Она обошла сад, вернулась на окружную дорогу и по узкой дорожке подошла прямо к фасаду резиденции. Здесь она увидела два входа, один из которых был заперт прочной решетчатой дверью – им похоже, не пользовались. Рядом со вторым входом, который располагался ближе к северной части здания, находилось приземистое помещение, похожее на большую сторожку. На его крыше торчали спутниковые антенны, у ворот и на подъездной дорожке были установлены охранные телекамеры, на любого, кто намеревался проникнуть внутрь, смотрело зеленоватое окошко из пуленепробиваемого стекла.

Джини почувствовала, что за ней наблюдают. На подъездной дорожке, рядом со сторожкой, она краем глаза увидела двух охранников. На них были темные костюмы и темные плащи. Возле черного лимузина стояло еще двое – нет, трое, – делая вид, что не замечают проходившей мимо девушки.

* * *

Усевшись за свой стол в отделе очерков, Джини стала звонить. Первой на очереди была Мэри.

Мачеха, казалось, была удивлена, снова услышав ее голос. Она убегала на встречу с очередными друзьями, но у нее все же нашлось немного времени, чтобы подтвердить: да, «Айви» действительно хороший ресторан, и она его рекомендует.

– О да, милочка, – прощебетала она, – непременно своди туда своих друзей. Я уверена, что им там понравится. Попробуй их пирожки с томатом. Объедение!

– Я слышала, что по вечерам там полно народа… – надавила на мачеху Джини. – А в обеденное время?

– Мне там очень нравится, и я обедаю там очень часто. Там всегда полно актеров, писателей, и я знаю многих из них.

В трубке возникла пауза. Джини тоже молчала. Иногда лучше не понукать собеседника.

– Когда же я там последний раз обедала? – начала вспоминать Мэри. – Дай-ка подумать… А, вспомнила! Я приводила туда Лиз. Все правильно, это было незадолго до Рождества. Я хорошо помню это, поскольку на следующей неделе она собиралась уезжать из Лондона на рождественские каникулы. Она там до этого никогда не бывала, и ей ужасно понравилось это место, так что она тоже рекомендовала бы его тебе. Я не сомневалась, что это местечко как раз по ней. Джону там вряд ли понравилось бы, но… Что, милая? Тебе звонят по другому телефону? Ну хорошо, жду тебя и твоего Паскаля завтра вечером.

Джини повесила трубку. Именно такого результата она и ожидала, но все равно следовало проверить. Теперь – Эплйард.

Она стала перебирать визитные карточки, которые держала в специальной картотеке. Джини помнила, что в его квартире в Грэмерси-парке было два телефона. Она набрала первый номер и долго слушала длинные гудки. Когда она уже собиралась повесить трубку, к телефону все же подошли.

Голос ответившего звучал настороженно. Он явно принадлежал молодому человеку.

– Да, – послышалось в трубке, – кто говорит?

– Привет, это Джини Хантер. Я звоню из редакции «Ньюс». Джонни дома?

В трубке возникла пауза, послышался царапающий звук. Затем голос сказал:

– Не могли бы вы повторить по буквам, мэм? Из «Ньюс»? Что это за «Ньюс»? Я записываю…

Теперь Джини расслышала в голосе говорившего акцент. «Со Среднего Запада», – подумала она, продиктовав свое имя по буквам и объяснив, что звонит из Лондона. Казалось, парню понадобилась целая вечность, чтобы записать все это, однако он так старался оказаться полезным, что Джини проявила терпение.

– Джонни, судя по всему, нет дома? – наконец спросила она – Вы на него работаете? Не знаете, когда он вернется?

– Нет, я не работаю на него. Не совсем. То есть я должен принимать для него послания и все такое. Я Стиви.

Я живу с Джонни – его друг. Мы с вами, похоже, никогда раньше не говорили, хотя я живу здесь уже довольно давно.

Ну конечно же, только сейчас Джини вспомнила, как злорадно прохаживался Дженкинс по адресу нового мальчика Джонни Эплйарда после своей последней поездки в Нью-Йорк. «Физиономия, как у молодого Рудольфа Нуриева, дорогие мои. Полуграмотный, но изо всех сил старается услужить. Он целый вечер талдычил мне про систему выращивания свиней. Скучно? Не то слово! Джонни подцепил его на Пенн-стейшн,[36] ага, прямо в поезде. Видно, не смог устоять перед его задницей. Я взмолился: «Джонни, спаси меня!» Этот парень прямо как из романов Стейнбека, у него в волосах до сих пор солома торчит.

Джини поколебалась, а потом произнесла:

– Стиви? Ну конечно. Правильно, теперь я припоминаю. Когда я видела Джонни во время его последнего приезда в Лондон, он упоминал о вас.

– Правда? – В голосе юноши послышалось оживление. – Это, наверное, было прошлой осенью. Я тогда чуть было не полетел в Лондон. Мне так хотелось! Я ведь ни разу не был за границей. Но Джонни потом передумал…

«Еще, бы! – подумала Джини. – Как не вспомнить печально известные похождения Эплйарда во время его наездов в Лондон! Преданный деревенский мальчик мог стеснить его свободу». На секунду она почувствовала прилив жалости к этому мальчишке.

– Так скажи мне, Стиви, когда вернется Джонни? У меня к нему срочный разговор.

– Понимаете, трудно сказать… – Стиви поколебался и продолжил внезапно упавшим голосом: – Видите ли, я не знаю, где он находится. Он сорвался с места совершенно неожиданно, и с тех пор от него ни слуху ни духу.

– Понятно. – Джини услышала в голосе юноши тревогу и отчаяние. – Когда он ушел, Стиви? – спросила она осторожно. – Пару дней назад?

– Гораздо раньше, мэм. Он ушел двадцать седьмого декабря, я ждал все эти дни… Его нет уже десять дней…

Почувствовав тревогу, Джини записала дату. Учитывая наклонности Эплйарда, его отсутствие в течение нескольких ночей можно было бы объяснить без труда, но десять дней…

– Да, многовато, – сказала она, пытаясь придать голосу спокойствие. – Ты, должно быть, весь извелся, Стиви? Может быть, всплыла какая-то история, над которой он работает…

– Не припомню такого, мэм, – ответил он тоже осторожно. – Джонни сказал бы мне об этом, он всегда так делает. И еще он бы позвонил. Он обычно звонит и узнает, нет ли для него каких-нибудь новостей. Даже, когда уезжает из города.

– Ты хочешь сказать, что не имеешь ни малейшего представления о том, где он находится, Стиви? Мне на самом деле очень нужно с ним связаться. Ну подумай, где он может быть?

В трубке повисло долгое молчание. Через некоторое время Стиви неохотно признался:

– В общем-то, он действительно прислал мне факс, но это было пять дней назад. Да и сообщение было довольно странным.

– Что значит «странным», Стиви?

– Он не сообщил, где находится, написал только, что сам свяжется со мной. Вдобавок текст был напечатан на машинке, а Джонни всегда пишет сообщения для факса от руки. И мое имя было там написано неправильно: на конце стояло не «еу», а «ie».[37] Джонни никогда бы не сделал такой ошибки.

Джини, нахмурившись, записала все эти подробности и как можно спокойнее сказала:

– Думаю, все это вполне объяснимо: возможно, он очень торопился и попросил отправить факс какую-нибудь секретаршу.

– Может быть. Я тоже так думаю.

– А ты не знаешь, откуда был послан факс, Стиви?

– Нет, исходных данных там не было, а только много-много цифр наверху. Когда я прочитал его и увидел, что мое имя исковеркано, я сразу подумал, что его послал кто-то другой. Ну понимаете, кто-то, с кем был Джонни…

Голос у мальчишки был несчастным, теперь Джини уже отчетливо слышала это. Значит, Стиви боится, что его бросили, а это, конечно, было вполне возможно. Новый любовник вполне мог стать объяснением десятидневного отсутствия, но это было не единственно возможное объяснение.

– Я все же думаю, что он работает над какой-то новой статьей, – сказала Джини. – Вот увидишь. Какая-нибудь очень большая история, эксклюзив, и ему нужно не торопясь собрать все детали.

– Возможно, вы правы…

Попытка приободрить его, кажется, удалась. Голос Стиви звучал уже не так мрачно.

– Он тебе сам все расскажет, когда вернется, – продолжала Джини еще более жизнерадостным тоном. – А пока, Стиви, коли уж я не могу побеседовать с Джоном, может быть, ты мне поможешь? Ты находился дома на протяжении всей последней недели?

– Разумеется.

– Джонни случайно не приносили посылку? Ее должны были доставить курьером в среду утром. Из Англии. Такая аккуратная посылка, обернутая коричневой бумагой, перевязанная и с красными сургучными печатями.

– Посылку? Да, ее принесли. Действительно в среду. – Он осекся. – А откуда вы об этом узнали? Ах, так это вы ее отправили? Но зачем же? Это вовсе не смешно. Отвратительно! Меня чуть не стошнило. Я…

– Подожди секундочку, Стиви, – повысила голос Джини. – Я не отправляла эту посылку и не знаю, кто это сделал. Но мне прислали в точности такую же. И то, что там было, тоже не доставило мне удовольствия.

– Правда? – неуверенно переспросил он.

Джини поколебалась, но затем решила: иногда для того, чтобы получить информацию, надо поделиться своей.

– Стиви, в посылке мне прислали пару наручников – и никаких объяснений. Я живу одна, и, поверь, мне тоже было не до смеха, когда я открыла ее. Вот почему сейчас я звоню Джонни. Я устроила большой скандал в компании по доставке, после чего мне сказали, что ему тоже была отправлена бандероль… – Джини помолчала, но Стиви никак не реагировал на сказанное. – Я хотела выяснить, что прислали Джонни, и спросить, может быть, он знает, кто устраивает такие шутки… – Она вновь замолчала, но реакции снова не последовало. – Стиви, – мягко произнесла она, – я на самом деле хочу выяснить, кто это делает и зачем. Ты сказал, что это было отвратительно, значит, ты открыл коробку. Пожалуйста, Стиви, скажи мне, что было внутри.

И снова повисла долгая тишина.

– Я действительно открыл ее, – наконец неуверенно признался юноша. – Я думал… Ну, понимаете, я волновался из-за Джонни. А в квитанции значилось, что это «подарок ко дню рождения». Но день рождения Джонни не в январе, а в июле. Я смотрел и смотрел на коробку, а Джонни все не звонил. Целый день я не прикасался к ней, но потом все же открыл. Я подумал, что, возможно, найду в ней объяснение тому, куда подевался Джонни.