Паскаль допил воду, поставил стакан и вышел из бара. В вестибюле отеля он задержался, выглядывая на улицу, плавящуюся от полуденного зноя. Издалека, оттуда, где располагался Западный Бейрут, доносился треск пулеметных очередей, затем раздался гулкий грохот взрыва. Еще один автомобиль-бомба.

Девушка – дочь Хантера – стояла прямо возле его локтя. Паскаль не замечал этого до тех пор, пока, повернувшись, чтобы выйти на улицу, не встретился взглядом с обвиняющими глазами девушки, горевшими на побледневшем от злости лице.

– Я видела, как ты смотрел на моего отца, – начала она без всяких предисловий. – Я знаю, о чем ты думал. Ты – высокомерный французский ублюдок! Как ты смел так смотреть на моего отца!

В то время настроение у Паскаля часто и беспричинно менялось, и вывести его из себя не стоило ровным счетом ничего. Вот и сейчас гнев сразу же бросился ему в голову.

Он смотрел на эту глупую девчонку, только что вылезшую из самолета, только что сбежавшую из какой-то дурацкой частной школы, девчонку, отца которой он невзлюбил с первого взгляда.

– Хочешь узнать, почему? – ответил он по-английски. – Прекрасно. Я покажу тебе. Пошли.

Несомненно, девушка не ожидала такой реакции, когда он схватил ее за руку и вытащил на улицу, она даже не сопротивлялась.

Паскаль оторвался от нее почти сразу. Он повесил сумку со своими камерами через плечо и пошел по улице широкими шагами. Девушка спешила следом за ним. Паскаль ускорил шаг. Он уже жалел о своем опрометчивом поступке и если бы смог, то с удовольствием отделался бы от нее, но девушка не отставала.

Ее упорство злило его не меньше, чем собственная глупость. Даже теперь, когда конфликт был уже локализован, улицы Бейрута все равно оставались не самым подходящим местом для прогулок с молодыми американскими девицами. Паскаль остановился и приказал:

– Ступай обратно. Забудь о том, что я сказал. Это опасно.

– Ну и черт с ним, – зыркнула она на него. – Делай, что говорил. От меня тебе отделаться не удастся.

Паскаль устал. В течение нескольких недель он постоянно находился в напряжении и мало спал. Столкнувшись лицом к лицу с женским упрямством, он почувствовал, что его вновь разбирает злость.

– Ладно, будь по-твоему. Взгляни на войну, которую твой папаша считает ничтожной. В гостиничном баре ты узнаешь о ней не больше, чем знает он.

Паскаль свернул на боковую улочку, и девушка последовала за ним. Когда они завернули за угол, пыль от взрыва только начинала оседать. Вдоль всей улицы были разбросаны изуродованные останки автомобиля. Прямо на их пути лежали огромные куски кирпичной кладки, на фоне ясного неба неестественно клонилась набок уцелевшая половина здания, под ней возвышалась груда обломков, из которой торчала детская ножка.

Взрыв повредил водопроводную магистраль, и теперь вода стремительным потоком разливалась по улице. Народу становилось все больше. Паскаль почти не слышал криков и стонов, его сознание уже привыкло автоматически отсекать их.

Он вытащил камеры. Обычно он работал двумя: «лейкой», куда была заряжена цветная пленка, и «олимпусом» с черно-белой. Паскаль привычно выискивал видоискателем наиболее эффектные кадры. Он не оборачивался, но знал, что девушка стоит на прежнем месте. Опустив камеру, он поглядел через плечо и увидел, как на ее лице медленно проступает ужас. Так же медленно она закрыла уши, затем глаза и наконец рот.

На земле, прямо перед ней, лежала маленькая детская сандалия. Она была красной, дешевой и стоптанной – такие носили почти все арабские дети. Девушка наклонилась и подняла ее. Позади нее суетились несколько мужчин. Одетая в черное женщина рухнула на колени возле груды развалин и воздела руки к небу. Здесь царила неразбериха: люди бегали, толкались, трясли друг друга, рылись в обломках. Девушка то появлялась в поле зрения Паскаля, то вновь исчезала. Вздымались клубы пыли. Паскаль вдруг понял, что сделал непоправимую ошибку: не надо было тащить сюда девушку.

Он метался то в одну сторону, то в другую, протискиваясь в людском водовороте, и наконец нашел ее в том месте, где крики раздавались громче всего. Там на импровизированные носилки в виде куска жести, слетевшего с крыши, грузили то, что осталось от мужчины. Она помогала поднять тело и перенести его. Какая-то женщина закричала на нее по-арабски, а затем плюнула в ее сторону. Девушка отступила назад, ее руки и лицо были в крови.

Когда Паскаль дотронулся до нее, она не произнесла ни звука. Он обнял девушку и крепко прижал к себе.

Уводя ее от этого места, Паскаль все еще слышал крики за спиной. Крики неотступно преследовали их, пока они пробирались по улицам. Девушка спотыкалась и шла, словно слепая. Паскаль заботливо поддерживал ее. Они уже прошли три, четыре, пять кварталов, но в их ушах все еще звучали душераздирающие крики.

Дом, где жил Паскаль, находился неподалеку от залива. Чем ближе они подходили к дому, тем большую растерянность чувствовал Паскаль. Девушка по-прежнему не отпускала его руку. На улице стояла невыносимая жара. Он впустил ее в подъезд, и тут произошло нечто, что он не мог объяснить. Он неуверенно прикоснулся к ее лицу, потом к шее. Она удивленно подняла на него глаза. Паскаль помог ей подняться по ступенькам.

Наконец они оказались в его комнате. Паскаль бесшумно закрыл за собой дверь. Жалюзи создавали полумрак, и тени от них расчертили пол. Паскаль прижал девушку спиной к двери и поцеловал в губы, а она поймала его руки и, словно обезумев, засунула их к себе под майку, прижав к обнаженным грудям. Никто не произнес ни звука. Никогда еще Паскаль не испытывал такого острого желания.

Ее руки возились с его джинсами, неловко пытаясь их расстегнуть. Она тихонько застонала. Задрав на ней майку, Паскаль наклонил голову и поцеловал ее соски. Она судорожно схватила его руку и засунула ее себе в шорты. Там было влажно.

Продолжая целовать Паскаля, она увлекла его вниз, ее волосы разметались по полу. Так и не успев скинуть с себя одежду, они занимались любовью прямо на полу. Он кончил, целуя ее в губы и сжимая руками ее груди, а она испустила крик, показавшийся ему торжествующим. Он целовал ее, обнимал и снова целовал. Ее глаза казались ему изумительными, как и эта комната, и весь окружающий мир. Паскаль, никогда не спавший с женщинами в зоне военных действий, с изумлением пытался осознать то, что с ним сейчас случилось.

Там, во Франции, между очередными командировками на войну, за ним тянулся целый шлейф впечатляющих побед. Он любил женщин, а они частенько обвиняли его в том, что он их использует, и он любил секс. Как и большинство мужчин, он знал хороший секс, плохой секс, секс запоминающийся, секс равнодушный, но того, что он испытал сейчас, раньше в его жизни не случалось.

Паскаль растерянно смотрел на лежащую рядом девушку. Издалека до его слуха донеслась дробь автоматного огня. В комнате становилось душно, их тела были влажными от пота. Он снова взглянул на нее сверху вниз. Внутри себя он чувствовал ликование и возбуждение, словно находился рядом с щекочущей нервы опасностью. Мир вокруг стал зыбким и переменчивым, но в нем самом совершалось нечто – словно непонятное вдруг прояснилось и все встало на свои места.

Так, и вот так, и еще так, и так… Долгие и неторопливые способы любви. Он наклонился и снова стал целовать ее в соски. Его член вновь напрягся и, не вынимая его, Паскаль снова стал совершать фрикции. Он испытывал решимость – абсолютную и безусловную – заставить ее тоже кончить. Он решил, что она не слишком опытна в этом деле, однако у него-то было достаточно опыта. Паскаль был тронут ее неловкостью, тем, как ей не удавалось попасть в ритм, и невинным отсутствием у нее какой бы то ни было техники.

– Вот так, – шептал он, – вот так. Нет, медленнее. Не надо со мной воевать. Да, да… – и постепенно, раз за разом входя в нее, он почувствовал, как начинает получаться то, что надо. Паскаль позабыл все секреты и способы, с помощью которых – своевременным прикосновением или словом – можно усилить наслаждение. Он словно оказался в какой-то темной комнате, и девушка доверчиво следовала за ним. Их любовь была то безумной, то спокойной, временами она напоминала войну, а иной раз – перемирие. Он протянул руку, стащил на пол подушку и подложил ей под спину, чтобы войти в нее поглубже. И тогда она кончила, забившись в судорогах, прижатая к полу его телом. Паскаль был и сам близок к оргазму, но заставил себя подождать. Он смотрел, как по ее телу перекатываются волны – точно так же, как свет по ее лицу. Она закрыла свои удивительные глаза и выгнулась дугой, откинув голову. Паскаль обнял ее за шею и притянул ее губы к своим. Он чувствовал, как пульсирует ее влагалище, и, когда он кончил, ему казалось, что их тела не смогут разомкнуться. Лежа рядом с ней и постепенно успокаиваясь, он подумал: «А я ведь даже не знаю, как ее зовут!» Он стал гладить ее волосы, сжимать руки. Он целовал ее, слизывая соль с ее бедер, живота, грудей. На ее бедрах была кровь, и Паскаль ощутил во рту вкус железа, пота и секса. Он целовал ее бедра, трогал их, а затем притянул ее к себе, прижал к груди и заглянул в глаза. Ему казалось, что он тонет в них, что над его головой смыкается вода. Он показал ей свою ладонь, липкую и мокрую от крови.

– Ты должна была мне сказать, – произнес он. – Я не подумал, что у тебя это в первый раз.

– А разве от этого что-нибудь изменилось бы?

– Нет, – признал он после некоторых колебаний. – Ни от чего бы не изменилось. По крайней мере, после того, как мы оказались в этой комнате.

– Даже раньше, – сказала она. – Еще на лестнице. Я уже тогда знала. Я знала еще на улице…

– И я тоже.

– Я так рада. – В ее голосе прозвучала торжествующая нотка. – Сегодня ты показал мне две вещи: смерть и это. Я рада, рада, рада, что ты это сделал… – Она умолкла и задумалась. – Там, в гостинице, мне казалось, что я тебя ненавижу. Но это было не так. Как раз наоборот. – С детской прямотой она подняла на него глаза. – Это всегда бывает так? Как сейчас.