Он жестко возразил, еще больше насторожив меня:

— Меня касается все, что касается вас!

Его лицо было слишком серьезно, чтобы счесть эти слова неудачной шуткой. Он никак не хотел понять, что мне неприятно его предложение. В голове внезапно мелькнуло: а если бы оно было сделано в другой форме? Если бы он предложил мне замужество? Я вдруг поняла, что вполне могла ответить согласием. И эта мысль напугала меня по-настоящему. Любой из вариантов нашего знакомства был тупиковым. Чтобы выпутаться из этого двусмысленного состояния, я попыталась его разозлить. После этого нехитрого приемчика, как правило, отставали все ухажеры.

— Вы лучше почаще касайтесь Викуси и ей подобных! А мне ваши прикосновения совершенно не нужны! И не надейтесь на продолжение знакомства! Мне глуповатые мальчуганы ни к чему! — Сказано было смело, тем более что в некотором смысле я по сравнению с ним сущая девчонка.

Но он, раздосадованный столь уничижительным тоном, не заметил несоответствия между моим хвастливым заявлением и истинным положением вещей. Сжав кулаки, выпалил:

— Господи, как мне порой хочется вас поколотить, Феоктиста Андреевна!

Это мне понравилось гораздо больше, чем плаксивое хныканье, и я приободрилась. Когда тебе почти признаются в любви, смеяться нельзя, а вот когда собираются побить — можно. Ответила в том же духе:

— Боритесь с собой, Евгений Батькович! А то ведь можно и адекватную порцию неприятностей схлопотать!

Он вздохнул, помахал кистями рук, чтобы расслабиться, и сказал:

— Александрович я. Если запомните, конечно.

Я удивилась:

— А зачем мне загружать свою память ненужной информацией? Надеюсь, мы с вами все выяснили и больше встречаться не будем?

Как вежливый человек, я дала ему возможность сохранить лицо, небрежно со мной согласившись. Но он вспыхнул, как юная девица, застуканная во время первого поцелуя, и несдержанно завопил, привлекая внимание прохожих:

— Черта с два! И не надейтесь! Мы с вами будем встречаться часто! И даже очень!

Этот ультиматум мне не понравился, и я, вытянувшись во весь рост, чтобы казаться выше, отбросила все условности и сказала ему строго и внушительно, сразу расставив все точки над i:

— Уважаемый Евгений Александрович! Я вообще-то тоже человек, хотя вы меня, видимо, таковым не считаете. Так вот, я с вами встречаться не хочу! Вы поняли: не хочу! Это не блажь, не пустое кокетство и не завлекательные крючочки. К тому же вы намного меня моложе. В моем понимании — просто незрелый молокосос. Мне нравятся мужчины опытные и умные. А вы к их числу никак не относитесь. Так что очень вас прошу — оставьте меня в покое. Если вы еще раз попытаетесь проделать со мной такую же милую шуточку, как сегодня, мне придется написать заявление в милицию. И я не шучу. — Я строго посмотрела ему в глаза. — Вы меня поняли?

Он нехотя подтвердил, болезненно усмехаясь слегка дергавшейся половинкой рта:

— Все ясно…

Я видела, что ему и в самом деле больно, но помочь ничем не могла. Мне тоже тяжело, ведь собственными руками рушить мечты, пусть потаенные, в которых невозможно признаться даже самой себе, невообразимо трудно. Но лучше один раз перетерпеть, чем затягивать эту мучительную процедуру. Если бы… Но дальше простиралась запретная зона.

Не глядя на меня, Евгений с мрачной физиономией пошел к стоявшей на парковке машине. Воспользовавшись его задумчивостью, я резвой рысью рванула по улице, и, когда он открыл машину и оглянулся, чтобы посадить меня в салон, меня уже не было. Чтобы он не бросился в погоню, я дворами быстренько добежала до ближайшей автобусной остановки, села на подошедший автобус и уехала домой, некрасиво отдуваясь от переполнявших меня эмоций.

На следующий день вся библиотека знала, что накануне вечером меня увез Викусин друг: Иринка постаралась на славу. С самого утра пройти по библиотеке было невозможно, каждый считал своим долгом спросить меня, что же мы с Евгением делали. Даже Аля, очень сдержанно относившаяся к чужой личной жизни, не удержалась от искушения задать мне сакраментальный вопрос, слышанный мной за сегодняшний день от слишком многих:

— Это правда?..

Я даже продолжения не стала дослушивать. Легкомысленно подтвердила, будто для меня уехать вечерком с чужим поклонником самое обычное дело:

— Правда-правда!

Она немного помолчала, но, не в силах преодолеть любопытство, все же продолжила:

— И для чего?

Я выдала на-гора стандартный вариант якобы происшедшего, который доверительно сообщала всем интересующимся:

— Он уговаривал меня быть поприветливее с Викусей.

Аля недоверчиво вскинула голову. Все-таки она не первый год замужем и понимает, что мужчины, как правило, не увозят нахрапом с собой одну женщину для того, чтобы помирить ее с другой.

— В самом деле?

Я сухо подтвердила:

— Конечно! А что еще может быть? Не думаешь же ты, что он голову потерял от пламенной ко мне любви?

Постаралась сказать это с таким пренебрежительным напором, чтобы не согласиться было невозможно. Но Аля задумчиво склонила голову набок и оглядела меня внимательным взглядом. Я почувствовала, что щеки заливает предательский румянец. Вот ведь ее никчемушная проницательность. Но на мое счастье и к досаде внимательно слушающих нас сослуживиц, Аля, большая умница, прекрасно знала, когда надо отступить. Она так и сделала, понимая, что я все равно не расколюсь и правды о том, что произошло, не скажу. Злить меня своими догадками она не стала, но напоследок не преминула ущипнуть:

— Да, видимо, он сильно влюблен в Викторию, раз так заботится о ее спокойной жизни.

И тут я неосмотрительно себя выдала, небрежно дернув плечом. Но сразу же спохватилась и подтвердила, стараясь, чтобы голос не подрагивал от еле сдерживаемого смеха:

— О, сильно, сильно любит!

Аля сразу раскусила, что все предыдущее было откровенным блефом, и победно улыбнулась. Но остальные ничего не поняли и разочарованно переглянулись. Неужели они надеялись, что я поведаю им о романтическом свидании при свечах? У них был такой убитый вид, что я тихонько засмеялась.

Скоро выяснилось, что я совершенно правильно сделала, ничего никому не сказав, потому что во время обеда раздосадованная и совершенно распоясавшаяся Викуся выложила мне свое возмущение. Место для выяснения отношений она выбрала самое для этого подходящее — в нашей столовой, не принимая во внимание ни с десяток библиотекарей, стоявших в очереди в буфет, ни полсотни читателей, толпившихся у раздачи. Ну нравится человеку выступать перед публикой, что тут поделаешь?.. Завидев меня, милашка маршевым шагом протопала ко мне, изготовившись к схватке века. Расправив плечи, грозно заявила:

— Почему вы пытаетесь отбить моего жениха? Посмотрите на себя — вы старая, некрасивая и плохо одетая! Куда вы лезете?

Мне стало и смешно, и досадно. Вот это да! Ее так называемый женишок увозит меня против моей воли, и она еще такие фортели выдает! Но, поскольку правду сказать нельзя, а спускать откровенное хамство не хотелось, я печально вскинула глаза к потолку и с нарочитым сочувствием выговорила, переведя стрелки на нее:

— Да с чего вы взяли, Викуся, что он хочет на вас жениться? У меня на этот счет совершенно другие сведения, от самого Евгения, между прочим…

Она запнулась и почти с ужасом воззрилась на меня. Эти слова подтверждали худшие ее предположения. Они говорили о том, что я знакома с Евгением гораздо ближе, чем она предполагала. Я безжалостно продолжила, хотя выяснять отношения в толпе — такой дурной вкус, что дальше некуда. Но пусть пеняет на себя, не я же это затеяла.

— Он вас называет подружкой далекого детства и клянется, что никаких чувств, кроме дружеских, к вам не питает. Так с чего вы называете его своим женихом? Чтобы людям пыль в глаза пустить?

Она уже забыла, что я старая, некрасивая и бедно одетая. Если раньше она воспринимала меня как небольшую досадную помеху на пути к своему безоблачному будущему, то теперь я выросла в ее глазах до огромной опасной горы, которую нужно срочно уничтожить, прежде чем идти дальше.

Викуся не постеснялась бы прилюдно продолжить бой за свое личное счастье, в красках описав мою неприглядную личность, но тетя Вера, наша буфетчица, врубила негромко звучащую до сего момента музыку на полную мощность, заткнув Викусе рот. Та попыталась еще что-то мне сообщить, но перекричать Джо Дассена не смогла, а кричать оскорбления мне в ухо не решилась — еще смажу кулаком по ее кукольной физиономии, ведь страстотерпца из меня никогда не получится.

Разгневанно посмотрев на безмятежную тетю Веру, оскорбленная в лучших чувствах Викуся развернулась и выплыла из буфета, как военный фрегат, пусть и с немного обвисшими парусами. Красиво это у нее получилось, мне понравилось. Я вообще люблю артистичных людей, а Викуся артистка еще та. Молодец! Тетя Вера тут же убавила звук магнитофона, и очередь тихо зашумела, впрочем, не осмеливаясь прямо спрашивать у меня, откуда я знаю столько подробностей из жизни Викуси и Евгения.

Ругая себя за несдержанность, я расстроенно поежилась. Теперь наши дамы с недоверчивым блеском в глазах лихорадочно оценивали, что достовернее из сказанного мною: первая версия или вторая. Стараясь не давать преимуществ ни одной, я с таинственной улыбкой съела, что Бог послал, терпеливо дождалась, когда с едой покончит Ирина, и с достоинством вышла из буфета под пристальными взглядами заинтригованных дам.

Иринка, приказным тоном велев мне идти с ней, просто горела от нетерпения, взбегая в несвойственном ей быстром темпе по лестнице к себе на третий этаж. Поговорить по душам нам до сих пор не удавалось, и она знала не больше остальных. Следуя на ней на приличном расстоянии, я тщательно просеивала в голове информацию, прикидывая, какую ее часть можно безболезненно выдать на-гора. При этом приходилось учитывать и логические способности подружки, и ее безудержную фантазию.