Политические симпатии дорого обошлись лорду Эдварду Стразерну – все, кроме крошечного кусочка его владений, было конфисковано в конце войны. Ему разрешили оставить одну собственность – поместье Стразерн, давшее некогда ему титул и теперь возможность скромно содержать свою семью, а богатые земли, с которых он получал большую часть своего дохода, отныне ему не принадлежали.

Стразерн было маленьким поместьем по сравнению с тем, где семья жила до войны, и к тому же поразительно старомодным. Оказалось нелегко приспособиться к столь унизительным условиям, когда они перебрались туда после казни короля. Кроме того, возникли и другие не менее важные проблемы. Опустошенные во время войны земли, разграбленные скотные дворы, захват лошадей для новой армии Оливера Кромвеля – все трудно и медленно поддавалось восстановлению из-за крайней нехватки денег. И потому в просторных конюшнях стояли рабочие лошади, а несколько породистых использовались членами семьи только для верховой езды.

Но Алиса об этом не думала. В ожидании отца она ходила между стойл и поглаживала раздувающиеся ноздри лошадей. И едва он закончил дела, она с готовностью спросила:

– Папа, ты уже переговорил?

Приблизившись к ней, лорд Стразерн также тронул мягкие лошадиные губы и тихо с расстановкой сказал:

– Да, Алиса. Давай прогуляемся на пастбище. Я хочу посмотреть, как там пасется скот. Поговорим по дороге.

Хотя в голосе отца Алиса не почувствовала тревоги, она еще раз вспомнила об осторожности – поддерживать королевскую власть было делом опасным. Они шли молча, Алиса ждала, когда отец заговорит.

Скот выгоняли на пастбища подальше от дома и основных построек. Вокруг не было ни души, кто мог бы услышать то, о чем сообщил Стразерн.

– Я связался с Силд Нот[4] и узнал, что послом от короля Чарльза будет твой брат Томас.

У Алисы от волнения перехватило дыхание.

– Ах, папа! Как здорово! Когда он должен приехать?

– Скоро. Из предосторожности мне не сообщили точную дату, но я уверен, что в этом месяце…

Десятью годами спустя дело роялистов прикрыли в Англии. Среди них не было единства. Были такие, как лорд Стразерн, принимавшие Силд Нот, тайный союз шести человек, координаторов сопротивления. Позднее выступили другие группировки, представители лояльных роялистов, выражающие противоположные мнения. Не имея данных о том, насколько возможно восстание в Англии, король Чарльз решил послать доверенное лицо из своих приближенных, чтобы получить точные сведения о готовности страны.

Этими полномочиями король наделил Томаса Лайтона.

Алиса радостно улыбнулась:

– Великолепно, что Том опять будет с нами!

Стразерн прервал свои беспокойные мысли по поводу молочного стада и, уставившись взглядом на дочь, предупредил:

– Томас приезжает домой не к добру, моя милочка. И его приезд не принесет семейной радости. Время, которое он проведет с нами, будет кратким.

Но Алису это ничуть не испугало.

– Я знаю, папа. Но Томас в ссылке почти восемь лет, и я по нему соскучилась. Просто опять увидеть его и поговорить с ним уже будет радостью.

– Да, – задумчиво сказал Стразерн, – эта проклятая война перевернула наши жизни с ног на голову. Пусть громы небесные обрушатся на Кромвеля и всех его приспешников.

Мысли о пасущемся стаде вернулись к Стразерну.

Некоторое время Алиса стояла молча, наблюдая за ним. Потом повернула голову так, чтобы видеть его лицо.

– Папа, когда приедет Томас, конечно же я буду там.

Внутренне Стразерн поздравил себя за догадливость, и скрытая улыбка тронула его губы. Он знал, что обычно Алиса не спрашивает разрешения, а объявляет о своем участии в заведомо опасных предприятиях. Поэтому сейчас он ждал ее заявление о встрече брата. И оно последовало.

– Да, дорогая, если только…

Алиса рассердилась:

– Условия, папа?

Стразерн хмуро кивнул:

– Условия, Алиса…

На ее очаровательном личике появилась недовольная гримаса, но она скрыла ее под улыбкой.

– Хорошо, папа, – ее глаза заискрились. – Я надеюсь, они не будут слишком тягостными?

– Я не думаю, что они могут показаться тебе тягостными, дочка, – заметив возмущенный взгляд Алисы, он рассмеялся: – Моя дорогая, нам следует помнить, что Томас представляет большой интерес кое для кого. Стоит круглоголовым прослышать, что он вернулся в Англию, как тут же распорядятся его поймать. А это чревато арестами для всех нас. Я бы не хотел, чтобы ты увидела, как выглядит тюрьма изнутри.

– Итак, – медленно произнесла она, – мне будет разрешено пойти, если только ты сочтешь, что я нахожусь в полной безопасности.

– Верно, дорогая.

– А как ты узнаешь?

Эдвард задумчиво потер подбородок:

– В таком тесном местечке, как Западный Истон, достаточно один раз хлопнуть в ладоши, чтобы тотчас же все об этом узнали. Всякий, кому охота заслужить доверие теперешних правителей, может сообщить, куда надо о возвращении Томаса, только мне кажется, что истонцы так не поступят. Верю каждому, кроме сэра Филиппа Гамильтона. Его надежность – под вопросом.

– Даже если он сторонник роялистов?

– Да, ему позволили унаследовать богатое имение при круглоголовых. За такую щедрость обычно приходится платить определенную мзду.

– Ты думаешь, его подослали шпионить за нами?

– Я не могу утверждать этого, дорогая, но не исключаю такой возможности. В любом случае, придется оплатить долг за вступление в наследство. Если так, нам будет непросто втянуть его в свои дела.

Республиканский режим установил огромные налоги на собственность роялистов. Чтобы вступить в наследство или забрать отнятое имение у правительства, любой роялист обязан был заплатить кабальную таксу. Это называли погашением долга. Само погашение уже означало, что дальнейшие попытки вернуть трон королю исключаются.

– Я бы хотел побольше узнать об этом человеке до приезда Томаса, – подытоживая свои тревожные мысли, сказал Стразерн.

В глазах Алисы мелькнул озорной огонек.

– Мне будет интересно завести пространный разговор с этим джентльменом, папа. Так я смогу узнать его взгляды. В конце концов, он не женат. Почему бы мне не заинтересоваться его персоной?

Облегчение боролось с испугом на лице Стразерна.

– А как же Цедрик Инграм? Он может подумать, что ты слишком ветрена и не соответствуешь его вкусам. Я бы не хотел, чтобы твои отношения с Инграмом закончились из-за наших дел, Алиса.

Она настороженно взглянула на него:

– Но ты ведь не намерен поделиться с господином Инграмом своими подозрениями?

– Человек имеет право считаться невиновным до тех пор, пока его вина не будет доказана. Мне не хотелось бы говорить кому-либо о своих подозрениях относительно сэра Филиппа Гамильтона, пока я не буду целиком и полностью уверен в том, что он не тот, за кого себя выдает.

Алиса не сомневалась в отце, знала о его душевной чувствительности и неизменном благородстве по отношению к людям, независимо от того, как поступают другие.

– Быть может, господин Инграм воображает, что его сватовство будет принято, как только он предложит, – рассудительно заявила Алиса. – Но он не делал мне предложения, а я не давала согласия. Пока мы не обручены – мы просто друзья.

Она горделиво откинула голову, глаза ее засверкали, а женственный породистый подбородок стал еще резче очерчен.

– Кроме того, я считаю, – продолжала она с достоинством, – что Цедрику Инграму полезно будет узнать, что он – не единственный джентльмен, считающийся выгодным женихом в Западном Истоне.

С удивительным облегчением Стразерн засмеялся. И хотя его отношения с Цедриком Инграмом были достаточно близки – Стразерн прилагал немало усилий для поддержания его душевного равновесия в этом отдаленном уголке юго-западной Англии – в этом человеке было что-то такое, что не нравилось ему, что именно, он не мог понять. Мысль о том, что его любимая Алиса выйдет замуж за Инграма, преследовала его, хотя все соседи считали их прекрасной парой. Ему понравилось, как трезво говорила Алиса об Инграме. Прежде он был почти уверен, что сердце дочери потеряно для него. Он нежно коснулся ее светящихся на солнце волос.

– Алиса, не забывай об осторожности. Это не игра.

В ее глазах плясали озорные огоньки.

– Конечно, папа. Но я получу массу удовольствия, проникая в потаенные мысли сэра Филиппа Гамильтона!

* * *

Лоснящийся черный жеребец дугой выгнул упругую шею с роскошной гривой и замотал красивой головой.

Твердым движением Филипп Гамильтон легко осадил норовистого красавца и выехал на главную улицу Западного Истона. Инстинкт подсказывал ему, что за ним тайно наблюдают, и это вызывало в нем азарт.

С лошадью он с детства, как и за годы службы офицером кавалерии, был на ты, поэтому ощущал себя кентавром, когда уверенно двигался по главной улице. Без малейших усилий он управлял своевольным жеребцом. Это давало возможность наблюдать за нюансами города: покрытая грязью после мартовского дождя городская улица замыкалась с обеих сторон весьма добротными зданиями, где разместились магазины; старинная каменная церковь стояла в одном конце города, а деревянные кузницы – в другом; за магазинами ютились лавчонки торговцев, за ними коттеджи мелких дельцов – все это наполнялось доносившимся издалека ревом скота, блеянием овец, запахом высыхающей земли, сжигаемого где-то сухого дерева и сладким ароматом цветущих фруктовых садов.

В целом, западный Истон – типичная деревня, с той лишь разницей, что отныне здесь станет жить Филипп Гамильтон. И пока его не признает лорд Эдвард Стразерн, быть ему вечным изгнанником.

Его цепкий взгляд напрягся, когда он увидел трех леди у дверей лавки, торгующей шелком и бархатом. Неторопливо остановив всхрапнувшего жеребца, спешившись одним плавным ловким движением, держа в руке поводья, будто прогуливаясь, Филипп направился к магазину, не обращая внимания на грязь, чавкающую под ногами.