Генри очень нравилось, как она краснела. Ее стыдливый румянец приводил его в восхищение. Он мечтал об их первой брачной ночи, которую они намеревались провести в Рейвенсфилде, — вот почему Генри так торопился с окончательной отделкой загородного дома. Однако он не мог долго оставаться без Дианы и при первой же возможности летел назад, в Лондон, где они вместе подыскивали мебель для их будущего семейного гнездышка. Часть обстановки Генри приобрел на распродаже в Бедфорд-Хаусе, но мебели требовалось гораздо больше, не говоря уже о нарядах. Они разбрасывались деньгами, но Диана утешала себя мыслью, что ее приданое с лихвой покроет все расходы.

Что касается Генри, то его вообще ничто не волновало: ни траты, ни рамки приличий. Первой необходимой частью обстановки, по его твердому убеждению, являлась кровать, вернее, свадебное ложе. В каждом мебельном магазине его прежде всего интересовала кровать, причем самого большого размера. Везде он задавал один и тот же вопрос — нет ли чего-нибудь побольше, пошире, тем самым приводя Диану в несказанное смущение.

Ее терпение лопнуло после того, как они обошли не менее полудюжины магазинов. В каждом из них, видя нарастающее возбуждение Генри, она спрашивала владельца, нельзя оставить их наедине в задней комнате, где она могла бы привести жениха в чувство. Видя перед собой знатных особ и в надежде заключить выгодную сделку, владелец без лишних слов вел влюбленных в заднее помещение и поспешно оставлял их наедине.

— Тебе невозможно угодить, — с притворным возмущением говорила Диана, обвивая его шею руками. — Может, лучше заказать копию брачного ложа, модных во времена Средневековья.

Генри ухмылялся, тут же заключал ее в свои объятия и принимался осыпать поцелуями, после которых раздражение Дианы таяло почти мгновенно.

— Ты скоро узнаешь, — шептал он ей между поцелуями, — что мне угодить не труднее, чем любому другому мужчине. Женщины другое дело, им угодить намного сложнее, но мне всегда нравилась эта разница.

— Как у тебя только язык повернулся сказать то, что ты сказал мне в первом же магазине, — упрекнула она.

— Ах, это, Ди, — рассмеялся Генри. — Думаю, первая ночь с тобой станет для меня самой большой радостью в жизни. Что касается той кровати, которую ты выбрала вначале, она меня совершенно не устраивает. Кровать предназначена не только для сна, но и для наслаждений. Вот почему нам необходима не просто большая, а очень большая кровать, причем на ней должны одновременно помещаться не только мы вдвоем, но и все наши восемь будущих детей.

— Восемь? — поразилась Диана.

— А сколько ты хочешь? Десять? — задумчиво произнес он.

— Генри, хватит шутить, — рассмеялась Диана, и он вместе с ней. — Ты будешь вести себя серьезно?

— И не собираюсь, — весело сказал он, целуя ее снова. — Сами посудите, моя дорогая мисс Мерриуэзер, куда годится эта кровать, которую мы только что с вами рассматривали? Удобно ли вам будет кричать, лежа на ней, от доставляемого мной наслаждения, не говоря уже о том, когда вы будете рожать на ней наших будущих одиннадцать детей?

Диана зарделась от смущения, но согласно закивала головой. Когда они вернулись в торговый зал, она неуверенно спросила:

— Неужели ты в самом деле хочешь иметь столько детей?

Генри пожал плечами:

— А почему бы и нет? Я всегда мечтал о большой семье. Но сейчас не стоит думать об этом, а тем более волноваться. Поживем — увидим. Сейчас я могу думать только о нашей первой ночи.

Беспокойные мысли Дианы тут же развеялись. Ее, как и Генри, опять стали одолевать приятные мысли о приближающемся дне венчания. О том, как здорово совершать праздничные покупки, даже столь нескромную по своим размерам кровать, и о том, что последует после свадебной церемонии. Впрочем, у какой новобрачной не замирает от волнения сердце при мысли о своей первой брачной ночи?

И вот наступил долгожданный день. Диана с радостным удивлением смотрела на свое отражение в зеркале. Неужели это именно она, а не какая-нибудь другая женщина? Неужели она так похорошела? На нее из зеркала глядела настоящая красавица с блестящими глазами и румяными щеками. Улыбающаяся, счастливая женщина, в чем не было никаких сомнений! Диана всю жизнь мечтала быть такой, какой она видела себя сейчас, и это маленькое чудо помог ей совершить Генри.

Диане даже показалось, что она немного поглупела от счастья. Хотя у нее хватило благоразумия кое о чем расспросить мать вечером накануне венчания, но материнские советы не удовлетворили ее.

— Накануне моего венчания я не разговаривала с моей матерью, твоей бабкой, — сказала она. — Вероятно это было к лучшему. Ничего хорошего она мне не сказала бы, а скорее всего посоветовала бы пренебречь своими супружескими обязанностями. Я напоминаю тебе о твоем долге перед мужем, перед той семьей, членом которой ты становишься. Твоя же бабка прочитала мне нотацию о том, что я делаю большую глупость, выходя вот так замуж. Я тебе скажу другое: ты поступаешь правильно. Раньше я сомневалась в искренности намерений Уэстона. Но теперь вижу, что он на самом деле любит тебя. Тебя ждет счастливое будущее. Накануне венчания ты, наверное, нервничаешь и волнуешься, что вполне понятно, и все же, несмотря на это, постарайся выспаться.

— А ты ничего не хочешь мне рассказать о первой брачной ночи?

— А-а! — Мать явно растерялась, ее лицо приобрело испуганное и вместе с тем немного комичное выражение. — Думаю, в этом нет никакой необходимости.

— Но ведь…

— Не бойся. Твой муж научит тебя всему, что надо знать, — пообещала мать. Это были ее последние слова, прозвучавшие своеобразным напутствием.

Нет, Диана нисколько не сомневалась в том, что Генри научит ее многому. Он мог заставить ее потерять самообладание и подарить ей такое наслаждение, какого она никогда прежде не испытывала. Но ей хотелось знать, сможет ли она пробудить в нем точно такие же чувства, доставить ему столько же удовольствия, сколько он доставлял ей.

Она склонила голову в одну сторону, потом в другую, пытаясь найти самый соблазнительный ракурс.

— Не шевелитесь! — послышалась французская речь, продеваемая лента больно рванула волосы Дианы, как бы предостерегая ее от резких движений. Так как горничная Дианы уехала в Рейвенсфилд, чтобы все подготовить к приезду новобрачной, свадебную прическу Диане делала Мартина, камеристка старой герцогини, которая поручила любимую внучку ее заботам.

— Что это вы делаете? — продолжала тараторить по-французски Мартина.

Диана вздохнула. Мартина не отстанет от нее, пока не узнает, почему она ерзает перед зеркалом.

— Хочу понравиться своему жениху.

— Он хочет, чтобы вы корчили рожи перед зеркалом?

— Нет, конечно, нет. Ой. — Горничная опять больно потянула прядь ее волос. Диана рассмеялась, сегодня у нее было смешливое настроение. Она наблюдала, как Мартина задумалась, пытаясь сообразить, как лучше украсить прическу белыми и серебристыми лентами. Она была почти сверстницей герцогини, но выглядела намного моложе своих лет. Мартина сохранила не только привычку говорить по-французски, но и — joie de vivre — французскую живость чувств. Диане даже стало интересно: много ли у нее было радостей за ее жизнь.

— Мартина, вы были замужем?

— Увы, мне не довелось испытать этого удовольствия. Но, — горничная хитро улыбнулась, — сегодня я охотно поменялась бы с вами местами. Он просто красавец.

Диана зарделась от ее похвалы.

— Да, он очень красив, Мартина, — Диана немного замялась, — я хотела бы вас спросить: знаете ли вы, что делать в первую брачную ночь? А это правда, что все французские женщины от рождения знают, как надо обольщать мужчин?

Мартина улыбнулась, глядя на Диану в зеркало и закрепляя ее волосы шпильками.

— Готово, — сказала Мартина, отступая на шаг назад и оглядывая прическу. — Не вы, а ваш муж должен вас соблазнить, разве не так?

— Нет. — Диана замотала головой. — То есть я имела в виду, да… Он… он так целует меня, так… касается меня, что я забываю обо всем на свете. Но мне бы хотелось, чтобы я могла воздействовать на него точно так же, как он на меня. Мужчины, как известно, предпочитают больше постель и мало думают о свадьбе. Но Генри приводит в волнение как свадьба, так и предстоящая ночь. Ему очень хочется, чтобы все прошло превосходно. Несмотря на то что я стараюсь поменьше думать о тех женщинах, которые были в его прошлом, я не могу не думать о них. Ведь они умели доставить ему наслаждение. Мать ни о чем мне не рассказала, поэтому я… — Диана запнулась, так как Мартина подняла руку, прерывая поток ее слов.

— Ваш муж прежде всего будет наслаждаться вашей невинностью, а для мужчин это очень много значит. Они любят давать подобные уроки. Это обостряет их чувство мужественности. Но если ваша матушка ничего вам не объяснила, в таком случае я вам кое-что расскажу, хорошо? Слушайте, пока я буду помогать вам одеваться.

Мартина принялась тараторить, мешая французские и английские слова, так что Диана из всего услышанного смогла понять едва ли половину, а то, что не поняла, отнесла на счет не очень хорошего знания французского и недостатка воображения. Описанные Мартиной действия плохо укладывались в ее голове, а еще чаще приводили в шок и недоумение. Впрочем, убеждение Мартины, что поцелуи заставляют мужчин терять голову, послужили для Дианы утешением, она считала, что умеет целоваться.

Диана поняла: впереди ее ждет нечто такое, от чего она полностью потеряет голову. От рассказов Мартины у нее пробежала по спине дрожь, и ею овладело сладостное предчувствие. Так вот для чего Генри выбирал наиболее просторную кровать… Боже, что еще можно было делать на ней? От таких порочных мыслей ее щеки залил яркий румянец. Хорошо, что ее мать приняла это за волнение перед приближавшейся брачной церемонией.