Она не знала, пребывая в состоянии летаргии, когда он покинул ее, заботливо укрыв простыней.

— Я скоро увижусь с тобой, моя маленькая рабыня! — прошептал он с почти ласкающей ноткой в грубом голосе, его пальцы убрали потные волосы с ее лица. — Веди себя хорошо до этого!


Он ушел от нее снова, потому что он-то по крайней мере был свободен, и теперь началось ожидание.

В ней не осталось задора на то, чтобы сформулировать протесты. В щеке покалывало, она горела и припухла, когда Сара повернула голову на подушке.

Не думай, старайся пока не думать! — настойчиво жужжало в ее мозгу, и она позволила себе легко и почти жадно впасть в небытие сна.

Почему она не могла спать вечно? Накопилось слишком много того, о чем она предпочла бы не думать при восходе солнца. Солнце? Комната была полна света, лившегося через широко открытые став ни, и до ее ноздрей донесся изысканный запах кофе.

— Извините, что я бужу вас, синьорина. Но герцог подумал, что вам захотелось бы позавтракать до того, как он возьмет вас прогуляться верхом.

Серафина выразительно смотрела в сторону залитой солнцем террасы, пока Сара тянула к себе конец простыни, чтобы прикрыть свою наготу.

— Если вы сядете прямее, синьорина, я подложу вам под спину подушки и принесу поднос…

Я, должно быть, проспала и вечер и ночь, размышляла Сара. Ее тело одеревенело и саднило в определенных местах. Черт его подери, черт его подери!

Серафина, умело суетясь, тактично игнорировала темный синяк на щеке Сары и внезапный прилив краски, сделавший его особенно заметным при ярком свете утреннего солнца.

— Вы проспали довольно долго, — сказала экономка, подавая ей в постель поднос. — Вы не ели со вчерашнего утра, но было приказано не беспокоить вас, даже для обеда. Вы, должно быть, голодны, ешьте, пожалуйста, пока я приготовлю вам ванну. Надо ли погладить что-то из вещей? Бианка гладит осторожно и очень быстро.

Неужели обычно молчаливая Серафина столько разговаривает, чтобы успокоить меня, гадала Сара. Что она думает на самом деле?

Вероятно, это не ее дело, ответила Сара сама себе с горечью. Ясно, что диктаторское слово герцога было здесь законом и когда он говорил, любой должен был проявлять крайнее внимание…

— У меня нет костюма для верховой езды, — сказала Сара угрюмо, глядя поверх края своей чашки с горячим кофе, мрачно размышляя, что он сделает, если столкнется с открытым неповиновением. Взять ее с собой покататься верхом, недурно. Сформулировано как приказ вместо просьбы.

— Герцог попросил меня сказать, что официальный костюм для верховой езды необязателен. Он сказал, подойдут любые брюки. Позвольте, синьорина?

Серафина ни в чем не виновата, должна была признать Сара. Ей надо высказать свои аргументы ему, и она это сделает! Сейчас, при ярком дневном свете, его недавние угрозы казались просто… нелепыми! Он не пират с африканского побережья Средиземного моря, и эта солнечная веселая анфилада комнат в действительности не похожа на сераль! Вот как может разыграться воображение, фантазия, точнее — могло бы разыграться. Фантазия — вот и все. И они оба увлечены — он даже больше, чем она…

Довольно осторожно пальцы Сары прикоснулись к болезненному синяку на лице. Зверь! Она ведь женщина! Как он осмелился ударить ее так злобно только потому, что она заплатила ему его же монетой? Девушка-рабыня, нечего сказать! Ха! Пусть найдет себе более легковерную женщину, чтобы играть с ней в игры, изобретенные его фантазией. Она достаточно много читала, чтобы быть информированной о… Поискав в уме подходящее слово, Сара набрела на него. Извращения. Все те слова, которые он шептал ей в то время, как сам… Отвратительные, похотливые слова, о которых она не хотела думать при ясном и рациональном свете дня.

29

Сара не позволила себе никакого чувственно-долгого пребывания в ванне, кроме того, она настояла, чтобы Серафина оставалась под рукой на случай, если ей что-либо понадобится. И теперь Сара взяла свежевыглаженные джинсы, которые Серафина вручила ей, и подергала их в надежде, что они все еще того же размера — это были самые тесные брюки из всех, которые у нее были, она купила их только потому, что Дилайт настояла на том, что она должна пойти к Giorgio’s и купить одну из самых последних моделей дизайнера.

— Жаль, что я не могу пойти с тобой, малышка, но… приобрети себе настоящие узкие сексуальные джинсы для разнообразия? Как у меня — и мне подобным в этом городе. Господи, я рада, что мешковатые брюки вышли из моды!

Вспомнив этот разговор с Дилайт, Сара подумала, как легкомысленна она была, считая, что разыгрывает пьесу «плаща и шпаги». Она и не догадывалась, до нее не доходило, что подозрения сестры очень обоснованны.

Господи, если бы Дилайт знала, что Марко сделал на самом деле.

Она, возможно, посчитала бы это забавнейшей шуткой, подумала Сара. Дилайт решила бы, что это просто невероятно для ее излишне скромной сестры пережить настоящее приключение. Ее похитил сам герцог, и путешествие, по меньшей мере, было первоклассным. Единственное, чего она лишилась, была девственность, которая ей уже порядком прискучила. И все было не так уж плохо, он действительно оказался нежным и милым в первый раз, когда был пьян…

Рассердившись на себя, Сара повернулась к зеркалу, застегивая пояс. Черт его побери! Она еще доберется до него, так или иначе. Как они называют это здесь в Италии? Вендетта…

Она выглядела не так уж плохо… Бледно-голубые джинсы были узковаты, но тем не менее не малы. И красная шелковая блузка ей шла. Сара довольно дерзко расстегнула еще одну пуговицу. Так. По крайней мере, она может прекрасно сыграть Дилайт. Дилайт с практичным логическим умом Сары. Она была уверена, если поговорит с Марко спокойно, указав ему без обвинений, какой у него отвратительный характер, что теперь, поскольку он добился своего и она… ух… принадлежала ему несколько раз, он мог бы и отпустить ее. Если он чувствует, что он должен заплатить ей, тогда может купить спортивный автомобиль «ламборджини». Самый лучший, конечно, какой была и она. О да — он, право, оценит этот утонченный жест.

Он, конечно, позволит ей уехать. Когда она ему скажет, кто она на самом деле, он будет только рад избежать скандала. В былые времена его бы вынудили жениться на ней, и бедному папе, вероятно, пришлось бы драться с ним на дуэли. Этот новый полет фантазии вызвал невольную улыбку на решительно сжатых губах Сары, когда она, окончив закалывать волосы, воткнула в них черепаховый гребень, чтобы удержать их. У бедного папы был бы, вероятно, сердечный приступ, если бы он когда-либо узнал об этом. Его заботливо выращенная маленькая Сара никогда бы не совершала что-либо безумное, опрометчивое и отъявленно безнравственное. Она совсем не была похожа на свою дикую сводную сестру! Или все же была?

Может быть, в ней в конечном счете больше от дьявола, чем от ангела. Она действительно достаточно дерзка, чтобы противостоять большому злому волку. А почему бы и нет? Чего ей еще бояться? Сара направилась к мраморной лестнице. Обычно невозмутимая Серафина закудахтала ей вслед:

— Но, синьорина… герцог сказал мне, что пошлет за вами, как только будет готов. Нет нужды…

— Пошлет за мной, когда будет готов, неужели! Извините, Серафина, но он ваш герцог, а не мой, даже если он сделал меня своей amante, не спросив моего согласия! И когда я готова, я терпеть не могу ждать какого-то ленивого мужчину, который разбудил меня спозаранку, а сам еще валяется в постели.

Сара не собиралась говорить экономке так много, но слова, казалось, вырвались у нее — и, несмотря на то что Серафина просто задохнулась, Сара не взяла бы ни одно из своих слов назад. Хватит лицемерия, пусть все слуги герцога узнают, каков на самом деле их феодальный повелитель. В ее голове мстительно теснились слова, которыми можно было описать его. Распутник! Бабник! Садист! Дегенерат! Вернись к американской откровенности двадцатого века, Сара. Он… он… И ему лучше не искушать ее, чтобы она не сказала ему об этом.

— Синьорина… пожалуйста, передумайте. Герцог…

Сара остановилась на полпути, когда они добрались до лестничной площадки и вздохнула:

— Серафина, извините! Но не могли бы вы перестать при мне называть Марко герцогом? У нас в Америке не пользуются титулами. (Ха! Папочке бы это, право, понравилось!) И в любом случае, что плохого в моем желании узнать, где его комнаты? В конце концов он приходит и входит в мои совершенно свободно!

Она поняла, что Серафина сдалась, по тому, как бедная женщина начала перебирать четки.

— Дверь вон там, синьорина. Направо, вы не можете ее пропустить, на ней семейный герб. Но я надеюсь, что синьорина изменит свое намерение. Гер… синьору не понравится…

— Напротив, он будет польщен, что я так жажду увидеться с ним! — Сара улыбнулась одной из самых своих сладких улыбок — Спасибо, Серафина, я обещаю, что не позволю ему обвинить вас каким-либо образом. Grazie[19].

— Prego[20]… — пробормотала Серафина, задыхаясь, пока она наблюдала, как несгибаемая молодая особа целенаправленно двигается в направлении личных апартаментов герцога. Povera![21] Догадывается ли она в самом деле, на что нарывается, бедная маленькая экс-девственница, которая уже отмечена печатью циничного взгляда герцога на женщин? А все его мать — оставить в душе сына такие шрамы! Он, кажется, ненавидит женщин и не доверяет им всем, и еще… Серафина чувствовала, что здесь что-то не так. Почему, собственно, герцог привез сюда девственницу, вроде бы помолвленную с его братом? И почему он изнасиловал ее и сделал одной из своих любовниц? Все эго выглядело очень странно. Какими бы недостатками он ни обладал, герцог ди Кавальери до настоящего времени выказывал себя гордым мужчиной, который тщательно оберегал честь семьи. Любовницы у него были — даже несколько, если верить его личному шоферу Бруно. Но он никогда не щеголял ими перед общественностью. И уж, конечно, не привозил сюда! Что это на него нашло?