— Выходит, ты ни на дюйм не доверяешь ему, если обращаешься с такой просьбой.

— Именно так, ваше величество, — подтвердил Донован. — Не могу позволить себе такой роскоши.

Яков почувствовал себя бесконечно уставшим. В комнате стояло кресло, он уселся в него и прикрыл глаза. Случайная встреча с беглым чужестранцем вызвала в его сознании образ Англии, — страны, более других заинтересованной в ослаблении власти шотландского короля. Так хотелось хотя бы на время отрешиться от угрозы с этой стороны… Что ж, Донован предложил установить наблюдение за Крейтоном; это разумно, отчего бы не согласиться…

Яков откинулся в кресле и вздохнул:

— Какого ты мнения о лорде Драммонде?

Неожиданно для Донована король сменил тему разговора.

— Он вам предан, это первое и основное. Кроме того, — добавил он, надеясь разогнать мрачность короля, — у него прелестные дочки.

— И ты, — засмеялся Яков, — как старый противник брака, решил, что мне нужно развлечься?

Улыбка Донована стала натянутой. Изменившись в лице, он подошел к окну и поглядел в него.

— Мне кажется, ваше величество, я созрел для новой попытки.

Яков изумленно взглянул на своего любимца и доверенного друга. Вот это новость, так новость! Донован, который охотнее пошел бы на дыбу, чем под венец, говорит о женщине и о браке! От тяжелых мыслей короля не осталось и следа.

После жестокой неудачи с красавицей Дженни Мак-Адам гнал от себя всякую мысль о браке и поклялся, что вступит в него нескоро, и то лишь для того, чтобы оставить наследника своему имени и владениям. И вот он вновь желает женщину… Не любит, — это, разумеется, исключено, — просто желает ее, хочет ее. Доновану хотелось взглянуть в глаза этой гордячке после того, как сообщит ей о своем решении жениться на ней… Ему хотелось унизить ее, заставить склониться перед своей волей… Ему хотелось… Переведя дух, он обернулся к королю и осторожно заговорил:

— Думаю, теперь… пора подумать и о браке.

Яков прекрасно понимал, что имеет в виду Донован. Оказав королю неоценимые услуги, теперь он мог ожидать от него щедрость и великодушие. Подданные монарха могли рассчитывать на новые земли, титулы… и, разумеется, на выгодный брак, только заслужив все это.

— И на ком же, — тихо спросил Яков, — ты просишь моего разрешения жениться?

— На леди Мак-Леод, — ответил Донован.

Яков молчал, и Донован удивленно приподнял брови.

— На какой из двух? — ответил наконец король вопросом на вопрос и получил ожидаемый ответ:

— На леди Кэтрин.

— Ага… Понятно.

— Я в курсе всего, что с ней связано, — понизил голос Донован.

— Ага, в курсе, — все так же тихо повторил за ним король. — Почему же тогда ты выбрал леди, которая является моим заклятым врагом, чей брат заключен в тюрьму и чье пребывание на свободе едва ли окажется долговременным?

— Она — храбрая и сильная женщина. Если я вновь задумался о будущем, то надо выбирать самое лучшее.

— Можно подумать, речь идет о выборе племенной кобылы для жеребца во имя достойного продолжения потомства.

В голосе короля появилась веселость.

— Где-то и так, — попытался улыбнуться Донован.

Он сознавал, что солгал сейчас: но по сути он сам не знал ответа… Не существовало никакого логического объяснения для его стремления, кроме одного: он желал Кэтрин Мак-Леод каждой клеточкой своего тела. Он пытался забыть ее, но, несмотря на все его усилия, Кэтрин все время стояла у него перед глазами — холодная и недоступная. Всякий раз, когда под тем или иным предлогом он приходил к ним в дом, она избегала его… Черт возьми, имея на руках согласие короля, он быстро ее вразумит, покажет ей, что он… Кто? Ее хозяин? Нет, не этого хотел Донован; он сам не мог уловить сути своих желаний. Может быть, лишив ее свободы, подавив в ней бунтарский дух, он лучше сумеет разобраться в самом себе?

Рука его невольно коснулась шрама на щеке, которым она словно заклеймила его. О, он видел, каким огнем пылали ее глаза в тот день, когда он пришел арестовать ее брата. Этот огонь обжигал, и Доновану нестерпимо хотелось удержать это пламя рядом с собой. Даже если для этого самому придется сгореть.

— Тебе следует нечто узнать, прежде чем ты официально обратишься ко мне со своей просьбой, Донован.

— Что именно, ваше величество?

— Я тебе говорил про курьеров с высокогорья?

— Да.

— Они принесли известие о новом заговоре.

— Еще один?

— Да. Мятеж должен начаться неподалеку от Скона. Я не желаю, чтобы моя коронация прерывалась бунтами. Это было бы плохое начало для царствования.

Как будто оно и без того недостаточно кровавое, подумал король про себя.

— Это надежные сведения? С подробным изложением плана, именами участников?

— Да.

— Тогда мы раздавим бунт в зародыше. Где все это должно произойти?

Яков поднялся и подошел к занавесям. Приоткрыв их и оглядев соседнюю комнату, он повернул голову и внимательно поглядел на Донована. На его лице вновь появилось утомление — ему не хотелось причинить боль другу.

— В Дайрлтоне, — сказал он еле слышно и ушел, оставив Донована обдумывать его слова.

Неужели Кэтрин замешана в заговоре? Он оглядел помещение, в котором расположился. Через приоткрытую дверь была видна вторая, примерно такая же по размерам, комната, обе — часть занимаемых им апартаментов. Выйти из них можно, было, только пройдя через другие комнаты. Он подошел к окну — высокому и узкому, взрослому человеку в него не пролезть. Звонком Донован вызвал слугу.

— Приготовь эти комнаты, — он указал на оба помещения, — здесь разместится заключенный. Я желаю, чтобы он не испытывал никаких неудобств.

— Да, сэр.

Слуга удалился, немедленно приступив к исполнению приказа.

Донован представил Кэтрин, запертую в этих двух комнатах, как мышь в мышеловке. Он будет держать ее здесь до тех пор, пока девушка не осознает, что выйти на волю сможет только с его позволения. Ему сейчас за тридцать, и до сих пор в жизни он практически никогда не проигрывал. И менее всего он допускал, что поражение ему способна нанести женщина.


Эндрю вернулся домой потрясенный. Вне всякого сомнения, и Донован, и король знают о назревающем мятеже, и попытка Кэтрин в последнюю минуту остановить его будет воспринята ими как соучастие в заговоре.

Кэтрин предостерегла Эндрю, чтобы после поездки он запутал следы и, потянув время, поднялся к ней по черному ходу. Слишком многие завидовали Мак-Леодам и боялись Якова, а потому частная жизнь сестер должна была оставаться вне поля зрения любопытствующих. Для Эндрю, выполняющего собственную миссию, осторожность была важна вдвойне.

Он взобрался по узкой винтовой лестнице и нашел на верхней площадке дверь. Распахнув ее, он оказался лицом к лицу с молоденькой хорошенькой служанкой, переносившей стопку белья. Памятуя, что никто не знает о жизни хозяев лучше слуг, он улыбнулся и в ответ тоже получил улыбку, в которой сквозило неприкрытое приглашение: девушка давно положила глаз на сурового, волнующе красивого домоправителя.

— Что вы тут делаете? — кокетливо улыбнулась она.

— Разумеется, ищу тебя, — ни секунды не задумываясь, ответил Эндрю и плотно прикрыл за собой дверь. Кто знает, какой кладезь сведений о хозяйках она могла из себя представлять? Положив руки ей на плечи, Эндрю привлек девушку к себе.

— Вы действительно уверены, что хотите этого? — со смехом спросила она.

— А то как же? Тебе достаточно поглядеться в зеркало хозяйки, чтобы понять, отчего всякого мужчину так и тянет к тебе.

— Всякого, да не вас.

— То есть?

— Не знаю. Вы кажетесь другим, чем все остальные. Наверное, дело в том, что вы…

Она пожала плечами, не в силах подобрать нужные слова для описания разницы между Эндрю и остальными слугами.

Он прижал ее к себе и увидел, как глаза у нее разгорелись от удовольствия и нерешительности. Девушку влекло к этому мужчине с момента его появления в доме, и она была не прочь испытать, на что он способен при более близком общении, поэтому приготовилась к небольшому, чисто символическому сопротивлению. Эндрю уже собирался поцеловать служанку, когда дверь напротив распахнулась и в комнату зашла Энн Мак-Леод. Если Эндрю кого-то не желал увидеть в этот момент, то именно Энн — единственную девушку, которая сумела затронуть в нем потаенный уголок души, наглухо закрытый для всех остальных.

Взгляд ее фиалковых глаз замер на представшей перед ней сцене; на щеках Энн вспыхнул румянец, а пальцы сжались в кулачки. Кто знает, может быть, Энн испытывала к Эндрю нечто гораздо больше того, что могла позволить себе выразить в словах? Предположение это взволновало Эндрю. Он выпустил служанку из своих объятий, и та поспешно удалилась, затем, улыбнувшись, поклонился.

— Леди Энн? — сказал он негромко и с удовольствием увидел, как взгляд ее устремился на него, а щеки заалели еще сильнее.

5

Мгновение молчания, когда они с Энн неотрывно смотрели в глаза друг другу, затягивалось, шли секунда за секундой. Энн была в ярко-синем платье, цвет которого подчеркивал особую глубину ее синих глаз, Эндрю не знал, что сейчас ей приходится собирать по крупицам все свое мужество. В первый же вечер, когда он, раненый и еле стоящий на ногах, вместе с ее братом появился в доме, она почувствовала, что теряет покой, и, оказывая ему помощь, Энн молила, чтобы никто не заметил, как дрожат ее руки.

В Эндрю было что-то, что оставалось для девушки загадкой. Он сразу произвел на нее странное действие, и если его энергия и плещущая через край мужественная сила сначала пугали ее, то потом начали возбуждать.

Эндрю ничего не позволял себе, но само его присутствие вызывало румянец на щеках Энн. Он был чуток, великодушен и сдержан, но Энн этого казалось недостаточно, и она едва ли смогла бы объяснить, что ей еще от него надо.