— Инга, милая, ты уже приехала? Так быстро? Я ожидал тебя дней через десять.

— Герман поторопил своих оболтусов, и они закончили в срок. Не томите меня, что там ваш человек узнал?

— Много чего узнал, милая, много чего. Приезжай ко мне завтра, порадуй старика, давно я тебя не видел.

Я улыбнулась. Эх, Иван Владимирович один вы у меня и остались из моего прошлого.

— Конечно приеду. Спасибо вам.

— Инга, чем могу, как говориться — ты ж меня старого содержишь, у меня что только и осталось, так это мои связи. Вот помру, и кто тебе помогать будет?

Мое сердце дрогнуло. Я не любила, когда он так говорил, меня охватывала тоска.

— Ну что за глупости. Вы еще нас всех переживете. К вам сиделка приходила сегодня?

— Так она теперь со мной круглосуточно, сейчас в магазин побежала за кифирчиком. Я ж не молодею, милая, я все дряхлею и болячка моя обострилась. Вот Верочка и сидит со мной сутками.

Я почувствовала, что начинаю нервничать. Иван Владимирович от меня что-то скрывает.

— У вас снова приступы начались, да? Только не обманывайте.

— Да было один раз всего, только ты не волнуйся, все обошлось Верочка скорую вызвала.

— Так. С завтрашнего дня у вас кроме Верочки будет медсестра дежурить. Я подскочу к вам утром. Так что запасайтесь моим любимым вареньем с печеньками.

— Да, Васенька, как всегда. У меня припасено. Я ж тебя жду каждый день. Мне только и осталось ждать тебя, мое солнышко.

— Иван Владимирович! — я строго нахмурилась, но злиться на него не могла.

— Прости старого дурака, вырвалось.


Значит, информация подтвердилась, а еще наверно по ходу и фотки будут. Ну что Чернышев приступим к игре в кошки мышки? Только теперь кошкой буду я.


8 ЛЕТ НАЗАД. Васька


— Василиса, куда опять голодная пошла? Я тебе бутерброды сделал. А ну-ка остановись. Ишь размалевалась. Васька, ты мне смотри, чтоб в десять дома была.

Я с благодарностью взяла завернутый в лощеную бумагу бутерброд, чмокнула Ивана Владимировича в морщинистую щеку и быстро сбежала с лестницы. Иван Владимирович — мой сосед, а теперь и мой опекун. Инвалид войны, одинокий старик, который пожалел бедную сиротку, когда мои непутевые родители сожгли квартиру и сгорели в ней сами. Мне тогда едва шестнадцать исполнилось. Хотели меня в детдом определить, вот Иван Владимирович опекунство и оформил. Только сейчас я понимаю, какой это был подвиг с его стороны. Сам на гроши жил, едва концы с концами сводил, а еще и меня содержал. Следил, чтобы в школу ходила, кормил поил. Я его любила, любила больше, чем свою вечно пьяную мамашу и папашу, который нещадно выбивал из меня "дурь" ремнем с солдатской пряжкой. Хорошая такая пряжка была, у меня она на всех частях тела отпечатывалась почти каждый день. Матери наплевать было, она как всегда или под столом валялась, или находилась в поисках выпивки, а отец лютовал. Я тогда у Ивана Владимировича пряталась, а потом он и приютил меня навсегда. Сейчас я ума не приложу, как мы выжили на его копейки да на мои гроши. Иван Владимирович всегда говорил, что это мы шикуем, что я и не ведаю что такое настоящий голод. У меня кусок хлеба три раза в день, варенье, картошка да печенье, а вот в войну им такой кусок на всю семью на целые сутки выдавали. Вот такой у меня Иван Владимирович. Наверное, все же нужно называть его отец.

В этот день я отработала с утра официанткой, а к вечеру переоделась в свое единственное нарядное платье и пела для пьяной публики. Хорошим обещал быть вечер, за парой столиков день рожденье справляли, все время песни заказывали. Генка, хозяин ресторана, если это место можно было так назвать, ходил с довольной рожей, и я понимала, что моя сегодняшняя выручка будет очень неплохой. Ну, я на это очень надеялась. Ивану Владимировичу надо лекарств купить, да и у меня все вещи износились, а уже осень на носу. Пела я давно, сколько себя помню. Каждый день раньше бегала в музыкальную школу, выступала на концертах, вот и пригодилось теперь умение. Тогда это была возможность сбежать из дома, где мое отсутствие не особо замечали.


ОН появился около девяти вечера. Когда увидела его, даже с ритма сбилась. В этой забегаловке такого парня не встретишь. Тут одна пьянь, да районная босота. Я сразу поняла, что эта компания забрела сюда случайно. Два парня и две девушки, только я его спутников не заметила, а вот с него глаз не сводила. Это была любовь с первого взгляда как в кино, в книжках. Только моя книжка была с плохим концом, но я тогда еще об этом не знала. Я просто пожирала его взглядом и чувствовала, как мое сердце пропускает удары. Он был модно одет. Я, конечно, не понимала в этом особо, только мне безумно нравилась его спортивная рубашка и светлые, потертые джинсы. Он беседовал с друзьями, смеялся, курил. На меня не смотрел. Я была только фоном для приятного вечера. А потом он все же бросил взгляд на сцену, если так можно было назвать освещенный красным фонарем пятак, и меня пронзило током. Его глаза. Они были пронзительно-синие, как кусочки неба после грозы. Взгляд тяжелый, его чувствуешь всем телом, словно смотрит прямо в душу. Теперь я пела для него. Мой репертуар полностью изменился, и не только репертуар, изменилась я сама. Завсегдатаи улюлюкали, удивляясь перемене, словно чувствовали, что теперь я пою всем сердцем, а я просто смотрела на него и слова сами рвались наружу. Теперь парень смотрел на меня с интересом, он даже забыл про свою спутницу. Пускал колечки дыма и не сводил с меня своих изумительных глаз.


Все моя воодушевленность нынешним вечером испарилась, когда я пересчитала деньги, которые заплатил мне Генка, владелец этого гадюшника. Генка, у которого я пахала как проклятая чуть ли не целыми сутками.

— Гена, ты что? Тут же меньше чем вчера, я ведь знаю, что должно быть на сотню больше.

Генка отмахнулся от меня как от назойливой мухи.

— Все что есть, вали домой, Васька, и скажи спасибо.

У меня от обиды даже слезы на глазах выступили.

— Ген, я ж сегодня четырнадцать часов отработала. Музыку постоянно заказывали.

Генка с раздражением отодвинул меня в сторону и хотел выйти в опустевшую залу, но я схватила его за руку.

— Не заплатишь — больше не выйду.

Мужчина резко схватил меня за запястье и выкрутил его так, что у меня искры с глаз посыпались.

— Ты, рвань подзаборная, спасибо скажи, что я вообще тебе работу даю и хоть что-то плачу. Уйдешь — нигде работы не найдешь. Я тебе обещаю — ни в одно заведение кроме борделя не возьмут. Да и там хорошо подумают. Посмотри на себя — кожа да кости, подержаться не за что. Выглядела бы хорошо так и платили бы тебе больше. Тоже мне звезда выискалась. Пошла вон.

— Скотина! — Я плюнула ему в лицо и в этот момент он замахнулся.

— Девушку в покое оставь! И лапы от нее убери!

Я обернулась. В проеме двери стоял тот парень, ради которого я весь вечер пела так, как в последний раз. Генка нахмурил бесцветные брови.

— Мы уже закрылись, так что будьте добры — освободите помещение.

Парень усмехнулся:

— Ты бы охрану себе завел что ли. Девочку отпусти и деньги отдай.

— Да пошел ты! — Генка оттолкнул меня с такой силой, что я больно ударилась о стойку бара. Он повернулся к парню, — мне охрана не нужна — я сам тебя уделаю.

В тот же момент мой неожиданный спаситель резким ударом ноги уложил Генку на кафельный пол, навалился на него сверху и сдавил ему горло одной рукой. Я засмотрелась на парня: под светло-серой рубашкой перекатывались мышцы, на четких скулах играли желваки. Для меня он был чуть ли не принцем на белом коне. Он из другой жизни, из яркой красивой жизни, которую можно увидеть только в кинотеатре, такие как он, не смотрят в сторону, таких как я.

— Деньги отдай! — отчеканил парень, сдавливая горло Генки сильнее.

Тот покраснел, глаза повылазили из орбит, он нервно шарил в кармане. А я смотрела на парня, и мое глупое сердечко билось быстро-быстро.

Деньги мне заплатили, Генка швырнул в мою сторону мятые купюры и прошипел:

— Чтоб ноги твоей здесь не было.

Я побледнела, мне даже стало нехорошо. Если Генка меня прогонит, я останусь без гроша в кармане. На пенсию Ивана Владимировича мы точно не протянем. Но парень уже вытянул меня за руку на улицу. Наверное, я ревела, потому что он вытер слезы с моих щек и укутал меня в свою куртку.

— Где ты живешь? Я отвезу тебя домой. Меня Артур зовут, а тебя?

Я всхлипнула и тихо пробормотала:

— Васька.

— Что за имя такое? Нет, ты не Васька — ты Василиса прекрасная.

Вот так я познакомилась с Артуром и моя жизнь изменилась. Просто резко пошла в гору. Для того чтобы потом было больнее падать вниз. Но тогда я об этом не думала. Я влюбилась. Первый раз в жизни. Влюбилась до дрожи в коленках, до сумасшествия, я просто потеряла голову.

Артур показал мне, что жить можно по-другому. На следующий день после нашего знакомства он устроил меня на работу в другой ресторан. В приличный. Брать меня сразу не хотели, но видимо у Артура везде были знакомые. Так что меня приняли, правда с условием, что Артур приведет меня в порядок. Я не особо понимала, что это значит, но к вечеру у меня была новая одежда, новая прическа и собственный сотовый. Кто-то, наверное, сказал бы, что это неприлично так вести себя с незнакомцами. Но я не считала Артура незнакомцем, он так красиво делал подарки, что от них было невозможно отказаться, он говорил, что это нужно для новой работы, что деньги я верну ему потом. Тогда я думала, что верну обязательно. Артур ухаживал за мной красиво, нет, он ухаживал волшебно, непередаваемо. Даже когда я уже не была с ним, я все еще понимала, что в искусстве обольщения ему нет равных.


***


Артур осторожно повернул ключ в замке, надеясь, что никого нет дома, и Алена уехала к своей матери. Надежды не оправдались. Жена стояла за дверью с заплаканным лицом и вечным упреком в глазах. Артур сухо чмокнул ее в щеку, снял грязные туфли и прошел в залу, сел на белый кожаный диван, закинул ногу за ногу. Раздражение нарастало постепенно, издалека.