Сара Линдсей - Любовник на все времена

Суффолк, Англия

Февраль 1784 года

Для своих восьми лет Диана Мерриуэзер умела отлично играть в прятки. Она могла спрятаться где угодно — в пустом буфете, за плотной шторой, за любой подходящей мебелью. Сегодня она укрылась под широким столом в библиотеке. Диана обожала прятаться, но не меньшую радость ей доставлял сам момент обнаружения.

Ее родители ловко подыгрывали дочери. Они любили искать ее, громко выкрикивая ее имя. Мама отдергивала шторы, а папа заглядывал под кровати и открывал дверцы шкафов. Нянька Дианы считала прятки глупой и бессмысленной игрой, и не без основания, — зачем ползать на коленях, утруждая себя поисками спрятавшейся девочки, когда голод или скука рано или поздно выгонят ее из укрытия. Нет, нянька не любила игру в прятки, к тому же она уже состарилась и ходила, покряхтывая, вперевалочку. Кроме того, у нее на руках был маленький Александр, младший брат Дианы.

В Суоллоусдейле нашлось бы немного мест, где можно прятаться. На конюшне, как твердо заявил папа, подстерегали опасности, а прятаться в парке строго-настрого запретила мама после одного случая, когда Диана заблудилась в лесу, примыкавшему к парку. Другое дело Халсвелл-холл, где жили ее дедушка и бабушка. Вот где настоящее раздолье для игры в прятки! Диана была там всего лишь раз, и ей там очень понравилось. Громадный и просторный Халсвелл-холл напоминал настоящий дворец. Когда Диана с восторгом сказала об этом, бабушка объяснила ей, что в этом нет ничего удивительного, так как герцоги по своему положению стоят всего лишь на одну ступеньку ниже королей. Дедушка и бабушка побывали в Суоллоусдейле лишь однажды, когда родился Алекс, обычно они посылали за мамой с просьбой навестить их.

Диана насторожилась, услышав треск гравия под колесами подъезжавшего экипажа. Папа ничего не говорил о каких-нибудь гостях. Неужели это вернулась мама? Она уехала в Холл почти две недели тому назад — заболел герцог. Он и его жена, герцогиня, болели довольно часто и на всякий случай всегда посылали за мамой. Что это за такой случай, Диана не могла сказать, но ей было обидно, поскольку это происходило слишком часто. Ей нравилось, когда они все вместе были дома. Если мама уезжала, папа ворчал и сердился, ее отъезды явно его раздражали.

Когда на лестнице послышались тяжелые шаги отца, Диана подумала: а не пора ли ей выбираться из своего потаенного места. Но ее могли заметить из вестибюля, и это никак не обрадовало бы папу, считавшего, что она в это время читает у себя в детской. Диана затаила дыхание, когда до ее ушей донесся предательский скрип дверей. Папа давно обещал распорядиться, чтобы починили рассохшиеся двери и притолоку, однако так и не удосужился выполнить обещание: дела на конюшне отнимали у него все свободное время.

— Посланный тобой слуга передал, чтобы я немедленно возвращалась домой.

Услышав мамин голос, Диана дернулась было навстречу, но необычная напряженная интонация удержала ее на месте.

— С детьми все в порядке? Они здоровы?

— Да, да, здоровы, — раздраженно бросил отец, — сколько можно повторять.

Явная злость в его голосе больно царапнула Диану по сердцу. Тяжелое предчувствие охватило ее.

— Ох, как ты меня напугал, — укоризненно воскликнула мама. — Я так переволновалась. Думала, что-то случилось с Алексом или Дианой, или с тобой…

— Со мной? Неужели ты стала бы волноваться, если бы со мной что-нибудь случилось?

— Что за нелепый вопрос? — удивилась мама.

— Почему же нелепый? — желчно спросил отец. — Тебя так часто не бывает дома, что я порой удивляюсь, о ком ты волнуешься больше, и чье здоровье вызывает у тебя большую тревогу.

Разговор на повышенных тонах приобретал угрожающий оттенок. Диане хотелось выскочить из укрытия и сделать так, чтобы исчезла эта противная напряженность между родителями: пусть они выйдут на минуту из библиотеки, потом опять зайдут и поищут, где она спряталась. Найдя ее под столом, папа рассмеется и, назвав ее умницей, похвалит, а мама притворно жалобным голосом возразит, что не стоит так баловать ребенка, но по ее улыбке будет видно, что она согласна с папой и так же рада, как и он.

— Не это ли явилось той самой причиной, из-за которой ты потребовал моего срочного возвращения? — язвительно спросила мама, также начинавшая сердиться. — Я знаю, ты не питаешь особой любви к моим родителям, но я же не укоряю тебя из-за этого. Каждый из нас волен и в своих симпатиях и в своей неприязни. Ты знаешь, почему я уезжаю. Сколько раз можно ссориться по этому поводу? Зачем было так меня пугать, к чему опять затевать этот бессмысленный разговор? Боже мой, я вернулась бы дня через два.

«Неправда», — хотелось крикнуть Диане, но она сдержалась, не желая выдавать свое присутствие родителям, которым сейчас явно было не до игры в прятки. Разговор между ними перешел в ссору. Покрепче обхватив колени и положив на них голову, Диана сжалась в комок, терпеливо дожидаясь окончания разговора, чтобы потом ускользнуть в детскую.

— Нет, я послал за тобой не поэтому, — сердито сказал папа. — Но прежде чем я назову подлинную причину, может, ты сама захочешь кое в чем признаться? Нет ли между нами нечто такого, о чем мне следовало бы знать?

— Не понимаю, к чему ты клонишь. Да, Холл никак нельзя назвать достаточно веселым местом…

— Что я слышу? Холл не слишком веселое место для прелюбодеяния? Черт побери, Линнет, если ты хочешь наставить мне рога, не могла бы ты выбрать себе любовника поумнее? Он прислал сюда сорочку, которую ты оставила.

Прелюбодеяние — это слово Диана слышала и прежде. Судя по всему, этим словом обозначался такой поступок, о котором викарий в своих воскресных проповедях говорил, как о чем-то стыдном и дурном. Но как это связано с мамой?

— Как ты смеешь?

В комнате раздался звук пощечины.

— Не распускай руки, — строго произнес папа. — Не надо вести себя подобно оскорбленной жене, ведь мне известно о том, что ты провела несколько дней под крышей дома Пекфорда. Обычно я не читаю чужих писем, но тут мне стало интересно, почему Пекфорд послал человека с пакетом для тебя. Вообрази мое удивление, когда, развернув пакет, я обнаружил там твою сорочку. Не знаю, зачем я еще читал приложенное письмо, такой уж я дурак, видимо, надеялся найти там объяснение этому недоразумению.

Диана услышала шелест развертываемой бумаги.

— И вот что я прочитал: «…ваше пребывание в моем доме доставило мне неизъяснимое наслаждение, хотя, боюсь, вам не удалось как следует выспаться…»

— Ты действительно глупец. Я вместе с мамой поехала обедать к Фолкемам. А когда мы там гостили, погода резко испортилась. Мама разволновалась, и Малкольм, как радушный хозяин, предложил нам переночевать. Разразилась снежная буря, и мы застряли на два дня. И мне некогда было строить глазки хозяину, я ухаживала за его заболевшей теткой, так как из-за разыгравшейся бури врач никак не мог добраться до поместья Фолкема. Моя сорочка стала потной и грязной, потому что я всю ночь просидела рядом с больной. Ее пришлось постирать, а одна из служанок одолжила мне чистую. Разумеется, в суматохе я забыла о своей сорочке. Странно, почему он прислал сорочку не в Холл, а сюда.

— Очевидно, ты настолько вскружила ему голову, что из нее напрочь вылетело благоразумие. Хотя, должен признаться, твое объяснение выглядит очень правдоподобно. В нем есть только один недочет. Если ваш визит был, как ты уверяешь, таким скучным и невинным, то почему в таком случае ты ни словом не обмолвилась о нем?

— Да потому что боялась, что ты закатишь мне сцену ревности, какую и устроил мне сейчас. Как видишь, я оказалась права. Тем не менее я готова простить тебя, если ты станешь перед мной на колени и попросишь прощения. Хотя если какая-нибудь дама пришлет к нам в дом предметы твоего нижнего белья, то я не знаю, кого первым из вас убью, — рассмеялась мама. А потом в воздухе повисла долгая гнетущая тишина, которую прервал испуганный мамин шепот.

— Боже мой, неужели ты мне не веришь?

— Не в первый раз ты и Пекфорд спите под одной крышей. Припоминаю, как-то раз в декабре, ты, будучи в гостях у своих родителей, проговорилась в письме, что Пекфорд остался ночевать. Ты сама выдала себя.

— Малкольм живет по соседству с родителями, он регулярно у них обедает. В тот раз бедняга выпил слишком много и был не в состоянии верхом отправиться к себе домой. А Холл достаточно вместителен для того, чтобы приютить еще одного человека.

— В отличие от нашего дома, не так ли? — Папа горько рассмеялся. — Я всегда знал, что этот дом для тебя не очень хорош, как и я сам. Я пробовал закрывать на все это глаза, старался как мог, но жить так дальше у меня больше нет сил. Да, я сумел похитить тебя, как Аид похитил Персефону, но не смог удержать. И не мог бы удержать — почему я не понял этого раньше.

— Что за чепуху ты несешь! Или ты опять выпил лишнего? Я всегда буду рядом с тобой. Ты же знаешь, я не очень люблю те увеселения, сопровождаемые танцами, которые устраивают мои родители. Но я бываю там на радость родителям, поскольку забочусь о будущем наших детей. Неужели ты не видишь, что я с большей охотой оставалась бы дома с тобой? Твое положение в свете никогда не играло для меня особой роли. Будь ты простым торговцем, я все равно полюбила бы тебя… — Ты всегда так переживал из-за того, что был внебрачным ребенком, но ведь это дело случая. И сейчас это не является оправданием для твоего столь оскорбительного поведения.

Папа опять буркнул то самое плохое слово.

— А когда ты намеревалась сообщить о том, что ждешь ребенка? Я знаю, ты беременна. И не думай отпираться!

— А я и не собираюсь отпираться, — горячо возразила мама. — Я хотела сообщить тебе об этом до моего отъезда, но решила немного обождать, чтобы быть совершенно уверенной. Я не ощущала никакого недомогания, и кроме того… — ее голос дрогнул, — раньше мы всегда так расстраивались, если наши ожидания не оправдывались. Я подумала… мне казалось, ты будешь этому рад.