Диана была девственницей, тем не менее она располагала кое-какими знаниями в плотских утехах. Во-первых, она воспитывалась в провинции, где разводили лошадей, а во-вторых, ее дедушка коллекционировал античные статуи, которые располагались в том числе и в столовой. Во время обеда и ужина Диане волей-неволей приходилось взирать на обнаженные торсы греческих богов. Однако между холодным мрамором и горячим телом Генри Уэстона была огромная разница. То, что упиралось в низ ее живота, наводило на соответствующие размышления, и при мысли об этом ее бедра, словно соглашаясь с ее мыслями, дернулись вперед и задрожали.

— Ты сводишь меня с ума, — прошептал он ей на ухо.

Окружавшая ее темнота только обостряла чувства Дианы. Она упивалась страстными нотками в его голосе, причем охрипшее тяжелое дыхание обоих звучало почти в унисон, что тоже пьянило и кружило голову. Сердце гулко и быстро колотилось в ее груди. Ее губы ощущали сладкий вкус съеденных им пирожных и еле уловимый аромат бренди, но главное это был его запах, мужской запах, запах Генри Уэстона. Каждый раз, когда они оставались наедине и так же близко, запах, окружавший Генри, сгущался, словно воздух в преддверии бури.

Буря все приближалась. Предчувствие не могло обмануть Диану: вскоре у нее не будет сил противиться.

Дыхание Дианы становилось все более глубоким и прерывистым, голова кружилась все сильнее под непрерывными ласками Генри.


«Ваза разлетелась на кучу синих и белых осколков. Один из них очутился возле ног спрятавшейся Дианы, и она еще ближе подтянула колени к груди.

— Томас, эта ваза свадебный подарок принца Уэльского!

— Да, она разбита точно так же, как моя вера, как наш брак…»


— Нет, — прошептала Диана и, упершись руками в грудь Генри, оттолкнула его.

— Что случилось? — В его голосе слышалось недоумение и разочарование.

— Я не могу. — Она запнулась, проглотила застрявший в горле комок. — Надо идти, меня, наверное, уже хватились.

— Конечно, разве можно заставлять ждать сэра Скуку, — буркнул Генри.

— Не надо так называть сэра Сэмюеля при мне.

— Сэр Стикли — это олицетворение скуки и косности, возьмите хотя бы его суждения о лошадях, сплошная безвкусица и банальность.

Тут Генри прав, с ним нельзя не согласиться. Диана с тоской вспомнила, как сэр Сэмюель с гордостью показывал ей недавно купленную пару серого цвета лошадей для выезда. Блеклый цвет, посредственные лошадки, не очень даже подходящие для пары — для человека со вкусом кошмар да и только.

— Мне не важно, хорошо или плохо он разбирается в лошадях. Еще неизвестно, выйду я за него замуж или нет, но пока он самый достойный претендент на мою руку. А то, чем мы с вами только что занимались, вряд ли поможет осуществлению как ваших, так и моих планов. Как бы нам не остаться у разбитого корыта. Конечно, сэр Сэмюель далеко не идеал, тем не менее это… — Она взмахнула руками, пытаясь найти убедительный довод.

— Наши планы важнее и ценнее глупых поцелуев. А ведь все могло бы погибнуть, если бы кто-то увидел, чем мы тут с вами занимаемся.

Диана осторожно выбралась наружу. К счастью, в коридоре никого не оказалось. Она быстро оглядела свой наряд, расправила складки на платье, вроде все в порядке. Внешне, да, все было в порядке, в отличие от того, что творилось в душе. А там бушевал вихрь чувств, которые никак нельзя было назвать пристойными. Диана потрогала ладонями пылающие щеки, пригладила волосы и принялась энергично обмахиваться веером, чтобы побыстрее прийти в себя и уничтожить следы возбуждения.

Вернувшись в бальный зал, она как ни в чем не бывало принялась кокетничать и болтать, хотя в то же самое время мысленно то и дело возвращалась в темную, полную страстей кладовку, к человеку, который, шутя, мог поколебать ее хваленое самообладание. Рядом с ним она всегда терялась. Понять, как это ему удается, она не могла. Но сегодня он заставил ее не только забыться, но и вспомнить свое прошлое. Еще одна причина держаться как можно ближе к сэру Сэмюелю и как можно дальше от Генри Уэстона.

Генри стоял в темноте — мрачный, злой и недовольный собой. Опять потерять над собой контроль. С той самой ночи в саду он неустанно напоминал себе, что надо вести себя благоразумнее, а сегодня позволил себе забыться. Какая неосторожность! Но сегодня он действовал в своем амплуа, смело, нагло, дерзко. Диана вовремя опомнилась, и слава богу, а то неизвестно, чем бы все это закончилось.

Чувство вины тяжко опустилось на его плечи, непривычно, тревожно и мучительно. Что бы там ни говорили, он не соблазнял невинных девушек, более того, Диана была внучкой герцога, черт побери, а он — джентльменом. А джентльмен не станет набрасываться на благовоспитанную юную леди, ласкать ее груди, какими бы восхитительными они ни казались. Тут Генри зажмурился, опять ощутив волнующую упругую тяжесть в своей руке.

Усилием воли он прогнал наваждение. Однако возбуждение не проходило. Он хотел ее, и всего лишь оттого, что трогал ее груди. Он представил их обнаженными и едва не задохнулся от вожделения, от того, что ему захотелось делать дальше.

Боже, он провел дрожащей рукой по лицу. Не стоит ли ему на время уехать из города и остановиться в какой-нибудь деревушке, в таверне подцепить местную проститутку и переспать с ней, чтобы удовлетворить похоть. Все будет шито-крыто, Диана ни о чем не узнает. Совесть мучила его, но лучше признать свое поражение, чем испытывать такие муки.

Если он продолжит вести себя подобным образом, то погубит ее, а заодно и себя. Если бы она не остановила его, то еще неизвестно, как далеко бы он зашел в своем нетерпении. Скорее всего взял бы сперва все, что она сама предложила бы, а потом еще больше.

Несмотря на то что Диана была опасно близка к тому возрасту, когда к девушке приклеивался ярлык старой девы, она оставалась невинной. Конечно, благодаря его усилиям Диана из совершенно невинного создания превратилась в довольно искушенную особу, однако она по-прежнему оставалась девственницей, и таковой должна была остаться до замужества. Ей надлежало выйти замуж, это являлось ее главной целью, только ради этого она согласилась на его план с ухаживанием. Ей нужен муж, какой-нибудь скучный, сельский джентльмен вроде чопорного сэра Сэмюеля. Если бы Генри погубил ее репутацию, или их застигли бы во время таковой попытки, в таком случае Диана тоже могла бы выйти замуж — за него. При мысли об этом Генри прошиб холодный пот.

Впрочем, не все так ужасно, как ему показалось на первый взгляд. Он мог бы попасть в худшее положение, чем это. Черт, да что это с ним?! Неужели он спятил?! Он всерьез думает о женитьбе на Диане?! Он не хочет на ней жениться, а страстное желание, охватившее его, это результат их частого и длительного общения. И полное отсутствие в его жизни других женщин. Воздержание сыграло с ним плохую шутку.

Хотя он готовился к худшему, прошедшие два месяца оказались более приятными, чем он предполагал. Частые встречи с инвесторами, подшучивание над Дианой, разработка будущих улучшений Рейвенсфилда, тайные поцелуи, подборка племенных лошадей для его будущего конезавода и притворное ухаживание за Дианой — за всеми этими заботами и развлечениями время пролетело быстро и незаметно. В глубине души он был готов признаться, что ему не стоило притворяться, будто он ухаживает за Дианой. Он на самом деле ухаживал, причем без всякого притворства. Она его удивляла и забавляла, она дразнила его и подшучивала над ним, она верила в него и будила в нем самые лучшие качества. С ней он держался внимательно и нежно, выказывая себя с самой лучшей стороны.

К Диане его влекло не только вожделение. Еще до того как они заключили между собой соглашение, она сумела так попросить его помочь ее близкой подруге, одной из желтофиолей, что он с удовольствием выполнил ее просьбу. Как звали ту подругу? Кажется, мисс Фитербилл? Впрочем, какое это имеет значение. Главное, за нее просила Диана, и ему почему-то захотелось выполнить ее просьбу. Каждую неделю он посылал в дом Лэнсдаунов букет лилейников, так как твердо знал, Диана обрадуется его цветам. А как часто он встречался с ней — ни одной из своих прежних женщин он не уделял столько времени, сколько Диане.

Генри вздохнул: нет, он все-таки должен найти ей мужа. Как только она выйдет замуж, так сразу сложность положения, которую он иногда ощущал особенно остро, сгладится, исчезнет и перестанет его смущать. Пусть он нахал, но у нахала есть свои собственные представления о приличиях и нравственности, среди которых был негласный запрет — никаких связей с замужними дамами. Нет, решено, надо как можно скорее подыскать Диане мужа.

Конечно, уже один кандидат имелся — безвольный, ни рыба ни мясо, сэр Сэмюель. Но почему-то сэр Сэмюель совсем не нравился Генри. Какой это мужчина?! Сэр Сэмюель, как справедливо полагал Генри, отнюдь не был возмутителем спокойствия ни светского общества, ни женских душ, ни даже порядка в гостиной. Генри вспомнил сломанный стол во время его ссоры с мужем Изабеллы. Такой девушке, как Диана, требовался не узколобый педант во взглядах, одежде, поведении, как Стикли. Слишком много в ней страсти, огня, сарказма, что совершенно не укладывалось в те рамки, в которых привык жить Стикли.

Стикли не мог даже рассмешить Диану. Конечно, она не относилась к смешливым девушкам, слишком много в ней было выдержки и самообладания, но Генри научился преодолевать эти искусственные преграды. Зато потом как она вознаграждала его за смелость! Ее искренний, заразительный смех, бравший за душу своими низкими грудными нотами, возбуждавший и согревавший кровь не хуже бренди, вызывал у него непреодолимое желание целовать и целовать Диану. Разве нужен Стикли такой смех? Да ведь этот жалкий трус, пожалуй, не знал бы, что дальше делать.

Кроме того, Диана слишком преклонялась перед приличиями. Брак со Стикли окончательно погасил бы горевший в ее сердце огонь, и она стала бы рабой светских условностей и приличий. Ей нужен кто-то другой, кто сумел бы заставить ее забыть о серьезности и приличиях, кто сумел бы пробудить в ней подавленную страстность и показать ей, сколько удовольствия может подарить открытое проявление чувств. Проще говоря, в качестве мужа ей нужен нахальный, дерзкий тип.