Юлия Лианова - Любовная мелодия для одинокой скрипки

–?А он?

–?А что он? Сказал, что мог бы взять меня в Мон Сен-Мишель.

–?Откуда он знает о твоей мечте?

–?Сдуру как-то спикнула, в смысле болтанула.

–?Ну и что?

–?А ничего. Не поеду я в Мон Сен-Мишель. Ни с ним, ни сама. А пойду завтра искать новую работу...

–?Он тебя выгнал? – не сразу сообразила мать.

–?Я сама ушла. Не люблю, когда меня лапают.

–?Даже так?

–?Угу. Усадил, жирная скотина, стал плечики оглаживать, потом по спинке эдак, будто массаж расслабляющий делает, а ручонки горячие и сам сопит. Как он целый месяц держался, виду не показывал, ума не приложу.

Дина давно не была девственницей, как, вероятно, большинство ее сверстниц. Первым ее мужчиной был тренер по карате, сорокалетний красавец-тяжеловес, знавший, как мать подозревала, все приемы не только в карате, но и в камасутре. Каролина предпочитала об этом не задумываться, но все равно, иногда ее лицо при разговоре с дочерью заливала горячая волна необъяснимого смущения... Два с половиной года назад тренер сломал ногу, что называется, на ровном месте, перелом оказался сложным, что-то не срасталось, не утешали и именитые консультанты, словом, ему пришлось уйти с тренерской работы, и он стал массажистом. Динка не пожелала работать с другим тренером и тоже ушла из секции. С Никичем она сохранила чисто дружеские отношения и иногда заглядывала к нему в массажный кабинет – посплетничать о знакомых спортсменах.

После Никича, как догадывалась по некоторым признакам Каролина, у дочери было несколько мужчин, и все значительно старше ее...

–?Жаль, конечно, больно место хорошее, – сказала Динка. – И бабки приличные, и люди в целом человекообразные. Ладно, мать, ты не отвлекайся, рассказывай, что с тобой сегодня?

–?Ничего. Давай спать...

–?Давай... Кстати, я сегодня сразу же и расчет полностью получила, на Европу не хватит, так что давай с тобой устроим Мишке шикарную встречу.

–?В смысле?

–?Ну, купим фенечки кое-какие. Он же небось ни во что не влезет. Джинсы реальные, тишотку... И встречу в кабаке. Не за столиком для персонала, а за столом на четверых, и чтобы ты не играла. А еще лучше – в другом ресторане.

–?Ты вначале на работу устройся.

–?Это-то не волнуйся, устроюсь. Значит, договорились?

Сопротивляться напору дочери Каролина не умела. И вообще, она несколько терялась перед своим дитём, смотрела на нее, как на чудо, и про себя называла иногда инопланетянкой.

–?Договорились. Ложись спать, неугомонная. Ничего со мной сегодня не произошло, не выдумывай.

Они легли. Дина подсунула ладошку под щеку, протяжно и сладко вздохнула, и через минуту Каролина с завистью услышала равномерное дыхание дочери.

А на нее навалились мысли.

Она не обманывала себя. Прекрасно понимала, что влюбилась с первого взгляда, безнадежно, так, как никогда еще не влюблялась. Она подумала и честно поправила себя – так, как влюбилась двадцать лет назад в Мишкиного отца... Вспоминать об этом не хотелось, ибо тогда разочарование наступило через год, прорвалось через три года, когда Мишке было уже полтора, а расставание длилось еще год, мучительно, с надрывами, унижениями, просьбами матери не спешить, подумать... Мать сама прошла все круги мучений матери-одиночки, так как отец, красавец-майор, погиб в Афганистане в самом начале этой нелепой, никому не нужной, заранее проигранной войны. Мать, вольнонаемный врач полевого госпиталя, после гибели отца села на иглу. И хотя говорили, что для врача сие нетипично, мать опровергла утверждение своим страшным примером. В Москве она излечилась от пагубной страсти, но восстановить подорванное здоровье уже не могла, да и не хотела, благо Каролина благополучно росла под присмотром бабушки, особых хлопот не требовала, успехами в Центральной музыкальной школе радовала, поступила в консерваторию и вдруг – бац! – роман на первом курсе, рождение ребенка, академический отпуск, треволнения... Потом развод...

«Боже, сколько же я горя принесла маме, – подумала Каролина. – Счастье еще, что она с Мишкой успела поняньчиться, нацеловаться, наиграться перед тем, как вдруг, неожиданно, умерла от остановки сердца во сне. Вот так: шла, шла и остановилась...»

Мысли начали путаться, но все чаще возвращались к Алексу. Странно, его лица она не помнила, только серую великолепную замшевую куртку. А вместо лица – седые виски. И еще злые глаза Ариши. Так она и заснула, невнятно оправдываясь перед лучшей подругой – в чем, и сама не могла бы объяснить в полусне.

Проснулась Каролина поздно.

Детей не было. На кухонном столе лежала записка. Четким почерком Дины было написано, что матери надлежит подготовиться к приезду Мишки и что деньги на праздник она оставила на кухне, в ящике стола. Там и доля Андрея.

Каролина не удивилась. Последний год Андрей время от времени вносил в семейный бюджет заметные суммы. Сам отмалчивался, но Динка призналась, что он стал ходить в одно место, где тусуются любители армрестлинга – потягаться на локотках. Армрестлингом он увлекся недавно, и неожиданно у него пошло. Многие, покупаясь на его юношеское, покрытое нежным пушком лицо с пунцовым румянцем, выходили против него, закладываясь на солидные суммы. Он часто выигрывал. Но случались и проигрыши. Правда, по словам Дины, баланс получался в его пользу. Каролина тогда разволновалась, решила провести воспитательную беседу, но дочь ее отговорила, пообещав, что будет сопровождать брата в качестве телохранителя и наставника.

–?Какой из тебя телохранитель, дитё? – воскликнула Каролина.

–?Мать, может быть, пояс у меня и не черный, но ребром ладони я любого мужика, если он не каратист, положу.

–?Боже мой, этого мне только не хватало!

Словом, с детьми было одновременно и спокойно – росли хорошими, без особых хлопот, – и в то же время беспокойно – уж больно один в одного, все оказались боевыми, словно не от разных отцов, а от какого-то бойцовского петуха появились на свет. Она жаловалась подруге, но Ариша успокаивала, говорила, что время такое, когда лучше быть агрессивным, сильным, напористым, чем интеллигентной мямлей, хотя агрессию Каролина ни в ком не одобряла.

Она приняла душ, позавтракала, посчитала свои деньги в ящике тумбочки и те, что оставила Дина. Должно хватить и на подарки старшему, и на пристойную встречу в ресторане. Подумала, что, может быть, не стоит идти в чужой, незнакомый и шикарный, но как-то так получалось в последние годы, что она привыкла прислушиваться к советам дочери...

По пути в гримерку Каролина заглянула в зал. Алекса в ресторане не было.

Каролина уселась перед зеркалом и, оглядев себя критически, выпила рюмочку коньяка, закусив дешевенькой шоколадкой «Аленка». Одна-одинёшенька, словно алкоголик, подумала она. А может, надо говорить алкоголичка? Ну нет, к ней это слово категорически не подходит. Она пила редко, предпочитала красное вино, а коньяк держала, как лекарство. Точнее, как валерьянку – иногда вдруг накатывала на нее боязнь подиума. Откуда, после почти пятнадцати лет выступлений? Однокурсники, среди которых были и лауреаты конкурсов, успокаивали, говорили, что это в порядке вещей.

Сегодня набросали ей в футляр от скрипки много, – кстати, она так и не решила для себя, что это: чаевые или гонорар? – так что она вызвала такси.

Ночью Каролина спала на удивление спокойно. Проснулась против обыкновения рано, когда дети еще дрыхли, приняла контрастный душ, почувствовала себя на десять лет моложе и замешала любимые Андрюшины оладушки с ломтиками яблок. Он проснулся от запаха, высунул голову в кухню, не здороваясь, спросил: «Мишка звонил?» И узнав, что еще нет, исчез в ванной комнате. Потом умял целую миску оладушек, чмокнул мать в щеку, сказал, что все очень вкусно, и спустился во двор с гантелями.

Старший позвонил с вокзала в Рязани в десять и сказал, что едет одиннадцатичасовой электричкой. Каролина вдруг разволновалась. Почему электричкой? А не в купейном, классным поездом? И почему не сказал, когда прибывает? А вдруг опоздает? Ужасно долго ждать... Что, если с друзьями сразу же пойдет куда-нибудь отмечать, как ей тогда быть? Динка, пылесосившая и без того вылизанную квартиру, цыкнула на нее:

–?Мать, что с тобой. Два года ждала, не психовала, подожди еще несколько часов. Займись делом.

Каролина послушно отправилась на кухню готовить праздничный обед, благо продукты дочь закупила еще вчера. Кухню свою она любила. Там было все старенькое, но с тщанием выбранное, испытанное, притертое, как пробка в старом хрустальном флаконе для духов. Она поставила бульон – Динка купила отличную мозговую косточку, умеет выбирать или мясники к ней неравнодушны? И стала шинковать капусту, так, как любит Михаил, мелко-мелко.

Андрей вернулся, снова принял душ и умчался, сказал, что приедет прямо на вокзал.

–?Да ты знаешь на какой? – крикнула вдогонку мать.

–?Знаю, знаю...

Дочь добродушно рассмеялась:

–?Ну, мать, и вопросики же задаешь... Ты бы на себя посмотрела.

Взъерошенная какая-то!

–?Вот будешь ждать старшего сына из армии, я на тебя посмотрю...

–?Когда у меня вырастет сын-призывник, никаких армий не будет!

–?Твоими бы устами...

Скоро по квартире стал расползаться оглушительно вкусный запах борща, который должен был успеть настояться до обеда, и нафаршированного чесноком мяса с черносливом. Ему надлежало томиться с зеленью в горшочках до самого появления на столе.

...Видимо, Алекс больше не появится в ресторане потому, что и тогда это был лишь случайный визит... Вот так всегда... Ну и ладно, больше она о нем не думает.

На вокзале, расцеловавшись с матерью, братом и сестрой, Мишка стал оглядываться, крутить головой, беспокойно хмуриться. Ехавшие с ним дембели таращились на Динку с нескрываемым восторгом.

–?Что с ним? – спросила заволновавшаяся Каролина у дочери.

–?Думаю, девушка его не пришла, – шепнула ей на ухо дочь.