Стена не ответила.

— И нет ей ответа, — обреченно-безутешно подытожила Верити, словно извиняясь перед терракотовой краской: в конце концов, та никогда и не обещала разговаривать с хозяйкой дома. По крайней мере — в отличие от друзей, в которых Верити так нуждалась и которые ее покинули, — стена была здесь, с ней, и она не изменит. Верити понимала, что до чертиков обрыдла трем-четырем своим замужним приятельницам, у которых было о чем подумать, кроме ее невзгод, и у которых росли дети, коих не было у нее, — дети, несмотря на свой нежный возраст и кажущееся простодушие, судя по всему, требовали чертовой прорвы забот и времени, так что их матерям было совершенно некогда сидеть здесь, у нее на кухне, и выслушивать ее жалобы.

Она сделала глоток. Напиток оказался разведенным настолько, что вкуса почти не ощущалось. Пришлось добавить еще джина.

— Знаешь, Стенка, — сказала она, — хорошо хоть у тетушки Маргарет есть свободное время. Во всяком случае, она не погрязла в жизненной трясине и не обязана торить дорогу для будущих поколений. А вот я торчу здесь, безуспешно пытаясь выкарабкаться из глубокой ямы. Весь вопрос в том, чего тебе не хватает, когда живешь с таким трахальщиком, как Марк, и что тебя радует, когда ты от него избавляешься. Ничего, вместе с Маргарет мы как-нибудь это переживем!

Стена, как ей кажется, отозвалась на ее тираду слабым мерцанием.

Верити задумчиво сделала очередной глоток.

— А может, не заводить больше никаких связей? Вообще никаких. Вот тетушке Эм это же как-то удается. Она даже Роджера прогнала — правда, встречи с ним и связью-то назвать трудно…. — Верити хихикнула, прикрывая рот рукой, и лукаво подмигнула стене. — Не с такими ушами… — Еще глоток. Беседа, хоть и односторонняя, успокаивала. — Его уши-кувшины похожи на маленькие церковные колокола; с такими ушами можно примириться, только если фамилия их владельца Ротшильд. Ты согласна?

Если стена и была согласна, то предпочла держать свое согласие при себе.

Постукивая краем стакана по зубам, Верити свободной рукой поворошила сушеные травы, развешенные над плитой. Это занятие вызвало у нее безмолвный приступ слез, слезы капали в стакан.

— Эх, Стена, — пожаловалась она наконец, — какой смысл сушить эти чертовы травы, — и оторвала острый листик розмарина, — если некого кормить жареным ягненком? — Растерев в пальцах сухую пряность, Верити высыпала труху на пол и отщипнула кусочек базилика. — Или пастой. — Базилик отправился вслед за розмарином. Слезы ручьем лились в стакан, попадая в рот. Верити подошла к стене, прислонилась к ней щекой. Если закрыть глаза и хорошенько сосредоточиться, можно представить себе, что эта плоская, покрытая эмульсионной краской поверхность — его щека, ответно льнущая к ней. Но почему-то ей представилось не лицо Марка, а уши Роджера, и это вызвало смешок. — Он был задницей! И Марк был задницей! Все они — задницы, все как один. Женщины куда лучше, — бормотала она, обращаясь к кусочку Италии у себя под щекой. — Правда, Стенка? Так говорят французы, а уж они-то знают. Ты ведь тоже женского рода. — Она расхохоталась. — Уши Роджера. Милая тетушка Эм. А ведь последнюю неделю мы с ней, в сущности, почти не виделись…

Верити осушила стакан и решительно поставила его в посудомоечную машину — хватит, она и так достаточно отрешилась от реальности, общаясь с неодушевленными предметами. Погрозила стакану пальцем и приказала:

— Стой там. Ты мне больше не нужен, чтобы пережить этот жизненный срыв. Для чего, в конце концов, существуют друзья?

Усевшись на высокий викторианский стул перед баром, сняла трубку висящего на стене телефона и набрала номер тетушки Маргарет. Гудок… Почти моментально в трубке прозвучал женский голос, такой бархатистый, будто его предварительно долго вымачивали в жирных сливках.

— Алло, — послышался голос. — Маргарет Перси слушает.

Пауза. Совершенно очевидно, что Маргарет Перси ждала ответа позвонившего, а позвонившая никак не могла соотнести имя с абсолютно незнакомым голосом.

— Алло, — снова прозвучал сливочный бархат. — Алло.

— Гм-м… — произнесла наконец Верити. — Тетушка Эм? Алло!

Когда голос подруги вновь обрел свое обычное звучание, Верити вздохнула с облегчением — значит, ей просто показалось.

— Верити? Как ты там?

— Скверно, — ответила Верити. — Можешь прийти ко мне?

С другого конца провода донесся тихий вздох.

— Я немного занята. — Голос Маргарет уже не вызывал ни малейших сомнений. — Может, завтра?

— Чем ты можешь быть занята? — рассердилась Верити. — Ты же сейчас ничего не делаешь!

От бархатных сливок не осталось и следа — лишь холодность порции, а то и двух, фруктового мороженого на палочке. Даже итальянская терракота взирала на Верити осуждающе. Верити поняла, что не следовало высказываться столь бездушно и провокационно, это чревато ссорой. А все из-за проклятого джина и этой Стенки, подумала она, пытаясь сообразить, как лучше продемонстрировать искреннее раскаяние.

— Если я не хожу на работу, это не значит, что я сиднем сижу дома все дни напролет. — Праведный гнев, звенящий в голосе тетушки Маргарет, подразумевал, что Верити-то как раз только этим и занимается.

— Я просто хотела сказать, что ты сейчас восхитительно свободна.

Тетушка Маргарет издала неопределенное «м-м-м», все еще больше похожее на мороженое, однако уже начинающее таять.

— А вечером сможешь прийти?

— Нет. Вечером я занята.

Верити ждала подробностей, что было бы естественным продолжением разговора. Но подробностей не последовало, и она была вынуждена спросить:

— Идешь куда-то?

Голос собеседницы снова стал ледяным.

— Просто ухожу. Выпить.

— С кем? — Верити оживилась, в надежде, что сможет присоединиться, если это кто-то из общих знакомых.

— Это что? Третий уровень контроля? — вопросом на вопрос ответила Маргарет.

Озадаченная Верити смешалась:

— Я только спросила. Ну, может, после зайдешь?

— Нет.

— Почему — нет? — раздраженно вскинулась Верити.

— Потому что у меня другие планы.

— И какие же?

— Пойти выпить еще в одно место.

— Ну, ты даешь! — удивилась Верити. — Ты пьешь больше, чем я, а ведь в отличие от меня у тебя нет оправдания в виде разбитого сердца.

— Я не пью, Верити. Просто иду в бар — в два бара, где выпью пару бокалов.

— Значит, ведешь светскую жизнь, — скорбно заключила Верити. — Можно мне пойти с тобой?

— Нет! — взорвалась тетушка Маргарет. Потом замолкла и уже нормальным тоном, словно буря внезапно утихла, добавила: — Прости. Прости, я не хотела тебя… Но тебе со мной нельзя.

— Это мужчина? — весьма агрессивно спросила Верити. «А вот у меня теперь нет мужчины», — стучало у нее в висках.

— Как твои дела? — спросила наконец подруга просто потому, что знала: Верити этого ждала.

— Хуже некуда.

— Мне жаль.

— Спасибо, что поделаешь… — Голос Верити начал слегка дрожать. — Тетушка Маргарет?

— Да?

— Как насчет проекта «Анонимные жертвы Марка»?

— Не поняла? — рассеянно переспросила Маргарет.

— Ну, помнишь, в прошлый раз ты сказала, что, если моя рука когда-нибудь потянется к телефону, чтобы набрать номер Марка, я должна сначала поговорить с тобой. Ну, как с телефоном доверия «Анонимных алкоголиков»: «Не ищите утешения в виски, ищите утешение в друге».

— Ну и что? Тебе захотелось ему позвонить?

— Мне постоянно хочется ему позвонить. Для меня телефон — все равно что вожделенная бутылка джина, приделанная к стене.

— Бедняжка. А ты не можешь найти себе какое-нибудь отвлекающее занятие?

— Оно у меня есть. Называется — джин. Моя печень, похоже, скоро покинет меня и поселится отдельно, в коммуне каких-нибудь забулдыг, — там для нее все же будет безопасней…

— Ах, Верити! — Голос тетушки Маргарет звучал скорее сварливо, чем сочувственно, но, ничего не замечая в своем беспробудном горе, Верити продолжала с еще большим надрывом:

— Я прочла «Мадам Бовари» и дочитываю «Анну Каренину». Нужно говорить еще что-нибудь?

— Верити, не надо меня шантажировать.

— Не будет ничего удивительного, если я не выдержу. — Молчание. — Значит, ты отвергаешь проект? А ты понимаешь, на что толкаешь меня? Ты толкаешь меня на то, чтобы я продолжала губить себя только потому, что ты слишком занята и не можешь уделить мне несколько минут своего драгоценного времени, когда я так в этом нуждаюсь, и…

Тетушка Маргарет капитулировала.

— Прости, — сказала она, напоминая себе, что для того, чтобы иметь друзей, надо самой быть другом. — Ладно, заскакивай ко мне. На полчасика, не больше…

Верити положила трубку и, удовлетворенная, обхватила руками колени, подтянув их к груди. Наконец-то нашелся хоть кто-то, кому она небезразлична.

— Вот видишь, Стенка, — наставительно сказала она. — Кому нужен скотина-любовник, когда на свете есть друг, всегда готовый тебя поддержать?


— Когда-нибудь я сделаю для тебя то же самое, — пообещала Верити, падая на тахту.

— Хочется надеяться, что такая необходимость не возникнет, — ответила тетушка Маргарет.

— Возникнет, если ты собираешься встречаться с мужчинами. — Верити прищурилась. От ее внимания, несмотря на всю ее скорбь, не ускользнули перемены в облике подруги. — У тебя новая стрижка. Тебе идет.

— Спасибо, — ответила Маргарет, и ее рука невольно потянулась к волосам.

Верити сощурилась еще больше.

— И ты сделала маникюр.

Тетушка Маргарет посмотрела на свои ногти так, словно сам факт их существования на концах пальцев удивителен.

— Да.