Бренда Джойс - Любовники и лжецы

– А что было после театрального училища? – спросила Линда, прерывая его воспоминания. Заглянув в свои записи, она нахмурилась. – Я знаю, вы шесть лет проработали в Нью-Йорке в драматическом театре, а затем в семьдесят седьмом году приехали в Лос-Анджелес.

Джек беззаботно улыбнулся, однако насторожился, потому что эту часть биографии придумал несколько лет назад.

– Правильно, – подтвердил он ложные сведения. – Я работал в драматическом театре в Нью-Йорке, а когда приехал сюда, то пару лет снимался в рекламных роликах. Потом мне предложили сняться в сериале, в роли одного настырного детектива, а конец этой истории вы, наверное, знаете. – Джек улыбнулся. Какого черта? Никто не хотел услышать правду. И он тоже не хочет ее слышать.

– В вашей биографии есть большой пробел с того момента, как вы приехали в Нью-Йорк, и до того, как стали сниматься в сериале, – заметила Линда. – Что тогда произошло на самом деле?

Джек, не переставая улыбаться, небрежно откинулся на спинку дивана. Что произошло на самом деле? Он непроизвольно погладил кончиком пальца почти незаметный рубец на переносице – единственный шрам на его безупречном теле. Он никогда не забудет боль от удара латунным кастетом.

Он никогда не забудет тот день. Солнечный день, безоблачное небо, жара. Четверг, 31 июля 1971 года. Джек до конца своих дней сохранит воспоминание об этом дне и вечную ненависть к Эйбу Глассману.

– Я пытался выбиться в люди, как тысячи и тысячи других актеров и актрис. – Он пожал плечами. – Это скучная история.

– Сомневаюсь, чтобы что-нибудь в вашей жизни было скучным. – Линда поправила сползшие на нос очки. – Как вы относитесь к тому, что вас называют самым сексуальным мужчиной в киноиндустрии?

Джек улыбнулся еще шире:

– Я на это не напрашивался.

– Вы считаете себя сексуальным?

– А вы?

– Почему вы все время улыбаетесь? – спросила Линда, не в силах удержаться от улыбки.

– Жизнь такая забавная штука! – Джек фыркнул. – Послушайте, милая, если бы вы оказались на моем месте, то тоже стали бы улыбаться.

– Догадываюсь. Вам нравится сниматься в кино? Ходят слухи, что «Северная звезда» планирует снять вас в следующем фильме.

– Признаюсь, мне приятно это слышать.

– Думали ли вы в те далекие трудные годы, что когда-нибудь попадете сюда?

– Сказать по правде, бэби, я иногда задумывался об этом. – И не просто задумывался, мысленно добавил Джек. Он наклонился к Линде, и его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее лица. – Послушайте, меня утомило это интервью.

Она озадаченно посмотрела на него:

– Может быть, еще несколько вопросов?

– Потом. Сейчас меня больше всего интересуете вы.

– Что именно вам хотелось бы узнать? – покраснев, спросила она.

Джек понизил голос до шепота:

– Я хотел бы узнать, как ты выглядишь без одежды, почувствовать, как эти прекрасные длинные ножки обвиваются вокруг моего тела. Я хотел бы узнать, какова ты на вкус.

Линда застыла, приоткрыв рот от удивления.

Джек притянул ее к себе, аккуратно снял очки и прижался губами к ее губам.

– Ты такая привлекательная, такая сексуальная, – шептал он, а рука его тем временем скользнула вниз по ее телу, задержавшись на небольшой груди. – Ты возбуждаешь меня. – Рука Джека спустилась еще ниже и достигла бедер. Линда застонала. Другой рукой Джек расстегнул молнию на своих брюках, высвободил напрягшийся член и, взяв Линду за руку, решительно вложил его ей в ладонь. – Вот так, бэби. Это то, что надо.

Она лишь беспомощно охнула.

Вода была такая горячая, что от нее шел пар.

Мелоди, закрыв глаза, лежала в ванне. Так приятно расслабиться, погрузившись в горячую воду и снять напряжение. О Боже, что за день выдался! Кажется, ей удалось успокоить Прайса и он не станет делать гадостей Джеку. Но одно было ясно: Прайс не станет директором следующего фильма с участием Джексона Форда!

Джек.

Даже с закрытыми глазами она видела его в мельчайших подробностях. Густые темно-каштановые волосы с золотистым отливом. Зеленые глаза с длинными ресницами и морщинками в уголках, появившимися оттого, что он часто улыбался. Высокие скулы, правильные черты лица. И его знаменитая улыбка покорителя женских сердец. Мелоди вздохнула.

Джек заполнял все ее дни. Он был ее бизнесом.

Джек заполнял ее ночи. Он был ее любовником.

В мечтах.

Интересно, как у него проходит интервью? Она надеялась, что Джек держит себя в руках. У нее не хватит сил успокаивать и умасливать еще и раздраженного репортера, который, однако, мог бы причинить Джеку значительно больше вреда, чем Прайс.

К счастью, репортером оказалась женщина. Даже если она старуха лет пятидесяти, Джек очарует ее, если только эта женщина не разозлит его чем-нибудь. Мелоди вышла из ванны, стараясь не смотреть в зеркало. Мелоди была низенькая, с покатыми плечами, узкими бедрами и огромным бюстом. Мужчинам нравились ее груди. И нравился ее зад. По сравнению с остальными частями тела он был слишком велик. Она считала себя толстухой.

Лицо свое Мелоди тоже не любила. Некрасивое. Хуже того – прямоугольное. Какой-нибудь недоброжелатель мог бы назвать его лошадиной мордой. У нее были синие глаза, маленькие, но широко расставленные. Она скрывала их под круглыми очками, которые делали ее физиономию не такой прямоугольной. Серьезное, ничем не примечательное лицо. Оно не соответствовало всему остальному. Остальному соответствовала копна невероятно густых рыжих волос. И кроме всего прочего, у нее были веснушки.

За все годы их знакомства Джек никогда не приставал к ней. И она знала, что этого никогда не будет.

Сначала Мелоди объясняла это тем, что она не в его вкусе. Ему нравились женщины вроде Дианы, девятнадцатилетней модели, у которой вообще не было фигуры. Ни грудей, ни зада, ни бедер – ничего. Высокая, угловатая. С потрясающе красивым личиком и массой темно-каштановых, почти черных волос. С синими глазами и черными ресницами. Одна из миллиона тощеньких брюнеток, которых Джек укладывал к себе в постель.

Мелоди натянула маечку, доходившую ей до колен. Вспомнив о Диане, она злорадно фыркнула. Еще бы! Диана была в ярости, узнав, что Джек перенес встречу с ней на более позднее время, и заявила, что вообще не придет.

Мелоди догадывалась, почему Джек предпочитает молоденьких бимбо. Он боялся привязаться к женщине, боялся полюбить. Это было печально, потому что виновата в этом была его мать. Мелоди почти не сомневалась: Джек только изображает безразличие к тому, что мать бросила его. Конечно, в душе у него навсегда осталась кровоточащая рана, и он, возможно, никогда не сможет полюбить ни одну женщину.

Неужели позвонила действительно его мать?

Если так, то Мелоди кое-что предпримет. Прошлое Джека все еще цеплялось за него, причиняя боль. Мелоди сознавала, что суется не в свое дело. Ведь она не психолог. Но это не имело значения. Мелоди любила Джека.

Она любила Джека с тех пор, как впервые увидела его.

Ей никогда этого не забыть. Мелоди только что переехала в жалкую однокомнатную квартирку в западной части Голливуда и работала в отделе рекламы одной маленькой фирмы. Она прожила в своей квартире целую неделю, полагая, что у нее всего четверо соседей. Пятая квартира на этом этаже, по-видимому, пустовала. В субботу после полудня Мелоди поднималась по лестнице с двумя пакетами продуктов. Он тоже.

С покрасневшими глазами, небритый, Джек шел нетвердой походкой, и пахло от него пивом и сексом. Он был прекрасен. На губах его играла чувственная улыбка. Поставив свои пакеты, Мелоди наблюдала, как он копается в карманах в поисках ключей, поругиваясь вполголоса и опираясь для устойчивости на стену. Значит, ее ближайший сосед – пьяница… но самый красивый пьяница на свете.

Через неделю она снова случайно встретилась с ним и представилась. На сей раз он не был так пьян – пожалуй, слегка под хмельком, но аккуратно одет, выбрит, и пахло от него одеколоном. Они разговорились. Он, разумеется, оказался актером. С тех пор их дружба крепла с каждым днем, несмотря на непрерывную вереницу женщин, то входящих в квартиру Джека, то выходящих оттуда.

И в ту ночь, когда его бросили в кутузку, он позвонил не кому-нибудь, а именно Мелоди.

И именно Мелоди, не меньше чем «Общество анонимных алкоголиков», помогла ему пройти через тяжелый период воздержания.

Когда Джек вылечился, она предложила ему стать его менеджером. Мелоди была рядом с Джеком практически с самого начала и останется рядом до конца.

Она забралась в постель. Укрывшись простыней, Мелоди стянула с себя майку и, думая о Джеке, начала ласкать свои груди. Она представила себе, как он прикасается к соскам губами, берет их в рот, посасывает, и соски мгновенно затвердели. Мелоди воображала, будто Джек безумно хочет ее, говорит, какая она красивая и как он любит ее. Рука Мелоди скользнула между ног. Она словно наяву ощущала там его губы, его язык. Достигнув оргазма, Мелоди со стоном прошептала его имя.

Потом она лежала, ожидая, когда придет сон, и размышляла о том, на что она, собственно, надеется. Уж конечно, не на примирение Джека с матерью. Но Джеку необходимо с ней увидеться, чтобы навсегда распрощаться со своим прошлым.

А потом он, может быть, перестанет валять дурака с восемнадцатилетними бимбо и найдет себе зрелую женщину, которая заслуживает любви и доверия.

Она не перезвонила ему.

Винс Спаццио вышел за ограду, которой был обнесен строительный участок, и не спеша направился к своему грузовичку, на ходу застегивая рубаху на широкой, очень мускулистой после десяти лет физического труда груди. Он взобрался в кабину, закурил сигарету, поправил зеркало заднего вида и выехал со стоянки.

Белинда не позвонила. Рухнули его надежды.

Но ведь из-за Мэри Белинда звонила ему только на работу. Возможно, она позвонит завтра. Он не видел ее целых четыре дня. Это было невыносимо.