— Может, и Мишка наконец-то к берегу прибьется? — сказал Костя.

— Ты ему этого желаешь как друг или завидуешь его свободе? — засмеялась Дина.

— Да ладно тебе! Это мне пусть завидуют. С моим прошлым покончено раз и навсегда!

— Никогда не говори «навсегда»!

— Ты что, провоцируешь?

— Нет, заранее освобождаю от чувства вины, в случае чего.

— Ага! Значит, даешь мне карт-бланш!

— Если хочешь, то так.

Костя вдруг стал серьезным.

— А себе ты тоже даешь карт-бланш?

— А почему бы и нет? Или ты у нас домостроевец? — Дина все еще смеялась. — И то, что позволено Юпитеру, не позволено его жене?

Костя подумал немного и так же серьезно сказал:

— Да нет, я, скорей всего, не домостроевец… А даже если бы и был… Ты же свободная женщина. Тебя ничто не связывает…

— А любовь? — Теперь Дине не хотелось шутить. — Любовь — это что, менее прочная вещь, чем штамп в паспорте?

— Нет, конечно. Только когда есть любовь… там, где есть настоящая любовь, измене, наверное, просто нет места.

— А всякие «затмения сердца»?

— А ты знаешь, что это такое? У тебя уже было?.. Затмение сердца? — Костя насторожился.

— Нет, не было.

— Но может быть?

— Мы же люди. Мы — живые мужчина и женщина… Живем среди живых женщин и мужчин. Если это бывает сплошь и рядом… Значит, и с нами может случиться.

— И как потом? Что с этим делать?

— А это уж посмотрим. Наступит момент, будем решать, что делать. А не наступит… так и говорить не о чем.

* * *

Дина смотрела на Костину поникшую спину, на бессильно опущенные плечи и не могла понять: кому она больше сочувствует — себе или ему.

— Я ничего не могу сейчас решить, — сказал Костя.

— Значит, сейчас не решай.

Костя снова повернулся к Дине. На его лице было искреннее страдание.

— И ты сможешь ждать? — очень тихо, с надеждой в голосе спросил он.

— Да. Смогу. Я уеду, а ты оставайся. У тебя будет возможность попробовать другую жизнь, подумать, что тебе больше подходит…

Дина вдруг ощутила неимоверную усталость. Ей показалось, что, если она сейчас же не ляжет или скажет еще хоть одно слово, она умрет. Словно в ее теле осталась всего одна, последняя, капля жизни. Она пошла в детскую и рухнула на Гошину постель без сил, без мыслей.

Через некоторое время в дверь постучал Костя. Он заглянул и, не входя, спросил:

— Как ты?

— Уйди, — очень тихо сказала Дина. — Умоляю тебя.

* * *

Дина уехала в отпуск одна. Маме она сказала, что у Кости непредвиденные обстоятельства и он приедет к ним с Гошей через неделю. Через неделю, проводив маму, она сказала Гоше, что отпуск папе не дали.

Гоша не слишком расстроился, если вообще в достаточной мере осознал этот факт. Гоша был влюблен. В милую девочку Галю, свою ровесницу из Риги, которая жила в одном с ними дворе.

Дина наблюдала их дружбу и словно видела всю картину отношений полов в сконцентрированном виде: зарождающийся взаимный интерес, прощупывание путей установления контакта, поглощенность друг другом, которая порой отбрасывает весь окружающий мир далеко за пределы досягаемости, отчаяние, вызванное непониманием и способное затмить солнечный свет, ликование в глазах при встрече, мучительное нежелание расстаться даже на несколько часов… Она с радостью замечала в двенадцатилетнем подростке широту души, готовность понять и простить, взвалить на себя все заботы и хлопоты. Мама Гали тоже все это видела.

— Вот же повезет кому-то! — улыбалась она, наблюдая, как Гоша, положив на песок Галин топчан, который нес вместе со своим, самолично расстилал на нем ее полотенце, расправляя его тщательно, как по ее просьбе бегал в ларек за пепси-колой или приносил в резиновой шапочке морской воды, чтобы Галя могла освежиться ею. — В кого он у вас такой?

— В своего папу, — отвечала Дина.

— Повезло вам. Неужели бывают такие мужчины? — уже без улыбки говорила Галина мама и грустнела.

А Дина думала, что всякие бывают мужчины и всякие бывают женщины, только везение здесь ни при чем.

А что при чем? — думала она, а потом отвечала себе: любовь при чем.

А когда любовь проходит… у одного проходит, что тогда делать другому?..

«Ты полагаешь, что любовь может пройти?» — спросил ее Друг.

«Я не могу в это поверить… Мне кажется, что в таком случае это не любовь, а что-то другое. Увлечение, страсть…»

«Ты правильно полагаешь».

«Я понимаю, что не смогу разлюбить Гошу, маму, — значит, это любовь… Но в отношениях мужчин и женщин все, наверное, по-другому?.. Почему так часто любовь между ними просто заканчивается?»

«Ты же сама объясняла своему сыну, почему так бывает. Потому, что за любовь принимают что-то совсем другое».

«Не могу поверить, что Костя принимал за любовь ко мне что-то другое… И я могла ошибаться, веря, что он меня любит?.. Целых четырнадцать лет. Разве нелюбовь может длиться так долго?»

«Может… Только не делай поспешных выводов. Ты помнишь о затмении сердца? А вот оно проходит».

«Так мне ждать, когда оно пройдет?»

«А у тебя есть другой вариант?»

«Нет».

«Значит, жди».

* * *

Вскоре к Гале и ее маме приехал папа и муж. Они побыли вместе два дня, и мама уехала — ее отпуск закончился, а папа остался с дочерью. Поскольку дети стали неразлучны, то и их родителям приходилось проводить вместе время с утра до ночи. И если мама девочки была не слишком назойливой и очень хорошо чувствовала, когда Дина расположена к болтовне, а когда ей хочется помолчать, то папа, оставшись один, принялся активно развлекать свою соседку разговорами. Разговоры были бессодержательными и сводились к примитивному обхаживанию и прощупыванию своих шансов на место курортного кавалера — одинокий муж решил не терять даром ни минуты свободы. Он был вполне симпатичным, живым, не лишенным чувства юмора, Дининым ровесником.

«И что, — спросил как-то Дину Внутренний Голос, — если бы не его навязчивость и активность, ты бы уступила?»

«Не знаю», — честно ответила Дина.

«Ага… Значит, вероятность есть».

«Похоже…»

«А мотив? Это симпатия или желание отомстить?»

«Ни то ни другое. — Дина подумала. — Скорее, любопытство… научный интерес… желание узнать, как это бывает».

Но мысль о сближении со случайным мужчиной только по причине вынужденного тесного соседства в условиях ничем и никем не ограниченной свободы отдавала невообразимой пошлостью.

— Я не любительница интрижек. Тем более курортных, — сказала как-то Дина в ответ на очередное недвусмысленное предложение соседа по двору, пляжу и столику в кафе, где они с детьми питались два раза в день.

— Вы негибкая женщина, — засмеялся тот, пытаясь скрыть разочарование и задетое мужское самолюбие.

— Я гибкая, — сказала Дина серьезно, ей окончательно надоела эта тягомотина. — Только я люблю своего мужа.

— Вы же не замужем.

— Да, извините… — Она начинала злиться. — Я люблю своего любимого мужчину. Этого достаточно?

Отставленному донжуану оказалось достаточно. Он активней завертел головой по сторонам и наконец нашел то, что искал. Теперь Дина проводила дни на пляже в компании влюбленных детей и любимых книг. Галин папа появлялся лишь к вечеру, когда пора было сворачиваться. Потом он уходил «в кино» или «в ресторан», а во сколько возвращался, Дину не интересовало. Она укладывала Галю спать и шла к себе.

Стоило мелькнуть шальной мысли типа: «А может, я зря?..» — как ее передергивало от отвращения.

* * *

Когда Дина и Гоша вернулись домой, Костя сказал, что менять ничего не хочет, что не может разобраться в себе и своих чувствах, что это в самом деле какое-то затмение, и попросил Дину потерпеть еще немного.

— Если ты все еще любишь меня. — Он с нескрываемой надеждой посмотрел на Дину.

— Я тебя все еще люблю, — твердо сказала она.

— Я хочу, — добавил Костя, — чтобы ты знала: здесь, в нашем с тобой доме, она не была ни разу.

— Это твой дом, — ответила Дина, но ей стало приятно и даже легко.

— Это наш дом, — возразил Костя.

Они решили не говорить ничего Гоше и постараться вести себя так, будто не происходит чего-то из ряда вон выходящего.

И все осталось по-прежнему, если не считать того, что Костя теперь спал в своем кабинете, на слишком тесном для его крупного тела диване, но Дине тем не менее он не позволил уходить из спальни. Ночевал он только дома, а если возвращался позже обычного, то бывало это очень редко и всегда с предупреждением. В такие моменты Дина старалась не думать о том, с ней ли он или задерживается по работе.

Миша с Машей тоже ни о чем, похоже, не подозревали. Хотя нарочно Дина не выясняла этого у Кости, он сам как-то сказал ей:

— Мишке я ни о чем не говорил.

— Я Машке тоже, — сказала Дина.

Дина удивлялась себе: ей не приходилось ломать комедию, изображая полное благополучие их с Костей отношений, доведись им оказаться на людях вместе. И в его поведении, и в отношении к себе она не замечала ни ноты фальши. Как только они с Костей выходили за пределы своих спален, все становилось на свои места. Возвращались их теплота, привязанность. Нет, не так… Ничего не возвращалось, все оставалось как было. Это они, Дина и Костя, возвращались к себе самим, и им было хорошо в этом состоянии безраздельной принадлежности друг другу и нежной взаимозависимости. Ей иногда в такие минуты казалось, что кончился кошмарный сон, наваждение, она проснулась и все по-прежнему: вот он, бесконечно любимый… по сей день до головокружения любимый ее Костюша… Но кончался маленький праздник, и они покидали свой уютный, надежный кокон и расходились по разным комнатам, по разным постелям. А оболочка их некогда населенной вселенной, сотканная за четырнадцать лет совместного легкого и счастливого труда из слов, взглядов, касаний, пустела. Но не рушилась. Пока не рушилась. Пока ее еще использовали время от времени и вольно-невольно подпитывали, подлатывали все тем же эфемерным материалом из слов, касаний, взглядов, замешенном на нежности…