Так ей и надо за обман! Не горячись, Сара!

— Благодарю, но я очень занята, и мой тренер…

— О, но ведь я тоже опытный тренер. И поскольку Лос-Анджелес кажется довольно опасным городом для таких привлекательных и самостоятельных молодых женщин, как вы, я мог бы, пожалуй, показать несколько полезных приемов, которые помогут вам защититься от других знатоков каратэ.

— Лучше не надо. Я большей частью занимаюсь этим ради упражнения.

— Понятно. И какие еще упражнения вы любите?

Он, должно быть, заметил, что она задыхается от гнева, но спокойно продолжал, даже не повернув головы:

— Каждый день, глядя в окно, я вижу, как люди бегают трусцой. Ведь теперь это модно?

Вспомнив свою роль, Сара кратко ответила:

— Вообще-то я не люблю вставать рано утром, разве только когда я работаю.

К этому времени они должны были уже добраться до гостиницы. Неужели он нарочно ехал медленно? Или выбрал не самый короткий путь, чтобы насладиться возможностью мучить ее вопросами и двусмысленностями?

— Я тоже думаю, что бег трусцой не самый привлекательный тип упражнений. Все это пыхтенье! Все же рискну предположить, что вы любите танцевать. Я прав? В дискотеке, например.

Она чуть не совершила промах.

— Нет, то есть я обожаю танцевать, но не слишком часто хожу туда. Не могу позволить себе поздно ложиться, если мне надо быть бодрой и рано вставать.

— Вы говорите так, как будто все время работаете и никогда не развлекаетесь. Как вам не стыдно? Ведь ваше имя значит «наслаждение».

Она сочла нужным проигнорировать его слова, сказав:

— Я рада, что вам нравится мое имя. Оно довольно необычно, не так ли? Мона говорила, что успела выпить изрядное количество шампанского и оранжада к моменту, когда ее спросили, какое имя она собирается мне дать!

— Мона?

— Моя мать, Мона Чарлз. Она не из тех, кого дети зовут мама или мамочка!

— Понятно.

Его голос почему-то звучал угрюмо. Но он, по крайней мере, совсем замолчал, и Сара с облегчением вздохнула, когда увидела впереди гостиницу.

Я почти уверена, что он мне не нравится, думала она. Но какой поразительно сложный человек! Полон противоречий. Были моменты, когда она поклялась бы, что он заигрывает с ней, отпуская двусмысленные намеки, но он тут же начинал насмехаться над ней, и это чувствовалось по его голосу. Почему он захотел встретиться с ней? Как он, по выражению Пола Друри, мог стать ее «поклонником»?

Потом Сара с тяжелым чувством осознала, что герцог ди Кавальери так старался не ради нее, а ради ее сестры. Ради Дилайт, само имя которой, казалось, очаровывало его. Имя, которое звучало, как обещание. Разве не так он сказал сразу после того, как они встретились?

— Вот и приехали.

Прежде чем кто-либо из одетых в красные туники служащих успел подбежать к машине, Рикардо перегнулся через свою спутницу и сам открыл дверцу. Сару словно током тряхнуло, когда она почувствовала прикосновение его твердой руки к своей груди. У нее было такое ощущение — даже после того, как светлолицый молодой человек помог ей выйти из машины и она стояла на освещенной стороне, ожидая, пока Рикардо подойдет и поведет ее в гостиницу, — словно она обнажена и он осторожно трогает ее. Она хотела влепить ему оплеуху и бежать, но продолжала стоять, сохраняя невозмутимый вид, пока он снова не взял ее под руку, сказав своим глубоким резким голосом:

— Пойдемте.

И она безвольно пошла туда, куда он ее вел.

6

Чувство облегчения, когда она увидела ожидающих их в апартаментах герцога Пола Друри и его жену, скоро сменилось недоверчивой настороженностью. Супруги Друри вряд ли окажутся полезными, если ей вдруг понадобится помощь. Они явно находились под слишком большим впечатлением от сочетания титула и денег в одном лице! Но во всяком случае они присутствовали, и Сара была признательна Монике, когда та после светской беседы заявила, что сильно проголодалась.

Моника Друри совсем не похожа на Монику, глупо подумала Сара.

Они удалились в женский туалет, и Моника — высокая, костлявая, сутуловатая — безуспешно пыталась расчесать свои прямые, неровно остриженные светлые волосы.

— Мне просто надо сменить парикмахера. К кому вы ходите делать прическу?

Вспомнив, что ей говорила Дилайт, Сара улыбнулась.

— Мне это делает подружка в свободное время.

— О! Правда?

В зеркале глаза Моники Друри выглядели напуганными. С детской наивностью Сара подумала: что ж, пусть мое поведение шокирует ее! Она так невыносимо вульгарна и претенциозна! Из кожи вон лезет, чтобы все узнали, откуда в их семье берутся деньги.

За первой частью ужина, который, казалось, никогда не закончится, только и было слышно: «Папочка обычно говорил гак, папочка обычно поступал так». Пол Друри угрюмо молчал, а герцог ди Кавальери, откинувшись на стуле, сохранял на лице саркастически оценивающую улыбку. Сара почти слышала, как он думает, что она типичная американская баба! И это ее так раздражало, что она умышленно поощряла ее хвастовство.

— Мне необходимо воспользоваться туалетом.

Нескромное бегство от пристально глядевших на нее глаз Моники. Но какая ей разница, о чем подумала Моника?

Лишь об одном Сара старалась не думать — о герцоге ди Кавальери и смешанных чувствах, которые он помимо ее воли пробудил в ней. Не помогла и попытка убедить себя, что он ей безгранично неприятен. Было ясно, он ее гипнотизирует, ведь она почти не в состоянии оторвать от него взгляд, как птичка от змеи. В нем было что-то примитивное, прикрытое, как того и требовала цивилизация, чисто внешней вежливостью, и он обращался с ней, как с загипнотизированной жертвой, уверенный, что она никуда не убежит, проявляя небрежную учтивость, не более того. Почему же все-таки он пожелал встретиться с ней? Разве он так стремился к этой встрече лишь ради того, чтобы сидеть за столом и наблюдать за ней загадочно непроницаемыми глазами?

Женщина молча вернулась к столу, и мужчины поднялись с церемонной вежливостью. Снова Сара почувствовала прикосновение сильных загорелых пальцев к своей обнаженной спине и еле подавила дрожь, вызванную страхом и волнением.

— Не хотите пойти потанцевать после ужина? У вас фигура хорошей танцовщицы и легкая поступь.

Сара откинула голову, ее губы скривила вызывающая улыбка.

— Вам нравится диско? Это единственный вид танца, который я люблю. Знаете, он требует огромного напряжения.

Моника театрально вздрогнула, скривив рот, словно съела что-то кислое.

— Я люблю смотреть, как танцуют. Балет… знаете, мы с Полом бываем на каждом спектакле Нью-Йоркского городского балета. Папочка покровительствовал этому балету.

В конце концов у Моники могут быть свои привычки! Сара сверкнула улыбкой, загадочно произнеся:

— Мне не нравится смотреть. Я люблю музыку с ритмом, заставляющим тело двигаться.

О чем она говорит? На самом деле ей нравится балет, оперу она любила еще больше. Но этот мужчина хотел встретить Дилайт, и он ее получит!

Он прищурил глаза, и это была единственная реакция, которую она заметила.

— Итак, вы предпочитаете танцевать, а не смотреть? Я, конечно, говорю о танцах, мисс… Дилайт. — И, не встречаясь с ней взглядом, он равнодушно отвел глаза, как будто ответ его не интересовал. — А как вы думаете… Пол и Моника? Что скажете, не сходить ли нам сегодня в дискотеку? Предоставляю вам или своей очаровательной гостье выбрать дискотеку, поскольку я еще не совсем здесь освоился.

— Я сегодня не могу задерживаться допоздна, но тем не менее благодарю вас.

Дилайт танцевала потрясающе, раскованно, а у Сары еще не было достаточной практики, чтобы знать, способна она или нет. И он, несомненно, также прекрасно танцевал — его легкий шаг и осанка напоминали фехтовальщика или борца. Он говорил, что у него черный пояс по каратэ и степень. Бесспорно, он очень хороший танцор. Что ж, она не собирается выглядеть перед ним глупо!

— Вы единственная, кто постоянно жалуется, что по утрам приходится рано вставать…

Пол и Моника вполголоса что-то обсуждали, не обращая на нее внимания. Рикардо склонился к ней, насмешливо приподняв одну бровь.

— Я в прессе читал о вас все, но если бы я не знал лучше, то мог бы подумать, что вы… почему-то боитесь. Синьорина, я не кусаюсь, я также не сторонник принуждения женщины против ее воли.

Сара чувствовала тепло его тела и жар предательского притока крови к лицу. Чтобы скрыть это, она опустила голову, делая вид, что роется в сумочке, и беззаботно сказала:

— О, хорошо! Тогда я могу позволить вам отвезти меня домой, не опасаясь словесной перепалки, не так ли?

Подняв наконец голову, она встретила его злой взгляд и понадеялась, что его вид свидетельствует о безразличии.

— Мне понравился ужин, правда, но я работающая девушка и вставать в шесть часов ужасно не хочется!

— Вы изобретательны на увертки, не правда ли? Хотя внешне вас можно принять за образец раскрепощенной молодой американки, думаю, вы немного побаиваетесь человека, характер которого не соответствует привычному вам эталону.

— Герцог, вы себе льстите?

Ее преднамеренная вульгарность была встречена стиснутыми челюстями, а его глаза сверкнули, как вспышка молнии.

Она теперь не отступит, да и некуда отступать. Сара, к своему ужасу, заметила, что Пол и Моника заключили перемирие и теперь наблюдали и слушали с почти нескрываемым любопытством.

— Возможно, но я так не думаю. С первых минут нашей встречи я почувствовал вашу враждебность. А может быть, вы меня разыгрываете? Может быть, такое поведение рассчитано на то, чтобы ввести кого-то в заблуждение?