— Мы приехали вовремя!

Он тоже посмотрел на часы.

— Вижу. Просто мне минуты ожидания показались годами. Все боялся — а вдруг передумаешь и не приедешь. С тебя ведь станется… Надо было мне все-таки за тобой заехать, спокойнее бы было…

К нам подошли его родители. Довольная Мария Владимировна вскричала:

— Как ты хороша, Анечка! Просто прелесть! — Но целовать не кинулась, боясь попортить и свой, и мой макияж.

После этих слов Евгений внимательнее посмотрел на меня и хмыкнул. Меня познакомили с братом Евгения, высоким мужчиной моих лет, и его женой, непоседливой рыжеволосой красоткой. Я от волнения даже не запомнила их имена.

Дама-распорядительница пригласила нас в зал. Я и не предполагала, что на регистрацию приедет столько народу. На банкет мы разослали две сотни приглашений, и я считала, что в загс приедет столько же, но прибыло гораздо больше.

Когда я на вопрос регистратора ответила «да», Евгений расправил плечи и гордо посмотрел вокруг, как победитель.

Вслед за тем мы принимали поздравления. Цветов было столько, что столы, приготовленные для этой цели, были завалены полностью. Когда наконец поток поздравляющих иссяк, мы перешли в буфет и открыли десяток бутылок шампанского. Евгений держал в руках бокал, весело улыбаясь, но пить и не думал. Я тоже вино только пригубила. На глаза попалась невестка, что-то сквозь зубы выговаривающая брату. Наверняка припоминала, чего ей не хватало на ее собственной свадьбе. Он слушал ее с отсутствующим выражением лица. Защитная реакция.

Банкет был подготовлен в одном из лучших ресторанов города. Нескончаемые столы стояли буквой «П», заставленные блюдами так, что свободного места на них не было. Мы сели во главе стола, и началось. Тосты, поздравления, поцелуи. Девчонки из библиотеки исполнили несколько забавных номеров, пели приглашенные певцы, поздравляющие вручали нам конверты с деньгами. Я устала, но изображала веселье. Посредине потока поздравляющих подъехало все семейство Панкратовых. Я напряглась — впереди шагала Викуся с букетом цветов наперевес.

По выражению ее лица я попыталась понять, знает ли она о моей роли в этом торжестве или до сих пор остается в неведении? Оно было несколько нахмуренным, что легко можно было объяснить несбывшимися надеждами. За ней шел торжественный Геннадий Петрович с женой, невысокой симпатичной женщиной.

Уж лучше бы они вовсе не приезжали. Викуся в порыве негодования вполне может смазать меня этим милым букетиком по физиономии, да еще и тайный воздыхатель, пусть и старинный друг семьи… Им навстречу устремились всем составом Антиповы, издавая приветственные возгласы. Я надеялась еще на несколько спокойных минут, но их не оказалось. Геннадий Петрович, помахав друзьям рукой, первым делом направился к нам вместе со своими дамами с твердым намерением поздравить.

Мы с Евгением поднялись им навстречу. Муж взял меня под руку, и я почувствовала, как напряглось его тело. Он выдвинулся немного вперед, чтобы, если придется, принять удар на себя. Викуся, невыразимо прекрасная, — наверняка провела в салоне красоты много часов подряд, чтобы Евгений понял, что теряет, — в ярком золотистом платье, сверкающем в свете люстр, остановилась перед нами, не глядя на меня. С горечью глядя только на Евгения, удрученно, стараясь уничтожить всю радость, присущую свадьбе, недоверчиво протянула:

— Надеюсь, ты будешь счастлив, Женя! — В ее голосе столь явственно слышалось неверие в сие чудо, что я не выдержала и рассмеялась.

Она недоуменно перевела взгляд на меня, и постепенно в ее глазах зажглась искра узнавания. Она побледнела, готовясь хлопнуться в обморок. Но тут вперед выступил Геннадий Петрович, оттеснив дочурку в сторону. Он достал из кармана плоскую коробочку и подошел ко мне.

— Поздравляю вас, мои дорогие, с этим незабываемым днем! Мне хочется подарить вам нечто особенное, что я подарил бы на свадьбу своей дочери.

Он достал из коробочки браслет с темными зелеными камнями, похожими на изумруды. Взял мою руку, не обращая внимания на потемневшего Евгения, и защелкнул замочек на запястье. Потом из коробочки появилось ожерелье, и он надел его мне на шею, нежно проведя пальцами по ключицам. Как мне удалось сохранить при этом непринужденную улыбку — не понимаю. Наконец он отошел, поправив у меня на груди ожерелье и делая вид, что любуется его блеском. Евгений уже откровенно кипел от гнева, и мне пришлось сжать ему ладонь, чтобы привести в чувство.

Жена Геннадия Петровича поцеловала меня в щеку и благодарно шепнула:

— Спасибо вам!

Я озадаченно посмотрела на нее, не совсем поняв за что, но она уже поздравляла Евгения, шутливо желая ему целый выводок детей. Но вот их место заступили другие гости, и я вздохнула с облегчением. Поток поздравлений и крики «Горько» продолжались до двенадцати часов. В час гости стали потихоньку разъезжаться, и нетерпеливый Евгений увез меня к себе, не дожидаясь, когда разойдутся остальные.

Помогая мне вылезти из пышного наряда, признался:

— Ты просто неземное создание в этом платье. Талия — тоньше не бывает. — И, поцеловав, расстегнул платье лишь до талии. Я запротестовала, но он только рассмеялся. — Зато ты не сможешь сопротивляться. И я смогу делать с тобой все, что захочу. Ты же не захочешь порвать это чудо?

Он был прав — я не хотела испортить платье и стойко вынесла его весьма нескромные ласки. Все же на кровать он меня в нем не отнес. Помог освободиться от него и замер при виде кружевного корсета и прозрачно-белых чулок с подвязками.

— Вот это да! Хорошо, что я не видел это прежде, а то не высидел бы свадьбу…

Быстро снять корсет у него не получилось, и он долго путался в шнуровке, пыхтя и ругаясь. Потом, как я и предполагала, мы не спали до утра. Уснули в восьмом часу утра, но уже в два зазвонил телефон, стоявший рядом с кроватью. Евгений поднял трубку, сонно сказал:

— Слушаю, мама!

В трубке что-то зашелестело, и он, любовно поглаживая мое голое плечо, согласился:

— Да, я тоже от него такого не ожидал. Миллионов пять, если не больше, я плохо разбираюсь в изумрудах… Нет, у нас все нормально. А чего мне ревновать? Это он пусть ревнует. Она же со мной, в моей постели… Да, предложения были, просто их не приняли. А тетя Люда молодец — держалась очень хорошо, все подумали, что это их общий подарок… — В трубке еще что-то прошелестело, и он, сказав: — Хорошо, но не сегодня, мама! — положил трубку и повернулся ко мне.

Что они говорили о Геннадии Петровиче и его экстравагантном подарке, я догадалась сразу. Наблюдая за движением руки Евгения, которая все ближе подбиралась к моей груди, все же спросила, рискуя разрушить минуту наслаждения:

— Вы говорили о Панкратове?

— Угу! — Он сжал мое плечо и свирепо проговорил: — Никогда не предполагал, что мы с дядей Геной будем соперниками! Я не ошибся, говоря матери, что он предлагал тебе стать его любовницей?

Я вздохнула. Говорить об этом мне не хотелось, но пришлось признаться, чтобы между нами не было недомолвок:

— Нет, любовницей не предлагал.

Он протяжно присвистнул:

— Значит, женой?

Я посмотрела на потолок. Там красовались тонкие золотистые цветы, обрамленные тяжелой лепниной.

— Нет, он мне ничего не предлагал. Открыто, во всяком случае. Но признал, что если бы не был женат, то женился бы. В общем, смысл его речи был такой: он влюблен и сделает все, что я захочу.

— Но ты, естественно, ничего не захотела! — Это был не вопрос, а утверждение, поэтому отвечать я не стала.

Он что-то пробормотал и вдруг начал властно меня целовать, будто доказывая всему миру, что я принадлежу исключительно ему. Все-таки мужчины гораздо ближе к животным, чем женщины.

Мы пробыли дома до четверга, практически не выбираясь из постели. Евгений был счастлив. Он порой не мог решить, поесть или заняться кое-чем более приятным. Если бы не я, периодически требующая более насущной пищи, он бы о еде и не вспоминал. Но в четверг я собралась на работу, чем он был крайне недоволен. Он даже потребовал, чтобы я подала заявление об уходе, и мне пришлось напомнить ему, что я не наложница в гареме, чтобы, томно вздыхая, круглыми днями ожидать своего господина.

Едва появившись в отделе, вызвала дружное сочувствие наших дам — видок у меня был изрядно потрепанный или, как дипломатично выразилась Лидия Антоновна, «немного утомленный». Несмотря на это, расслабиться себе я позволить не могла и полдня бегала по библиотеке, утрясая то одно, то другое. В один из вояжей в общий отдел встретила Викусю. Она была непривычно бледна и даже несколько небрежно накрашена. Что это с ней? Я никогда не думала, что какие-то неприятности могут заставить ее не уделить должного внимания макияжу.

Завидев меня, она подошла ко мне. Я ожидала очередной пакости, поэтому приняла вид непробиваемой каменной скалы, но она, пугливо оглянувшись, не стоят ли сзади ненужные свидетели, вдруг зашептала:

— Аня, я должна попросить у вас прощения за ту глупость, что говорила вам и о вас! Мне мама в воскресенье объяснила, что вы очень достойный человек… — Она хлюпнула носом, давая мне время прийти в себя.

Я почувствовала себя так, будто вокруг не библиотека, знакомая мне до тошноты, а безбрежная пустыня Сахара и я стою в центре зыбучих песков. Что же ей могла объяснить ее мать? Я помнила ее загадочное «Спасибо вам!» на свадьбе и стала потихоньку догадываться, в чем дело. Викуся снова осмотрительно оглянулась, как сбежавший из плена раб, и тихо пояснила:

— Мама сказала, что папа в вас влюбился. И нам очень повезло, что вы порядочная женщина и на чужих мужей не кидаетесь. Если бы на вашем месте была другая, он от нас непременно бы ушел. К вам. Мама объяснила, что у всех мужчин в этом возрасте крыша слетает и они влюбляются в других женщин, забывая о семье. Вот и с папой такое приключилось. Но вы благородно себя вели, спасибо вам… — И она побрела дальше, забыв о том, что я увела от нее Евгения.