Запустив пальцы в волосы жены, Росс повернул к себе ее лицо и с улыбкой поцеловал. Все еще красная от смущения, София тем не менее слегка расслабилась и смежила веки — но лишь потому, что солнечный свет, что пробивался сквозь ветви, был слишком ярок и слепил глаза. Она почувствовала, как Росс прильнул к ней губами — это был медленный, мучительно-сладкий поцелуй. София не стала протестовать, чувствуя, как его пальцы сначала нащупали пуговицы на ее платье и, расправившись с застежкой, скользнули ей под одежду, лаская плечи, грудь, скользя все ниже и ниже.

— Покажи мне, — прошептал он, щекоча губами ее шею.

— Что тебе показать?

— Как ты это делала.

— Нет! — ужаснулась София и нервно хихикнула — его просьба показалась ей одновременно возмутительной и смешной.

Но Росс не унимался — он то уговаривал ее, то поддразнивал, то требовал, и в конце концов она со вздохом была вынуждена уступить. Дрожащей рукой она потянулась к своему интимному месту, которое он предварительно обнажил для нее, задрав подол юбки и стянув ей до колен панталоны.

— Вот так, — прошептала она еле слышно.

Ома почувствовала, как рука Росса легла поверх ее пальцев, слегка прижимая и направляя их, однако София вскоре высвободила свою руку.

— Вот так? — прошептал он, продолжая ласкать ее.

Отрывисто дыша, она извивалась в его объятиях и лишь сумела молча кивнуть.

Росс впился взглядом в ее лицо. На губах его играла нежная улыбка.

— Признайся честно, это лучше, чем полуденный сон? — спросил он, не отрываясь от своего занятия.

Софии уже было все равно, что он подумает о ней, и она самозабвенно отдалась его ласкам.


Единственное, что омрачало счастье Софии, — это постоянная тревога за брата. Имя Ника Джентри гремело по всему Лондону — этот дерзкий оборотень представал в самом разном обличье: то как жестокий преступник, то как бесстрашный ловец тех, кто был не в ладах с законом. Общество разделилось на тех, кто ему сочувствовал, и тех, кто не мог дождаться, когда этот наглец закачается на виселице. Однако большинство продолжало видеть в нем человека, работающего на благо общества. Только Джентри умел с поразительной ловкостью выслеживать и ловить преступников; только он умел натравить друг на друга лондонских бандитов. Однако постепенно все больше и больше людей начали осуждать те методы, какими он достигал своих якобы благих целей. «Когда Джентри входит к вам в дом, — говорили люди, — он приносит с собой запах серы, как настоящий дьявол».

Понятно, что, несмотря на всю свою власть над лондонским дном, Ник Джентри был уязвим и рано или поздно трон под этим некоронованным королем преступного мира зашатается и рухнет.

После того как София передала ему необходимую информацию, он больше не просил ее о каких-либо услугах, равно как и не угрожал шантажом. Время тот времени он посылал ей записки, в которых выражал свои теплые чувства, — обычно он это делал с помощью мальчишки-посыльного, который умел незаметно доставить эти послания Софии. Всякий раз, получая письмо от брата, София хотела разрыдаться, прежде всего потому, что эти послания демонстрировали его вопиющую необразованность. Слог был тяжелый, слова написаны с ошибками. Тем не менее за этими корявыми строчками нетрудно было уловить острый ум и любовь к сестре. Письма Ника Джентри — вернее, Джона — помогали Софии лучше понять, что он за человек, ее брат. «О, если бы его энергию, его честолюбие пустить на достижение поистине благих, а не сомнительных целей!» — сокрушалась она. Вместо этого брат построил свою тайную империю, наводнив Лондон соглядатаями и доносчиками, не говоря уже о целом легионе настоящих преступников. К Нему тянулись нити разветвленной контрабандистской сети, поставлявшей в. страну предметы роскоши. При этом следовало отдать Нику Джентри должное — торговля им была отлажена как хорошо смазанный механизм.

Что греха таить: Ник был умен, дерзок, безжалостен — сочетание качеств, позволившее ему занять место на самой вершине преступной иерархии. И пусть Росс не признался ей в этом — хотя София догадывалась внутренним чутьем, — он намеревался сначала сокрушить Джентри и лишь затем с чистой совестью уйти в отставку.

Однако вскоре Софии пришлось временно выбросить из головы свои тревоги по поводу судьбы брата: она сделала открытие, заставившее трепетать от волнения все ее существо. Прежде чем поделиться этим радостным известием с Россом, она попросила Элизу приготовить его самое любимое блюдо — лосося с петрушкой в лимонном соусе, а сама нарядилась в легкое платье цвета морской волны, украшенное по вырезу и рукавам белоснежным кружевом. В конце дня, когда Росс вернулся с расследования в их квартиру на Боу-стрит, он был приятно удивлен, увидев у окна небольшой стол, сервированный на двоих. София зажгла свечи и приветствовала мужа радостной улыбкой.

— Такая встреча должна по идее ждать каждого женатого мужчину, — пошутил Росс, обнимая супругу за талию и жадно целуя ее в губы. — Но почему мы не ужинаем внизу, как обычно?

— У нас сегодня небольшой праздник.

Росс вопросительно посмотрел на жену, пытаясь угадать, какое праздничное событие они отмечают сегодня. Постепенно в его глазах засветилась легкая тревога, словно он понял, что она сейчас ему скажет.

— Ты не хочешь угадать?

— Боюсь, что не смогу, моя дорогая. Будет лучше, если ты скажешь мне сама, — ответил он, правда, спокойно.

София взяла мужа за руку и крепко сжала ему пальцы:

— Через девять месяцев в семействе Кэннон будет пополнение.

К ее удивлению, на мгновение лицо Росса окаменело, однако он тотчас спрятал свой невольный испуг за счастливой улыбкой и притянул жену ближе к себе.

— Моя милая, — прошептал он. — Это поистине радостное известие! Хотя в нем нет ничего удивительного, если учесть, чем мы с тобой занимались последние три месяца.


София рассмеялась и сильнее прижалась к нему.

— Я так счастлива! Я уже была у доктора Линли, и он говорит, что я совершенно здорова и у нас нет причин для беспокойства.

— Я во всем доверяю Линли, — ответил Росс, нежно целуя ее в лоб. — Ты себя хорошо чувствуешь?

— Да, — ответила София и для убедительности счастливо улыбнулась мужу.

София была немного разочарована. Но чем? Этого она сказать не могла. В целом Росс воспринял известие радостно, хотя, если признаться честно, София ожидала от него куда более бурного проявления чувств. Но наверное, мужчины и женщины воспринимают одним те же вещи по-разному. Тем более что для многих мужчин все, что касается появления на свет младенца, — сугубо женское дело, о котором они предпочитают знать как можно меньше.

Они с Россом сели за стол. Разговор постепенно перешел от ее беременности на тему дома, в который они в скором времени планировали переехать. Разумеется, там надо будет обустроить детскую и дополнительно нанять еще одну горничную. Пока они с Россом ужинали, София то и дела бросала на мужа вопрошающие взгляды — ей почему-то казалось, будто он от нее что-то скрывает. В его глазах она не смогла ничего прочесть. Лицо же сохраняло непроницаемое выражение — при свете свечей оно казалось ей словно отлитым из бронзы.

Когда они окончили ужинать, София встала и потянулась.

— Поздно, — сказала она, зевнув. — Ты будешь ложиться спать?

Росс покачал головой:

— Нет, мне пока не хочется. Лучше пойду пройдусь.

— Хорошо, — ответила София с растерянной улыбкой. — Я буду тебя ждать.

Ей показалось, будто Росс покинул их дом примерно с той же долгожданной радостью, с какой заключенный покидает тюремные стены. София даже нахмурилась, не в состоянии понять, что с ним происходит. Тем не менее она пошла в спальню и начала готовиться ко сну. Она уже умылась холодной водой и расстегнула пуговицы на корсаже, чтобы обтереть тело на ночь губкой, как инстинкт подсказал ей, что нужно выглянуть в окно. Слегка отодвинув в сторону штору, она выглянула во двор позади обоих зданий суда. Там она увидела Росса — он стоял, освещенный лунным светом. На темном фоне жилета его полотняная рубашка казалась ослепительно белой.

Затем София с удивлением увидела, как он достал сигару и еще что-то — наверное, коробок спичек. Росс курил крайне редко, и если все-таки брал в рот сигару, то этот ритуал, как правило, совершался в компании друзей. София увидела, как он чиркнул спичкой и попытался зажечь сигару, но руки не слушались его и крошечное пламя подрагивало в дрожащих пальцах.

Он явно расстроен, с удивлением подумала София. Нет, не просто расстроен, а окончательно выбит из колеи — чего раньше с ним никогда не бывало. Она быстро застегнула платье и спустилась вниз. Как, однако, глупо с ее стороны не подумать о том, что известие о ее беременности явится для него ударом. Когда-то его жизнь в одночасье потеряла всякий смысл: первая жена умерла от родов. И вот теперь ему предстоит вновь пережить это кошмарное время.

Поскольку Росс был человеком в высшей степени хладнокровным и рассудительным, он должен был понимать, что вероятность повторения трагедии чрезвычайно мала. Но он мало чем отличался от других мужчин, и его эмоции порой брали верх над здравым смыслом. Наверное, кто-то посторонний отказался бы поверить, что в этом отношении главный судья подвержен тем же слабостям, что и любой простой смертный, что у него есть свои страхи и страх потерять жену — самый сильный из них.

София прошла через кухню и вышла во внутренний двор. Росс стоял к ней спиной. Услышав ее шаги, он весь напрягся. Он уже оставил попытки закурить сигару и просто стоял, держа руки в карманах и понурив голову.

— Неужели не понятно, что я хочу побыть один? — негромко прорычал он, когда София подошла ближе.

Однако она не послушалась и остановилась лишь тогда, когда, подойдя к нему вплотную, обхватила его руками. Нет, Россу ничего не стоило высвободиться из этих объятий, однако он, словно каменный, просто застыл на месте. Софии казалось, что ее сердце вот-вот разорвется от жалости к мужу — она чувствовала, как его бьет дрожь. В эти минуты он напоминал ей матерого волка, угодившего в капкан.