилия, тонкие ноги мелькали, будто разрезая воздух. Филипп распластался вдоль ее шеи, грива хлестала его по лицу. Он еще не взялся за кнут. Жак молился, чтобы парень не оглянулся назад и не увидел Мисс Шанс, догоняющую их с внешней стороны, в то время как другие отступили, и не решил хлестнуть Шехерезаду на последних ста ярдах. Потому что сердце Софии всецело принадлежало лошади, так что полосовать бока грациозного животного кнутом было бы оскорблением, которому нет прощения.

Затем с сокрушительной скоростью все закончилось. Неистовство толпы достигло апогея, две кобылы промчались мимо с минимальным разрывом, и над головами огромной массы людей, столпившихся вокруг ограждения, Жак увидел, как они пересекли финишную черту.

— Шехерезада! Шехерезада! — Гарри от восторга с корнем вырвал клок волос у Жака. Десерней опустил его на землю, и мальчик стоял, переводя взгляд с француза на маму, его карие глаза расширились от радости.

София наклонилась и обняла его, а он обхватил ее руками.

— Она цела.

Когда она подняла лицо, оно было залито слезами:

— Она сделала это!

Подошел адмирал, с него было достаточно того, что на него не обращали внимания. Решительно настроенный на то, чтобы положить конец вторжению Десернея, он взял Софию под руку.

— Я полагаю, вы сделали ставку на победителя, месье?

— Нет, я никогда не делаю ставок на скачках.

София удивленно посмотрела на него, но адмирал не обратил на него внимания, сказав ей:

— Пойдем, моя дорогая. У нас есть победа, о которой нужно заявить.

Жаку пришлось отпустить ее. Он смотрел, как она уходит прочь с сыном, каждый из них быстро взглянул на него в ответ: Гарри — полный ликования взглядом, она — с извинением и с робкой надеждой, что он останется и подождет, пока чествование и формальности будут закончены.

Он должен был уйти. Но он медлил, находясь в толпе, осматривая лошадей, слушая, что говорят зрители. Рядом с конюшнями Жак нашел группу солдат, которых знал по Брайтону, им дали увольнение, чтобы посетить мероприятие, и они жаждали отметить, каким бы ни оказался исход скачек. Солдаты обсуждали скачки, победителя и ее владелицу, но Жак ни разу не сказал, что знает леди Софию Гамильтон, его сердце было слишком переполнено. Он выпил немного эля с ними, потом пошел к конюшням поговорить с Митчеллом. Гарри был там вместе со своим дедушкой, и Жак немного поговорил с мальчиком, пока пожилой человек не повернулся резко и не поманил внука обратно к себе.

А затем, против своего собственного плана и здравого смысла, он снова отправился на поиски Софии.

Глава 23

Себастьян был вполне удовлетворен, а Делия — так просто счастлива; Румбольды, казалось, тоже получили удовольствие. Себастьян мог убедиться: подполковник наконец пришел к выводу, что у него нет никаких шансов с Делией, и его жена была гораздо лучше расположена. После того как церемонии и поздравления были окончены, они все сопровождали Меткалфов по направлению к конюшням, где кобыла-победительница была передана конюху, и ее положительные качества обсуждались снова и снова. Триумф собрал всю компанию вместе, и Себастьян поймал себя на том, что обменивается мнениями с конюхом, хотя это не было для него обычным явлением. Волнение передалось лошадям в здании, и одна или две подняли шум, особенно массивный жеребец, который выиграл предыдущий забег.

— Исправное животное, — заметил конюх. — Его вознаграждение как жеребца-производителя теперь вырастет, но я не завидую его владельцам, с ним еще нужно уметь обращаться.

Делия, сияющая от своего выигрыша, который она получила от Симмонса наличными, настаивала на том, чтобы сразу же вернуть Себастьяну его шестьдесят фунтов. Она была прелестна в столь многих вещах. Себастьян наблюдал, как она разговаривает с юным Гарри, и пожалел, что сам не присоединился к ним. Она являла собой такое очаровательное зрелище, когда стояла, склонившись к мальчику, обе ее руки, затянутые в перчатки, покоились на ручке сложенного зонтика, острие которого уткнулось в солому.

Все вернулись обратно в шатер на окончательное чествование, после чего были поданы кареты. Гарри остался снаружи, потому что хотел присоединиться к дедушке, который разговаривал с лордом Горли на другом конце конюшен.

София Гамильтон выглядела усталой, крайне взволнованной, чего Себастьян никак не мог понять. Он задавался вопросом, было ли это из-за предосудительности, с которой к ней отнеслись: раньше — Себастьян знал это наверняка — в шатре не хватило бы места для всех друзей и доброжелателей, пришедших поздравить, разделить с нею радость, но сегодня посетителей было мало. Однако их было достаточно, чтобы занять Делию, а тем временем он поговорил с глазу на глаз с хозяйкой чемпионки за другим концом стола.

— И что ты решила делать с кобылой, снова выводить ее на скачки?

— О нет, — ответила София. — У нее будут замечательные жеребята; я думаю, сегодняшний день всех в этом убедил.

— Знаешь, что поразило меня сегодня? Количество джентльменов из армии и флота, люди, подобные твоему отцу, приехали посмотреть на скачки английских лошадей на английской земле в… Я хотел сказать — в последний раз. Как отвратительно с моей стороны! Я имею в виду, пока долг не позвал их. Это был необычайный день. Будем надеяться, что мы доживем до его повторения.