— Вито, но…

— Что «но»?

— Мелани преподает игру на фортепиано! Не забывай об этом.

— Те сцены, где она дает уроки, уже сняты, верно? Отлично… А теперь она будет учить пению. Мелани ведь умеет петь? Если нет, возьмешь дублершу. Не будь таким буквоедом. Люди не читают книг и не сравнивают их сюжет с сюжетом фильма. Девяносто пять процентов романа «Унесенные ветром» в картину не вошли. Кстати, почему здесь нет твоего сценариста? Вызови его завтра же. Он может спать на полу.

— Вито, побойся бога! Как мы будем снимать в больничной палате? Палата Мелани самая большая во всей больнице, но камеры, операторы, прожекторы, кабели… Нет, уместиться там невозможно.

— Сколько будет стоить на пару дней снять операционную? В крайнем случае, снимай в операционной по ночам. Максимально используй дублершу. Кровать Мелани на колесиках, так что ее можно разворачивать под любым углом. Никаких операторских изысков, только крупные планы.

— Я когда-нибудь говорил, что люблю тебя?

— Кажется… Пойдем выпьем. Я угощаю.


Бар «Аутлоу-Инн» был переполнен, и Заку с Вито пришлось дожидаться, пока освободится столик. Поскольку съемки были прекращены до особого распоряжения, все, кроме вновь прибывших сотрудников студии, оказались свободными. Они с удовольствием собирались, сплетничали и радовались тому, что работы нет, а денежки капают.

— Пикируем! — скомандовал Вито, увидев собравшуюся уходить группу костюмеров. — Что будешь пить?

— «Негрони», радость моя, а ты как думал? — раздался женский голос, и к ним присоединилась Мэгги Макгрегор. — Помнишь, котик, когда ты впервые угостил меня этим коктейлем? Рим, тысяча девятьсот семьдесят четвертый год, «Остерия дель Орсо». Я никогда этого не забуду. — Она наклонилась и поцеловала Вито в губы. — Если в Монтане нет «кампари», я буду очень разочарована. Кстати, как ты сюда попал, черт побери?

— Я решил, что ты непременно примчишься, и разбил здесь лагерь! — засмеялся Вито. Он был ужасно рад видеть ее. Если Мэгги вспомнила времена, когда брала у него интервью для «Космо», будучи никому не известной журналисткой, интервью, за которым последовали две недели страстной любви и глубокая взаимная привязанность, о дальнейших неприятностях можно было забыть.

— Ты, как всегда, неотразим… — Мэгги смерила Вито оценивающим взглядом и заметила, что ни прошедшие годы, ни местные морозы не уменьшили исходящего от него тепла. Его короткие вьющиеся волосы ничуть не поредели, а несколько морщин на лице только прибавили ему значительности. — Узнаю прежнего Вито Орсини. Только он может ходить в твидовом костюме и кашемировом пальто там, где все остальные кутаются кто во что горазд… А кто этот джентльмен? — спросила она, показывая на Зака.

— Мэгги, позволь представить тебе Зэкери Невски, режиссера «Хроник».

— Ах, вот как? Зак, я была без ума от вашей «Честной игры». — Мэгги испробовала на нем чары своих выразительных темных глаз. Тех самых проницательных и все видящих глаз, которые держали в страхе половину представителей шоу-бизнеса. Глаз, которые заставляли людей публично признаваться в том, что они всеми силами пытались скрыть. Мэгги было тридцать два года, и она находилась в самом расцвете сил. Она была любимицей миллионов американцев, смотревших вечерние теленовости.

— Спасибо, Мэгги, — почтительно сказал Зак.

— Так что здесь делает Вито? — осведомилась она.

— Вито? Гм-м… ну…

— Мэгги, я прилетел, чтобы уговорить Зака стать режиссером моей новой картины, а когда начался этот фейерверк, решил подождать и посмотреть, чем он закончится.

— Какой новой картины? — требовательно спросила Мэгги.

— Это секрет. Говорить об этом пока рано. Даже тебе, любовь моя. Но Зак уже дал мне слово. Правда, Зак?

— Конечно… — Деваться было некуда. Теперь Зак был связан обещанием крепче, чем если бы подписал договор. Ему стало ясно, почему Вито с такой готовностью откликнулся на его предложение. Что ж, все справедливо. Он был перед Вито в долгу за спасение «Хроник»…

— Так, значит, вы снова в одной упряжке? Чудесно. Обещайте, что будете держать меня в курсе. Слушай, Вито, ты помнишь, как мы обедали в «Бутике Ла Скала» на Беверли-Хиллз? Я брежу или Билли действительно начала писать кипятком, когда мы вспомнили съемки «Медленного парохода»? Я не перестаю ломать себе голову… Я ей никогда не нравилась и не нравлюсь до сих пор, но разве я не искупила свою вину, когда позвонила тебе за день до церемонии и сообщила, что ты получил «Оскара» в номинации «Лучший фильм года»?

— Ну, ты же знаешь, как Билли относится к…

— Вы поболтайте, а мне пора бежать. — Зак решительно поднялся из-за стола.

— Интересно, куда это? — по привычке спросила Мэгги, не сводя глаз с Вито.

— Опаздываю на пресс-конференцию, — сказал Зак и пулей вылетел из бара, боясь истерически расхохотаться.

— Он душка, — сказала Мэгги. — Просто душка.

— Место занято, Мэгги.

— Кем это?

— Моей дочерью. Он член семьи.

— Ну… раз так… — Искорка интереса в глазах Мэгги тут же погасла.

— Слушай, тут так шумно, что я тебя едва слышу, — пожаловался Вито. — Может, выпьем в местечке потише? Например, у тебя в номере. Нам есть что сказать друг другу. Я бы пригласил тебя к себе, но, увы, мы живем в одном люксе с Заком.

— Пойдем ко мне, — согласилась Мэгги. — Закажем обед в номер и слегка расслабимся. Все равно сегодня вечером ничего важного не случится.

— Так ты тоже остановилась здесь?

— Ну конечно, Вито, — с удивлением ответила Мэгги. — В президентском люксе. Мой телеканал заботится о своих сотрудниках.

К тому времени, когда в номер доставили обед, Вито заставил Мэгги поверить, что идея о часовой телепередаче, посвященной спасению «Кейлиспеллских хроник», принадлежала ей самой.

— Забавно… Меня привлекает не столько сам фильм, сколько интерес, который проявляют к нему люди, — сказал Вито, когда они лежали в постели, решив отложить еду ради долгожданного воссоединения.

— Попытка убийства и самоубийство? Вито, эта история навязла у всех в зубах. О ней будет написано столько, что через десять дней людей начнет тошнить. Ради нее я бы и прилетать не стала, но руководство телеканала настояло.

— Согласен. В самой попытке убийства и самоубийстве нет ничего интересного. Даже при том, что жертвой стала Мелани Адаме. Меня интересует то, что будет дальше. Мелани — актриса, которая сделала самую легкую и быструю карьеру в истории кино. У нее никогда не было никаких осложнений. Конечно, у нее бесспорный талант, конечно, она потрясающая красавица, но мы оба знаем, что с этим она родилась. И в этом есть что-то дьявольски несправедливое. Она вела безмятежную жизнь, и теперь я хочу посмотреть, как на нее подействует эта травма. Она не сможет жить дальше так, словно ничего не случилось; это выше человеческих сил. Однажды ночью в ее спальне вооруженный мужчина набросился на Мелани и едва не убил. Она никогда не сможет забыть этого, никогда! Как этот опыт изменил ее? Сомневаюсь, что кому-нибудь придет в голову спросить ее об этом.

— Ай, брось… Мелани наймет круглосуточных телохранителей, как делает множество людей, заведет здоровенных немецких овчарок, и если у нее есть мозги, в чем я сильно сомневаюсь, перестанет ночью впускать к себе в спальню парней. Может быть, пройдет курс психотерапии, по примеру других звезд, но в этом нет ничего интересного.

— Мэгги, ты меня удивляешь. — Вито обвязал покрывало вокруг талии и поднял трубку, чтобы заказать обед. Он достаточно хорошо знал вкусы Мэгги, чтобы не задавать лишних вопросов. — Велели подождать полчаса, — объявил он. — Хочешь грецких орехов или предпочтешь съесть что-нибудь из фруктов?

— Угу… Так чем я тебя удивляю?

— Тем, что ты можешь взять интервью, которое не сумеет взять никто другой, а вместо этого предпочитаешь лежать здесь, со мной, и говорить банальности.

— Черта с два! — В Мэгги взыграла гордость.

— Именно банальности. Ты встала на точку зрения средней домохозяйки, читающей газеты. «Стало быть, Мелани Адаме чуть не застрелил ревнивый любовник?» Зевок. «Ничего, скоро я увижу ее живой, здоровой и богатой, как всегда». Зевок.

— Гм-м…

— Что это значит?

— Когда я говорю «гм-м» вместо «дерьмо», это значит «может быть, ты и прав». Объясни мне, как ты этого добиваешься. Я слишком устала, чтобы сообразить это сама. Похоже, мозги у тебя не стареют. Сколько тебе, Вито? Девятнадцать?

— Сорок восемь. Думаю я немного медленнее, чем раньше, но ты меня вдохновляешь.

— Стало быть, у человечества еще есть надежда. Продолжай.

— Это вечный вопрос. Синдром «раньше-позже». Все мы знаем — или думаем, что знаем, — какой Мелани была прежде. Но никогда не узнаем, какой она станет. Мы никогда не сумеем поговорить с ней по душам и будем пробавляться сообщениями специалистов по связям с общественностью, если ты не заставишь ее разговориться. Мы никогда не узнаем, что она почувствовала, когда внезапно из знаменитой кинозвезды превратилась в беспомощное ничтожество, умоляющее сохранить ей жизнь. Сможет ли она вновь ощутить себя сильной? Смогут ли все телохранители на свете избавить ее от чувства собственной уязвимости? Мэгги, все это твои вопросы. Я так и слышу, как ты задаешь их. Сохранила ли она свою смелость? Не актерскую смелость, а человеческую. Вот что я хотел бы понять. Но это нельзя спросить. Это можно только показать.

— Как?

— Зак придумал, как Мэгги, лежа на больничной койке, сможет за девять дней сыграть две самые сложные, самые эмоциональные сцены — одну с Клинтом Иствудом, другую с Полом Ньюменом. Конечно, если она захочет этого сама и если позволят врачи. Он не будет знать этого до последней минуты. Эти сцены были бы тяжелыми в самых благоприятных обстоятельствах для самой здоровой актрисы. Сейчас Мелани абсолютно противопоказаны такие усилия. Никто от нее этого не ожидает. Никто не осудит ее, если она захочет окончательно восстановиться после ранения. Никто не обвинит в том, что из-за нее пришлось прекратить съемки. Все это Мелани знает. Но сможет ли она решиться на продолжение съемок? Захочет ли отдать этому остатки сил?