— Доброе утро, Аня. Только что говорил с Андреем ивановичем — он совершенно уверен, что Чернышев к нему с болями не обращался и анализы он у него не брал.

Я почувмтвовала как по коже поползли мурашки, а сердце гулко забилось. Становилось нечем дышать.

— А что пришли новые результаты?

— Да. Я еще не успел посмотреть Андрей с утра позвонил больничный продлить. Говорит не помнит чтобы чернышева осматривал. Странно все это. А ну-ка Анечка приниси подготовленный дома, а потом нашла тот, который пришел из лаборатории и сунула его за пазуху. Снова взгляд на Семеныча — читает.

— Вот все анализы.

— Найди Чернышева, — бросил главврач и отпил кофе. Поморщился. Видно очень горячий.

Я протянула ему бланк и через секунду Семеныч отставил чашку в сторону, поправил очки и впился взглядом в бумажку:

— Ээээ плохи дела. Антибиотик тут не поможет. Его в областную срочно надо. На ультразвук и другие анализы. Почки с такими результатами анализов долго не протянут. Я конечно и без Андрея могу. Мне б у Фомина подписать да и все, но тот настаивает, что должен посмотреть сам. Дело серьезное. Если он упустил — то по шее от начальства получит. Вот и трясется. В карточку ведь не записал. Ладно, Анечка, вы больного уколите все равно и будем готовить. Если что завтра отправим в стационар. Говорит, что сам в лабораторию съездит сегодня, он живет недалеко — проверит анализы.

По моей спине градом стиекали капли холодного пота. Вот и все. Мы пропали. Как только проверят в лаборатории мой обман откроется тут же. Там ведь только один результат будет и тот отличный. Мне стало нечем дышать, я схватила чашку Семеныча и отпила большим глотком горький кофе, поперхнулась еще больше — в чашке коньяк.

— Аня!

Я поставила чашку на стол и мы оба посмотрели друг на друга.

— Аня, я болею, вот вирус видно подхватил, мне подлечится надо и…, - Семеныч оправдывался. Он тут же забыл про Чернышева, а я чувствовала, как алкоголь разливается по телу и сердце бьется в висках. Как же верно говорят: "Хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах"


35 ГЛАВА

ТОЧКА НЕВОЗВРАТА

Я вышла из кабинета Семеныча как зомби. В голове пульсировало одно — если не сегодня, то завтра уже будет поздно. Я зашла к себе в процедурную и облокотилась обеими руками о стол. Голова кружилась, а сердце билось так сильно, что мне казалось, оно выскочит наружу. Я несколько минут смотрела в одну точку. Потом на часы. Потом снова в одну точку. Сегодня. Это нужно сделать сегодня. Ударив ладонями по столу, я подошла к шкафчику с лекарствами. Подумала несколько минут, потом посмотрела в зеркало. У меня нет выбора. Просто нет другого выбора. Я открыла стеклянные дверцы и сунула в карман капсулы с сильнодействующим снотворным. Резким движением рук размазала тушь на глазах, брызнула в них водой. Я подождала, пока из глаз потекут слезы. Сорвала с уха сережку и бросила в раковину. Потерла ладонью нос, пока он не покраснел и "разрыдалась". Прислушалась сама к себе — вроде не фальшиво. Тогда я зарыдала громче. Услышала настороженный голос Семеныча из-за двери.

— Анечка? Ты в порядке?

Дверь распахнулась, и он показался на пороге. Главврач переминался с ноги на ногу, не решаясь войти.

— Ань, ты чего?

— Сережку потеряла, — завыла я, глядя сквозь пальцы на Семеныча. Глаза пекло и слезы градом катились по щекам. Тот усмехнулся.

— Нашла чего реветь. Я думал, случилось что-то пострашнее. Найдем — не волнуйся. Вечером прибираться начнем и найдем.

— Она в раковину упала…не найдем — это подарок.

Я всхлипнула и отвернулась к столу. Вид сзади должен быть вызывающим жалость. Плечи дрожат, вся согнутая, несчастная дурочка Анечка.


Семеныч тяжело вздохнул.

— Ну значит так должно было случится. Что-то теряем, что-то находим.

Он прав. Он, несомненно, прав. Я слишком многое потеряла в этой жизни и теперь не отступлюсь.

— У вас…у вас остался коньяк?

Семеныч "цыкнул" на меня и оглянулся на дверь. Потом кивнул.

— Налейте мне немножко.

Он сомневался, еще раз оглянулся, а я закрыла лицо руками и заплакала снова.

— Хорошо. Я сейчас.

Когда он вышел, я взяла стаканы и налила в них чай. Дрожащими руками достала ампулу из кармана, надломила наконечник и вылила в жидкость в стакан. Надеюсь, у Семеныча сердце крепкое и такую дозу он выдержит. Главврач вернулся через пару минут, воровато озираясь. Я, молча, протянула два стакана и он плеснул туда коньяк, потом спрятал бутылку за шкаф с медикаментами. Семеныч осушил свой стакан залпом, а я лишь пригубила. Сморило его почти сразу. Не знаю, каким чудом мне удалось оттащить его на топчан, не издавая шума, откуда, только силы взялись, он весил раз в десять больше меня. Но у меня как у спортсмена перед финишной — открылось второе дыхание. Я забежала в его кабинет схватила телефон и быстро набрала номер Пашки:

— Паш — это я.

— Совсем сдурела? Почему с..

— Замолчи. Через час Паш. Слышишь? Все изменилось. Будь там через час. Все.

Бросила трубку. Меня трясло как в лихорадке. Я глубоко вдохнула полной грудью и медленно выдохнула, пытаясь успокоится. Потом открыла ящик стола и достала направление Чернышева. Подписи не было. Теперь, самое сложное — отнести к Фомину. Я не знала, как здесь все происходит. Кто должен нести документы на подпись? На глаза попались другие бланки. Я смотрела на витиеватые завитушки двух заглавных букв, которыми подписывался главврач. Взяла ручку, бумагу и дрожащими пальцами вывела буквы на бумаге. Немного похоже. Написала еще раз, потом еще и еще. Похоже. Не совсем, но, похоже, а лучше уже врядли получится. Судорожно глотнув слюну, я подписалась на бланке. Подула на чернила. Потом сунула направление в папку, поправила волосы перед зеркалом. Секундная стрелка тикала в голове. "Или пан или пропал". Другого случая не будет, и пути обратно нет. Я не знала через, сколько времени проснется Семеныч. Хотя алкоголь должен усилить действие снотворного.

Я выглянула из-за двери:

— Чернышева в процедурную заведите. Я его сейчас уколю. Мне к Фомину нужно ненадолго.


Как только Артур вошел в помещение, и за ним закрылась дверь, я рывком обняла его за шею. Он, молча, оторвал меня от себя и посмотрел мне в глаза.

— Сегодня вы поедете в стационар, Чернышев. Мы получили ваши анализы. К сожалению, они очень плохие. Я отнесу ваши бумаги на подпись начальнику.

Артур в недоумении смотрел на меня, он понимал, что что-то происходит. Он видел, насколько я нервничаю. Отрицательно кивнул головой. Я сжала его руки так сильно, что самой стало больно.

— Настолько все плохо?

— Да, Чернышев все очень плохо. Андрей Иванович даже решил сам взглянуть на результаты ваших анализов в лаборатории. Поэтому будьте готовы.

Он все понял и побледнел. Схватил меня за плечо.

— Все будет хорошо, не волнуйтесь, — он снова отрицательно качнул головой.

— А если не будет? — спросил Артур и сжал челюсти.

— Поздно об этом думать. Все уже решено. Сегодня вы отправитесь в стационар.

Я не сделала ему укол. У меня слишком тряслись руки, и Артур это видел. Отобрал у меня шприц и положил на стол.

— Спасибо, Анечка. И за сногсшибательную новость тоже спасибо.

Теперь моя паника передалась и ему, но у нас нет выбора. Мы должны бежать сегодня. До того как Андрей Иванович увидит документы.

— Вы свободны. Можете его забрать.

Охранник увел Артура, а я почувствовала, как в этот же момент перестала дрожать. Началось. У меня нет времени на страх, на промашки. Счет пошел на секунды. Или сейчас или никогда. Мы прошли точку невозврата, в тот момент как я подсыпала снотворное Семенычу и подделала его подпись на бланке.


Я шла по улице быстрым шагом, сжимая в руках папку. Я надеялась, что Пашка все понял. Надеялась, что Артур тоже не подведет, а Семеныч проспит как можно дольше и охраннику не придет в голову его разбудить.

Фомин принял меня не сразу. Он был не один. Я дожидалась в приемной, гипнотизируя большие настенные часы. Если сейчас Фомин заметит, что подпись поддельная или позвонит Семенычу — все накроется. Он тут же поймет. У него чутье развито не хуже чем у сторожевого пса. Но я уже знала, как сбить его с толку. Я очень надеялась, что у меня получится.

Из кабинета вышел Рыжов, по всей видимости, получил по мозгам. Вид у него был довольно удрученный и помятый. Он рассеянно со мной поздоровался и быстрым шагом удалился. Секретарь Фомина вызвал меня в кабинет. Я сняла шапочку, ловко расстегнула первые две пуговицы на кофточке и решительно вошла, прикрыла за собой дверь. Фомин курил и что-то читал в толстой папке, поднял голову и улыбнулся.

— Анечка, очень рад вас видеть.

Нажал кнопку на селекторе:

— Принеси нам кофе. Анечка, вам с молоком? Растворимый?

Я кивнула и подошла к столу. Смотрела на Фомина во все глаза. С чего начать? Черт, это не Новицкий, а я не Инга.

— Что такое, Анечка? Вы так взволнованы? Что-то случилось?

Видит гад. Все видит: и бледность, и дрожащие ручки. Хорошо хоть глаза успела подвести снова, а то с размазанной тушью как-то не с руки соблазнять начальника колонии строгого режима. Все. Пора.

— Взволнованна. Вы обещали мне позвонить…и… я ждала и… Простите. Не важно. Я такая дура. Извините. Тут Семеныч бумагу на подпись передал.

Я открыла папку, руки заметно тряслись, но это не страшно. Пусть думает — от избытка чувств. Фомин встал из-за стола медленно, не заметил даже, как шариковая ручка упала на пол. Я наклонилась за ней, а когда поднялась, он тут же схватил меня в объятия. Сердце колотилось быстро как у пойманной птички. Фомин тяжело дышал, я чувствовала, что он смотрит в вырез моей кофточки. Вдруг подполковник привлек меня к себе и прижался губами к моей шее.