— Ты знаешь, что это невозможно. Хорошо, я подыщу вместо нее кого-нибудь еще.

— Только не из заключенных.

— Можно подумать, что в моем распоряжении есть кто-то, кроме заключенных.

— Я сыта заключенными по горло.

— Хорошо, я найду кого-нибудь.

— Только не еврейку!

— Я уже сказал, что найду кого-нибудь.

— Так это правда, что мыло делают из евреев? — в который уже раз вопрошала Ильзе.

ГЛАВА 4

— Мне необходимо переговорить с вами, — сказал мне администратор гостиницы.

— Вот как? — удивился я. — Если речь идет о счетах…

— Нет, нет, вовсе не о счетах, — поспешил успокоить меня администратор. — Со счетами все в порядке. Речь идет об одном господине.

— О каком еще господине?

— Который интересуется вами. Весьма, если можно так выразиться, неприятный субъект.

— Неприятный?

— Да. Это явно человек не нашего круга, — пояснил администратор.

— Он разыскивал меня?

— И весьма настойчиво. В последнее время он по нескольку раз на день наведывается сюда. И каждый раз расспрашивает о вас у портье. Интересуется, не съехали ли вы еще отсюда.

— Он сейчас здесь?

— Только что он разговаривал с портье у конторки.

— Ну что ж, — сказал я, вставая. — Давайте прямо сейчас и выясним, что ему нужно.

Администратор кивнул и проворно зашагал со мной в холл. У конторки никого не было. Он подошел к портье и о чем-то его спросил. Портье показал рукой на дверь ресторана. В ответ на следующий вопрос администратора портье покачал головой. Тем временем в холле появилось несколько молодых постояльцев в белых шортах и майках с теннисными ракетками в руках. Весело болтая и смеясь, они направились в ресторан. Администратор вернулся ко мне.

— Кажется, он уже ушел, господин Хоффманн. Судя по всему, пока я разговаривал с вами, он заглянул в ресторан и сразу же ушел. Извините, возможно, я поступил опрометчиво, подойдя к вам в его присутствии.

— Спасибо, что вы предупредили меня, — сказал я, глядя сквозь стеклянные двери на оживленную улицу.

— Портье говорит, что он очень торопился.

— Это не имеет значения. Я все равно сегодня уезжаю.

— Печально слышать это, господин Хоффманн. Надеюсь, ваш отъезд не связан с какими-то неприятностями?

— Просто у меня возникли неотложные дела.

— Ну, в таком случае я спокоен. Надеюсь, вам понравилось у нас. Если случится снова быть в нашем городе…

— Разумеется. Ваша гостиница вне конкуренции, — сказал я, и он расплылся в улыбке. — Пришлите ко мне в номер боя, чтобы он снес багаж. Меня ждут срочные дела. Я тороплюсь.

— Все-таки приятно, когда тебя никто не торопит и не нужно то и дело смотреть на часы, — сказал Дитер. — В прошлый раз мы разошлись только в пятом часу утра.

— И он все время был с вами?

— Да, — ответил Дитер. — Он никуда не спешил и был в отличном настроении. Постоянно шутил.

— Ильзе, попроси маму принести нам еще бутылочку вина, — сказал я дочке, и она побежала к дому.

Через несколько минут Ильзе вернулась.

— Мама уже идет.

Марта шла к нам по садовой дорожке. Она подала мне бутылку и штопор.

— Я предвидела, что вы попросите еще вина, — сказала она.

Дитер поднял Ганса с расстеленного на траве одеяла. Ильзе рвала цветы и делала маленькие букетики для своих кукол, которых усадила рядком на траве. Сидя на коленях у Дитера, Ганс перебирал пальчиками пуговицы его мундира и с любопытством разглядывал его медали. Я справился с пробкой и вручил бутылку Марте. Она наполнила наши бокалы и разрезала сливовый пирог.

— Я никогда не думал, что он способен острить, — признался я.

— Что ты! Он был неистощим на забавные истории, — сказал Дитер, покачивая перед Гансом своим Железным Крестом. — Особенно после кинофильма.

— А какой фильм вам показывали? — поинтересовалась Марта.

— Какую-то американскую комедию. Но меня больше интересовало, что он говорит.

— Конечно, — подхватил я, — я прекрасно тебя понимаю.

Ильзе подбежала ко мне и высыпала мне на колени горсть венчиков полевых цветов.

— Какие красивые цветы! — воскликнула Марта.

— Посмотри, папочка, — сказала Ильзе.

— Он — очаровательный собеседник, — продолжал Дитер, позволив Гансу взять в руки свой Железный Крест. — Необычайно интересный. Яркий.

Марта положила ему на тарелку еще один кусок пирога.

— Посмотри, папочка, — тормошила меня Ильзе.

— В самом деле, папочка, разве ты не видишь, какие красивые цветы принесла тебе Ильзе? — сказала Марта.

— Вижу, — проговорил я и погладил Ильзе по голове. — Моя прелестная малышка принесла мне прелестные цветы.

— Его карьере можно только позавидовать, — добавил Дитер.

— Он обладает необходимой твердостью, — заметил я.

— Да, — согласился Дитер. — Твердости ему не занимать.

Марта подошла к Дитеру и, беря у него Ганса, сказала:

— Дядя Дитер, Ильзе и вам принесла цветы.

— Спасибо, душечка, — улыбнулся Дитер.

— Это ангел… ангел… — Ильзе запнулась.

— Ангелика, — подсказала Марта.

— Да, это ангелика, — выговорила девочка.

— Чудесные цветы, — подхватил Дитер.

Марта отняла у Ганса Железный Крест, который он умудрился засунуть в рот, и вытерла его передником.

— Посмотри, папочка, — сказала Ильзе.

— Да, очень красиво.

— Он заявил: «У нас не должно быть жалости к тем, кто обречен на истребление», — процитировал Дитер, улыбаясь Марте, вернувшей ему его Крест.

— Просто удивительный человек.

— Надеюсь, когда-нибудь и мне посчастливится лично пообщаться с ним, — сказал я, — в такой же обстановке.

— Да, — резюмировал Дитер. — Это незабываемое впечатление.

— Они обречены на истребление, — сказал я. — Вы понимаете это?

— Да, господин комендант, — отвечали охранники.

— По-видимому, не совсем понимаете. До меня дошли слухи, что вы поддерживаете с ними чуть ли не дружеские отношения.

Охранники стояли передо мной навытяжку, вскинув головы и приставив к ноге винтовки. Их круглые физиономии были небриты. У двоих на форме отсутствовало по пуговице. От одного разило алькогольным перегаром. Адъютант подал мне папку с приказами. Я отыскал нужную бумагу и продолжал:

— Трое из вас уже успели получить выговор.

Охранники молчали.

— Меня не устраивает такое положение.

Я вернул папку адъютанту. Сколько раз мне приходилось иметь дело с такими типами: пустые глаза, пустые кошельки, пустые головы. Должно быть, новобранцы. Я укоризненно покачал головой и прошелся перед ними.

— Я понимаю, сколь велик ваш соблазн, — продолжал я, не выпуская из руки дубинки. — Многие из здешних узников — люди богатые. Но мы должны проявлять выдержку.

Они кивнули своими пустыми головами.

— Мы должны научиться подавлять свои человеческие слабости. И стараться быть лучше, чем мы есть на самом деле.

Они снова кивнули.

— Если так будет продолжаться, мне придется сделать вывод, что вы не понимаете элементарных принципов национал-социализма.

Все, как один, уставились на меня. Охранник, от которого разило алкогольным перегаром, провел по губам тыльной стороной ладони.

— Я буду вынужден расценить ваше поведение как неуважение к законам нашего государства.

Кто-то из них заморгал, поедая меня глазами. А пьяный охранник изо всех сил выпучил глаза, как видно, для того, чтобы они не закрылись. Он едва держался на ногах. Когда я вернулся к столу, адъютант захлопнул папку с бумагами, которую все это время держал в руках.

— Если вы будете продолжать в том же духе, мне придется подвергнуть вас наказанию. И временно посадить под арест. Вы поняли меня?

— Да, господин комендант, — хором ответили они.

— Можете идти.

… — Господин комендант! — донесся снизу голос девушки. — Господин комендант!

Я сбежал по лестнице и бросился в канцелярию.

— Господин комендант! — продолжала взывать ко мне девушка.

— Что здесь происходит? — спросил я, ворвавшись в приемную канцелярии.

Адъютант отдал мне честь. Двое охранников держали девушку под локти. Адъютант взял со своего стола какие-то бумаги. Охранники еще крепче сжали руки девушки. Она поморщилась от боли.

— Йозеф, что здесь происходит? — накинулся я на адъютанта. — Отпустите ее!

Вырвавшись их цепких рук охранников, она спряталась за моей спиной. Охранники стояли по стойке «смирно». Адъютант протянул мне какую-то бумагу.

— Я выполнял ваше распоряжение, господин комендант.

— Что вы собирались с ней сделать?

— То, что вы приказали.

— Что это за бумага?

— Я нашел ее у себя на столе сегодня утром. На ней стояла пометка: «Срочно».

Девушка, дрожа от страха, робко кралась к двери моего кабинета.

— Я был уверен, что вы сами положили ее мне на стол, — объяснил адъютант.

Я поднес к глазам поданную адъютантом бумагу и прочитал:

«Настоящим разрешаю ликвидировать данного заключенного как не представляющего никакой ценности.

Дата.

Подпись.

Комендант».

— Что это значит? Я вижу эту бумагу в первый раз.

— Но здесь стоит дата. И печать.

— Я ее не подписывай.

— Вы никогда не подписываете такие бумаги.

— Здесь нет моей подписи! — закричал я, размахивая бумагой у него перед носом. — Вы видите здесь мою подпись?

— Никак нет.

— С каких пор подобные распоряжения выполняются без моего ведома?