Сесил сразу же подумал о репутации королевы и об устройстве ее брака. Он посмотрел по сторонам. Слава Господу нашему, они находились среди друзей: Ноллисы, Сидни, Перси. Сердитому юному дяде Елизаветы – герцогу Норфолкскому, быть может, и противно смотреть, как его родственницу обнимают, словно девку-трактирщицу с постоялого двора, но он едва ли проговорится об этом послу Габсбургов. Скорее всего, соглядатаи есть и среди слуг, однако их слова значат мало. Каждому известно, что Елизавета и Дадли – давние и близкие друзья. Если между ними существует симпатия, то в этом нет ничего плохого.

«Все-таки нам нужно выдать ее замуж, – продолжил свои рассуждения Сесил. – Если она принимает ласки Дадли, это еще полбеды. Он человек женатый, и дальше разжигания огня не пойдет. Правда, этому огоньку затем придется прогореть. Но что будет, если она влюбится в холостого? Дадли разожжет в ней желания, и как она себя поведет, если ей подвернется обаятельный и свободный хлыщ? Вдруг на первое место при заключении брака она поставит любовь и променяет интересы Англии на свой женский каприз? Уж лучше выдать ее замуж, и поскорее».


Эми ожидала приезда Роберта.

Правильнее сказать, об этом думали все, кто был в доме Хайдов.

– Ты уверена, что он писал о своем незамедлительном прибытии? – спросил Уильям Хайд свою сестру Лиззи Оддингселл, когда шла уже вторая неделя мая.

– Ты сам видел это письмо, – ответила Лиззи. – Вначале его писарь сообщил, что сэр Роберт занят. Чуть ниже – слова о том, что он приедет, как только сможет. Под ними новая поправка: будет незамедлительно.

– Есть в Лондоне некая дама, родня не только мне, но и Сеймурам, – включилась в разговор Алиса Хайд. – Так вот она говорит, что сэра Роберта каждый день видят в обществе королевы. Эта родственница была на турнире в честь дня святого Георгия и слышала, что королева бросила ему свою перчатку, которую он ловко поймал и спрятал под нагрудник.

– Ничего удивительного, – пожала плечами Лиззи. – Сэр Роберт – шталмейстер королевы. Естественно, она благоволит к нему.

– А лондонская родня Уильяма слышала, что вечером того же дня сэр Роберт плавал с королевой на барке.

– Ну и что? – с прежней невозмутимостью спросила Лиззи. – Ее величество пригласила на свою барку самых именитых гостей.

Но Алиса не думала сдаваться:

– В первый день мая королева ходила к нему в гости на завтрак в новый дом и пробыла там весь день. Ничего себе, вот так завтрак!

– Ты просто не знаешь придворных церемоний, – осадила невестку Лиззи Оддингселл. – Это так только называется – завтрак. А длиться он может хоть до вечера.

– Моя родственница говорит, что королева не выпускает сэра Роберта из виду. Днем он постоянно при ней, а вечером – тем более, поскольку у них танцы. Герцог Норфолкский – дядя королевы, пригрозил, что сэру Роберту не жить, если только он опозорит ее. А герцог не из тех, кто бросается словами или угрожает без причины.

Лиззи внимательно посмотрела на невестку. Ее взгляд был холоден совсем не по-родственному.

– Похоже, эта лондонская дама очень уж хорошо осведомлена, – раздраженно заметила миссис Оддингселл. – Но ты можешь ей напомнить, что сэр Роберт – женатый человек, который вот-вот купит землю, чтобы построить первый дом для себя и своей супруги. Это может произойти со дня надень. Напомни ей, что он женился на Эми по любви. Роберт и Эми Дадли намерены и впредь жить вместе. Можешь ей также заметить, что придворная жизнь со всеми охами-вздохами, флиртом, стишками и серенадами отличается от настоящей. Королева вправе рассчитывать, что придворные будут ее развлекать и забавлять. Только не надо спектакли принимать за действительность. Посоветуй своей родственнице прикусить язычок и не передавать сплетни.


Испанский посол граф Фериа очень устал от матримониальных переговоров, которые вел с Елизаветой от лица короля Филиппа. Они были похожи на затяжной танец, заведший в тупик посла и его государя. Граф сомневался, что выдержит повторение этого спектакля хотя бы даже в качестве зрителя. Актерами на сей раз выступали австрийский эрцгерцог и его посол в Англии. К счастью, Филипп внял слезным мольбам де Фериа и согласился назначить в Лондон другого представителя – хитрого и коварного епископа де Квадра. Едва скрывая свою радость, граф попросил у Сесила позволения нанести королеве прощальный визит.

Опытный дипломат и молодая венценосная особа были давними противниками. Де Фериа считался самым верным и преданным советником королевы Марии. Он постоянно, как в личных беседах, так и в присутствии других лиц, рекомендовал королеве казнить ее вероломную и опасную сводную сестру. Шпионы графа снова и снова представляли доказательства того, что Елизавета плетет нити заговора против Марии. Эта взбалмошная принцесса была готова составлять заговор с кем угодно: с английскими мятежниками, французскими шпионами, даже с магом и чернокнижником Джоном Ди, словом, со всеми, кто обещал ей свергнуть сестру с помощью заговора придворных, вторжения иностранной армии или использования магии.

Самый верный и преданный сторонник Марии влюбился в ее ближайшую подругу, фрейлину Джейн Дормер, и женился на ней. Королева согласилась вручить свою любимую наперсницу только заботам испанского посла и на смертном одре благословила их.

Соблюдая традицию, прощальный визит граф де Фериа нанес вместе с женой. Горделиво вскинув голову, Джейн Дормер переступила порог Уайтхолла. Она покинула дворец в день, когда Елизавета стала королевой, пообещав больше не возвращаться, но сейчас явилась сюда не как бывшая придворная, а как испанская графиня. Обычно порывистая и быстрая, Джейн ступала неторопливо, как и подобало беременной женщине. Даме повезло. Первым ей встретился живой осколок прежнего двора – королевский шут Уилл Сомерс.

– Здравствуй, Джейн Дормер, – тепло поздоровался он. – Или теперь я должен называть тебя «ваша светлость», сеньора графиня?

– Можешь называть меня просто Джейн. Как прежде. Лучше скажи, как тебе живется, Уилл?

– Забавно, – ответил тот. – При дворе много всего веселого, однако я боюсь за свою должность.

– Неужели? – удивилась Джейн Дормер.

Фрейлина, сопровождавшая ее, остановилась, ожидая услышать что-нибудь смешное.

– Кто станет платить мне при дворе, где каждый разыгрывает из себя шута?

Джейн громко рассмеялась. Фрейлина деликатно хихикнула.

– Я все-таки желаю тебе, Уилл, остаться на своей должности, – искренне сказала графиня.

– Думаю, в Испании ты будешь скучать по мне, – подмигнул ей Уилл. – И больше ни по кому, правда?

Джейн покачала головой и ответила:

– Все лучшее, что было в Англии, окончилось в ноябре прошлого года.

– Да упокоит Господь ее душу. – Шут вздохнул. – Она была самой невезучей королевой.

– А нынешняя? – спросила Джейн.

– Она столь же удачлива, как ее отец. – Сомерс разразился коротким смешком.

Внешне слова Уилла выглядели вполне невинно. Не каждый уловил бы двусмысленность, скрытую в них. Ответ предназначался только Джейн, поскольку та всегда была убеждена, что Елизавета – дочь придворного лютниста Марка Смитона. Удача привела его вначале на дыбу, а затем – на виселицу, где ветер несколько дней раскачивал его труп.

Вероломная шутка понравилась Джейн. Она улыбнулась шуту и последовала за фрейлиной.

Графиня де Фериа рассчитывала, что ее сразу же проводят к королеве, однако фрейлина остановилась в одной из комнат, примыкавших к приемной.

– Графиня, прошу вас немного подождать здесь, – сказала она и ушла, ничего не объяснив.

Джейн прислонилась к подоконнику, подперев рукой поясницу. В комнате не было ни стула, ни скамьи, ни даже стола, на который она могла бы облокотиться.

Потянулись минуты. С внешней стороны толстых двойных рам жужжал пробудившийся шмель. Он несколько раз пытался пробить стекло, затем в изнеможении упал на козырек. Джейн переминалась с ноги на ногу, ощущая боль в спине.

Воздух в комнате был спертым. У Джейн закололо в затылке, потом боль поползла вниз и сдавила икры. Стараясь унять боль, графиня начала сгибать ноги и приподниматься на цыпочки. Ребенок в животе шевельнулся, потом ударил ножкой. Джейн положила руку на корсаж и подошла к окну, выходившему во внутренний садик. Уайтхолл изобиловал подобными двориками – свидетельствами его хаотичной, непродуманной архитектуры. В центре росло ореховое дерево, взятое в кольцо круглой скамейкой. Пока Джейн смотрела, туда присели паж со служанкой. Целых пять драгоценных минут они о чем-то шептались, затем вскочили и разбежались в разные стороны.

Джейн улыбнулась. Немало лет дворец был ей родным домом. Она пришла сюда совсем незаметной девчушкой, а стала любимой фрейлиной королевы Марии. Какое странное совпадение! Ведь на той самой скамейке она познакомилась с испанским послом. Это произошло в недолгую пору веселья и радости при дворе Марии. Вскоре после свадьбы королева торжествующе объявила о своей беременности. Тогда ее двор был поистине счастливым, центром мирового владычества, объединенным с Испанией, уверенным в рождении наследника и управляемым женщиной, которая наконец-то получила власть.

Джейн поежилась. Недолгая пора веселья сменилась продолжительным унынием. Королева Мария начала чахнуть и покинула этот бренный мир. Теперь на троне восседала ее рыжая вероломная сводная сестра, которой, видимо, доставляло удовольствие мариновать беременную Джейн в этой комнатенке, где нет ни одного стула. Что это, желание отомстить мертвой Марии? Как мелко и недостойно королевы.

Где-то в недрах дворца пробили часы. Джейн рассчитывала нанести прощальный визит перед обедом и потому ничего не стала есть. Теперь она сожалела о своей оплошности. В комнате без стульев она провела уже не менее получаса. От голода у нее начала кружиться голова. Джейн надеялась, что судьба убережет ее от обморока и она не упадет прямо под ноги королевы.

Время еле ползло. Никто не приходил за нею. Джейн уже подумывала, не покинуть ли дворец. Но это был бы не просто уход посетительницы, которой надоело ждать. Такой поступок стал бы оскорблением, нанесенным королеве женой испанского посла. Ее дерзость могла бы осложнить отношения между Испанией и Англией. Но ведь и бесконечное ожидание можно расценить как плевок в лицо Испании. Джейн вздохнула. Неужели в Елизавете не утихла ненависть к умершей сестре? Получается, что так, если мишенью этого чувства становится даже бывшая фрейлина Марии.